Легко ли быть одной? - Туччилло Лиз

Любовь всей ее жизни, любовь всей ее жизни. Стоя под душем, Элис поняла, что, в конечном счете, все сводится к одному вопросу: во что она верит? Другими словами, какой жизнью она хочет жить? Действительно ли она думает, что такой мужчина на самом деле существует? Считает ли она разумным возвращаться в дебри существования одинокой женщины в надежде отыскать его в конце концов? За что она хватается? Уже вытираясь, Элис поняла, что не хочет быть девушкой, упрямо отказывающейся остепениться и завести семью. Девушкой, которая считает, что жизнь коротка и поэтому лучше быть одной и искать любовь всей своей жизни, чем остановиться на том, кто есть рядом. Такой девушкой она быть не хотела. Потому что девушка эта глупа. И наивна. Элис же любила действовать практично; она была адвокатом, так что предпочитала быть реалисткой. Ожидать и бесконечно искать любовь всей жизни утомительно, это изматывает. И может, к тому же, оказаться всего лишь иллюзией. Да, Элис было известно, что есть люди, которые выиграли джек-пот в любовной лотерее: они влюбились в свою половинку, которая была так же без ума от них, и их совместная жизнь сложилась гармонично и была наполнена любовью. Но ей не хотелось быть девушкой, которая упрямо хватается за то, что может никогда не произойти.

Завернувшись в маленькое полотенце, Элис снова села на свою кровать и заплакала. Начав всхлипывать, она обняла свои ноги, положила голову на колени и стала раскачиваться, продолжая плакать.

Она поняла, что именно такой девушкой она и была все это время.

Девушкой, в свои тридцать восемь не готовой отказаться от мечты встретить мужчину, который заставит ее сердце взлететь в небо и с которым она счастливо проживет всю жизнь. Элис плакала, понимая, что ей придется переживать о том, чтобы вообще когда-то создать семью, что судьба вновь бросает ее в мир, где ничего не гарантировано и все, что у тебя есть, это только надежда. Это означало, что она снова будет одна. И Элис это понимала.

К тому моменту как появился Джим, она оделась, но плакать не перестала. В квартиру он вошел, таща за собой свой большой чемодан на колесиках. Элис высказала ему все с порога.

– Тебе нужна женщина, которая будет считать тебя любовью всей своей жизни, – всхлипывая, сказала она.

В сплошном потоке слов, слез и извинений Элис начала объяснять ему, что не может выйти за него – ни в Исландии, ни здесь, нигде.

Теперь уже и на его глазах появились слезы.

– Но зато ты являешься любовью всей моей жизни. Разве это ничего не значит?

Элис покачала головой.

– Думаю, я не могу быть любовью всей твоей жизни, если не могу сказать то же самое о тебе.

Джим принялся шагать по комнате. Они разговаривали очень долго. Джим сердился, а Элис снова и снова извинялась. В конце концов он все понял. Он простил ее и пожелал ей счастья и всего наилучшего. С точки зрения Элис, от этого разрыва ей было намного хуже, чем ему. Она видела, что Джим уходит шокированный и убитый горем, и ужасно мучилась угрызениями совести. Но она также понимала, что он влюбится снова. Встретит подходящую женщину, женится на ней, они нарожают детей и будут очень счастливы. Что касается Элис, она не была в этом уверена. Поэтому она легла на диван и опять заплакала.

Когда я позвонила ей на следующее утро и выяснила, что произошло, я испытала большое облегчение. О чем я думала, подталкивая Элис выйти замуж за Джима? Кем я себя возомнила, давая ей вообще какие-то советы, не говоря уже о совете выйти замуж за нелюбимого человека? Но говорила она совершенно убитым голосом; я такого никогда не слышала. Я уже начала подумывать о том, чтобы срочно вернуться домой и поддержать Элис, но затем у меня появилась идея получше.

– Слушай, почему бы тебе не встретить меня в Исландии? Ведь билет у тебя есть.

– Что ты имеешь в виду? Предлагаешь мне провести медовый месяц с тобой? – спросила Элис абсолютно серьезно, без тени юмора.

– Ну, в Исландии должно быть просто замечательно. Я всегда хотела туда попасть.

