Заповедными тропами - Евгений Спангенберг

— Будут там сидеть и птенцов не найдут, — говорит Саша, — давай-ка раскидаем камыш, чтобы от гнезд и следа не осталось.

Опять возвратились мы к бывшей колонии и, работая веслами, уничтожили оба маленьких островка.

После всего этого воспользовались мы моряной, подняли косой парус и, гонимые свежим ветерком, укатили к кордону.

Перетащив пеликанят, я, откровенно говоря, мало надеялся на удачу. Наверное, придется ребятам кордона заменять птенцам их родителей. Искусственный плот помещался по меньшей мере в трехстах метрах от гнездовых островков, а птицы в этом отношении ужасно капризны. Иной раз найдешь гнездо какой-нибудь чересчур осторожной птицы, осматривая, дотронешься до него руками, и птица бросит яйца. В данном же случае мы положительно наразбойничали. От бывших гнезд следа не оставили, птенцов перетащили за триста метров. Какая уж там надежда, что их «старики» найдут и выкормят!

Однако, вопреки моим ожиданиям, опыт увенчался успехом. На следующий день на плоту рядом с птенцами сидели два взрослых пеликана, а через день и все родители, дети которых были спасены от затопления. Как видите, в некоторых случаях можно без всякой церемонии вмешиваться в птичью жизнь, не вызывая дурных последствий. Перевозя пеликанят на новый плот, мы этим способствовали его дальнейшему заселению. Ведь эти пеликанята в будущем обязательно загнездятся на плоту, где прошло первое лето их жизни.

— Ремезиные яйца вода затопила, — зайдя ко мне, сказал мой юный приятель.

— Как затопила? — удивился я. — Ведь это не пеликанята. Гнездо-то на целых два метра над водой висит.

— Не знаю, как случилось, но в гнезде воды полно и яйца под водой лежат.

Ничего не понимая, я сел в лодку и через несколько минут был уже у знакомого места. Здесь над узкой проточкой, метра на два от водной поверхности, на конце ветви ивы висело гнездо ремеза. Около него суетилась крошечная птичка. Она выдергивала из гнезда строительный материал и перелетала с ним на соседнее дерево. Там взамен погибшего гнезда она уже строила новое. Встав в лодке на скамейку и пригнув нависшую ветку, я всунул палец в гнездо птицы. Яйца действительно лежали под слоем воды. «Как же могло случиться, что в гнезде вода?» — удивился я.

Ремез — крошечная, близкая к нашим синицам птичка. В конце мая из пушинок, окружающих семена камыша и тополя, сооружает ремез теплое гнездышко, похожее издали на серовато-белую рукавичку. Висит такая рукавичка над речкой, покачиваясь от ветра на гибкой ивовой веточке. Много таких птичек — ремезов в дельте Волги водится; много и гнезд удается встретить при поездках на лодке по протокам заповедника.

Несколько дней строили два ремеза замеченное мной гнездышко. Наконец кончили свое строительство, и самка стала откладывать в гнездо белые яйца.

Но не успела птичка закончить кладку, как гнездо вдруг погибло. И погибло оно, конечно, не от подъема воды, затопившей гнезда чаек и пеликанов.

Яички были затоплены «кукушкиными слезками».

Над водой нависла кудрявая ива. На ее вершине уселась кукушка, далеко разносится ее громкое, звучное кукование, да, булькая, падают в воду крупные капли. Неужели это плачет кукушка, неужели это кукушкины слезки?

Есть у нас насекомые цикадки — ивовые пенницы. Большими колониями их личинки живут на деревьях ивы, выделяя на листья и ветки пену. Собирается она в капли, стекает по веткам ивы и наконец каплет с дерева. Народ называет ее «кукушкиными слезками».

Видимо, неудачно построил крышу своего гнезда ремез: одна за другой капли, стекая по нависшей веточке, проникали в гнездо ремеза и затопили его яички.

Вот что случается в дельте Волги при отсутствии настоящего паводка. Но посетил я как-то дельту в самый разгар наводнения и видел, как борются животные с водой за свою жизнь.

Неузнаваема дельта Волги во время половодья. На взморье, куда ни глянешь в голубую даль, кругом вода. Только на горизонте маячит невысокая зеленая полоска кустов и деревьев. И в знойный полдень вас непреодолимо потянет туда, к твердой почве, под тень развесистых ив. Но лучше не поддавайтесь соблазну. Вдали не земля, а затопленный лесистый остров. Сквозь зеленую лесную чащу медленно струится вода, да среди древесных стволов, обвитых побуревшей растительной ветошью, лениво покачивается на сонной волне занесенный сюда валежник. За мнимым лесным островом опять блестящая водная гладь с неясным очертанием древесной растительности на горизонте и отдельными желтыми пятнами плавающего тростника. А над всем этим — белые цепи облаков на ярком голубом небе. Глянешь кругом на безбрежную воду, на небо — ширь-то какая!

Грандиозна картина разлива, но страшное это время для четвероногих обитателей дельты. Беспощадна вода — сколько диких поросят гибнет при летнем паводке!

Вот слабый ветер едва надувает наш косой парус, но легкая лодчонка быстро бежит, с журчанием рассекая воду, прямо на восходящее солнце.

Далеко впереди на блестящей водной поверхности движутся какие-то черные точки. Их несколько — крупная впереди, мелкие следуют за ней. «Наверное, утка с утятами», — решаем мы. Вот они достигают желтого пятна, плавучею камыша, и среди него становятся едва заметны. А наша лодка с каждой секундой сокращает расстояние, и вдруг всем становится ясно, что это не утиный выводок — да и что ему делать среди открытой воды? Это что-то другое, какие-то крупные животные. Мы несколько изменяем направление, и послушная кормовому веслу лодка теперь скользит к желтому пятну; по мере приближения оно быстро растет.

Где-то в глубине дельты высокая вода подняла целую копну сухого слежавшегося тростника, быстрое течение подхватило ее, крутя, понесло по узким протокам и наконец выбросило на широкий простор взморья.

— Кабаны, свинья с поросятами! — кричит стоящий на носу лодки босоногий мальчуган, и все встают на нога, наклоняются под парус и смотрят в том направлении. Поросята выбрались на тростник и, провалившись ногами сквозь стебли, несколько погрузились в воду. Вытянувшись все в одном направлении, они лежат неподвижно, как будто затаились среди тростника и боятся выдать движением свое присутствие. Положение взрослой свиньи еще плачевнее. Тростник не держит ее тяжелого тела, и она, подмяв его под себя, отдыхает в воде, высунув над поверхностью лишь свою длинную голову. Лодка огибает островок и удаляется в сторону.

Ведь кабан не заяц, помочь нельзя. Свинья не даст поймать поросенка, еще, чего доброго, бросится его защищать, перевернет лодку. Пусть отдыхают. Но что их ждет впереди, удастся ли им доплыть до твердой почвы?