И это правда. Все, кто бывал там, дружно говорили мне, что это просто фантастика. Правда, я не помнила точно, почему именно они так говорили, но это было уже не важно.

– Думаю, тебе необходимо немного встряхнуться.

– Это да. Но, наверное, все-таки не там, где я собиралась провести медовый месяц.

– Я тебя умоляю. Ты ж не на Гаваи летела на свой медовый месяц, а в Исландию, да еще в разгар зимы. Так что об этой части программы ты легко сможешь забыть, – сказала я. А потом добавила: – Я тебе это обещаю. Давай сделаем это. Будет весело.

В аэропорту Мумбаи я зашла в дамскую комнату. Там я встретила пожилую женщину в потрепанном сари, фиолетовом с белыми цветами; взгляд у нее был тревожно-испуганный – здесь мне часто встречалось такое выражение глаз у людей. Я подумала, что она тут работает, но не была в этом уверена. Когда я вышла из кабинки, женщина протянула мне бумажное полотенце, которое я вполне могла бы взять и сама. А потом показала пальцами на свой рот. Этот безжалостный город неисправим. По возрасту она годилась мне в бабушки и при этом побиралась в туалете аэропорта Мумбаи. Я отдала этой женщине все рупии, какие у меня оставались, после чего сделала то, что уже научилась делать в такой ситуации. С надеждой на лучшее я приняла две таблетки лексомила.

Проснулась я немного чумная, когда пилот сказал, чтобы пассажиры приготовились к посадке: лексомил помог мне преодолеть громадное расстояние. Спасибо тебе, Господи, что в нашей жизни присутствуют такие маленькие радости.

Похороны Роберта состоялись через два дня после его кончины. Джоанна решила, что они с Кипом на пару недель уедут к ее родителям, просто чтобы на некоторое время скрыться от прессы, тяжелых воспоминаний и хаоса в голове. Серене был предоставлен двухнедельный оплачиваемый отпуск, и она понятия не имела о том, как им распорядиться. Поэтому, когда Элис позвонила ей, чтобы узнать, как дела, а также сообщить, что ее свадьба расстроилась и теперь она летит в Исландию на встречу с Джулией, Серена сориентировалась мгновенно.

– Слушайте, а можно и мне с вами? То есть я, конечно, понимаю… это твой медовый месяц… и вообще… но я просто подумала…

– Конечно можно, разумеется, – без промедления откликнулась Элис. – Я точно не знаю, чем они там питаются, в том смысле, как там у них с вегетарианством…

– Да пошло оно все, – с чувством сказала Серена. – Все должно быть в меру, разве не так?

Элис улыбнулась.

– Точно.

Руби тем временем никак не могла прийти в себя после того, как отказалась от искусственного оплодотворения. Ее потянуло в обратную сторону: она стала размышлять о том, что она в итоге потеряла, и ее поступок уже казался ей ошибкой. Она начала подумывать, не подсесть ли ей по примеру матери на антидепрессанты, но такое было трудно себе представить. Одинокая женщина, принимающая антидепрессанты в состоянии депрессии – это звучало слишком уж депрессивно.

Она изо всех сил сопротивлялась. В данный момент Руби лежала на полу и делала гимнастику, чтобы заставить свое тело вырабатывать гормон радости – эндорфин. Встреча с Сереной и вся эта история с Джоанной и Робертом напомнили ей о том, что жизнь коротка и нельзя попусту тратить ее на слезы и сожаления по поводу того, что могло бы быть. Тем не менее, поднимая тело из положения лежа и качая пресс, Руби думала о том, что из той спермы мог бы получиться отличный ребеночек и каким симпатичным он – или она – мог/могла бы стать. В этот момент Серена заглянула в комнату и сообщила, что только что разговаривала с Элис и теперь летит с ней в Исландию, где они встретятся с Джулией. Руби замерла.

– Я всегда мечтала попасть в Исландию! Говорят, Рейкьявик просто потрясающий! Слушай, можно мне с вами?! – возбужденно воскликнула Руби.

Серена выглядела озадаченной.

– Хм, думаю можно… может, ты позвонишь ей…

– Да, я сейчас позвоню Элис и все выясню. – И Руби бросилась к телефону.