Обитель любви - Жаклин Брискин

На нем были поношенные фланелевые брюки. Левую ногу он вытянул перед собой и положил на соседний стул. Но в его позе не чувствовалось расслабленности. Он был напряжен, и это тревожило. Но в его возрасте это напряжение было даже привлекательным. Кожа туго обтягивала его лицо, бледное, как у выздоравливающего больного. Он смотрел на нее, удивленно приподняв черные брови.

Она покраснела, осознав, что все это время не отрывала от него глаз, воображая летчика, героя ее будущего сценария.

— Я... Не думаю, что мы знакомы...

— Вы так на меня смотрели, что я подумал: мы с вами старые друзья, — сказал он и улыбнулся, как ей показалось, насмешливо.

— Я уставилась на вас, простите... Это было неприлично...

— Кто сказал, что неприлично? — возразил он. — Ваш взгляд я расценил как приглашение.

Он взялся обеими руками за свою левую ногу и опустил ее со стула. Затем поднялся и, хромая, подошел к ней. Он сел на место, где прежде сидела Лайя, с какой-то сердитой осторожностью.

— Вы похожи... — Тесса умолкла, но потом закончила: — На одного человека, чей образ я рисую в своем сознании.

— Ага, вы писательница. А эта миниатюрная блондинка — актриса.

— Откуда вы знаете?

— Во мне цыганская кровь. — И снова насмешливая улыбка на красивом лице. — А еще я немного подслушал.

— О!

— У вас голубые глаза и черные волосы. Жаль, фильмы сейчас черно-белые: вы тоже могли бы стать киноактрисой.

Тесса понимала, что он ее поддразнивает, но не могла ответить ему тем же.

— Я недостаточно хорошенькая для актрисы, — тихим от смущения голосом ответила она. — И еще слишком высокая.

Взгляд его скользнул по ее узкой юбке и стройным ногам.

— А вы снимайтесь, стоя на коленях.

Музыка в зале прервалась, и пока меняли иглу и крутили ручку граммофона, оттуда доносился оживленный разговор.

— Я так не умею, — пробормотала Тесса.

Он массировал свою левую ногу. Поднял на нее глаза.

— Что?

— Просто мне не удалось парировать ваше остроумное замечание, — объяснила она.

— Не такое уж оно остроумное.

Он по-прежнему растирал свою ногу. Она подумала о его хромоте. Было видно, что это не только причиняет ему боль, но и вызывает раздражение. Травма, должно быть, недавняя. Поэтому он такой бледный? Интересно, как это случилось?

— Ну и как, удалось продать что-нибудь из ваших сюжетов? — спросил он.

— Два. Для короткометражных фильмов. Один уже снят, другой в работе.

— О чем они?

— О Ричарде Львиное Сердце... А в первом речь идет в основном о Саладине.

— А кого вы увидели во мне? Крестоносца или варвара?

— В вас?.. Никого. То есть нет...

— Почему вы постоянно поправляете себя? Вы что, такая нервная?

С близкими — в семье, с прислугой — Тесса держалась уверенней. Но, общаясь с незнакомыми людьми, становилась нерешительной, легко смущалась. А этот молодой человек с его тонкой саркастической улыбкой был к тому же слишком красив. Именно он вызывал в ней неловкость. Краска прихлынула к ее лицу, и с преувеличенной живостью она воскликнула:

— Вы летчик!

Он рассмеялся, потом закашлялся. Кашель был неприятным. Она еще больше покраснела.

— Значит, — сказал он, — вы тоже цыганка?

— Что?

— Я и вправду летал.

Не вставая, она вся подалась к нему.

— А на что это похоже? Наверно, дух захватывает? У вас не было чувства, точно вы парите над землей, как птица? А когда делали петлю, наверно, вам становилось дурно?.. Ну, как морская болезнь? А что позволяет аэроплану набирать высоту и снижаться? Держать высоту? Я в этом совершенно не разбираюсь! Где вы учились...

— Довольно!

— Прошу вас, мне нужно знать! Этот сценарий для меня очень важен! А я ничего не знаю...

— Тогда какого черта беретесь писать об авиации?! — рявкнул он уже без тени шутки. Лицо его словно окаменело.

Она вжалась в стул. Через открытые двери до них доносился скрип заезженной пластинки. Через каждые два слова раздавался какой-то щелчок.

Какая длинная дорогаведет в обитель моих грез,где поют соловьи...

«Ну, конечно, — подумала Тесса. — Вот откуда хромота!»

Руки у нее затряслись, и она зажала их коленями.

— Простите, — проговорила она. — Простите...

Свет луны...

Щелчок.

— В «Юниверсал» требуются статисты, — раздался высокий голосок Лайи. Подойдя, она положила руку на спинку стула, на котором сидела Тесса.

— Так кто это был? — спросил смуглый молодой человек. — Все-таки Билли Битцер?

— А, мистер Незнакомец, здравствуйте! — протянула Лайя, улыбнувшись и чуть наклонив набок голову. — А вы молодец, что заметили между ними сходство. Но это оказался не он. — Тут она снова обернулась к Тессе и страстно взмолилась: — Тесса, если я за час доберусь до «Юниверсал», то получу эту работу! Им нужен костюмированный статист! — У Лайи было три вечерних платья с блестками и накидка из белого кролика, так что она считалась «костюмированной». — Удружи, а?

— Конечно, — согласилась Тесса, поднимаясь со стула. Вдруг она ни с того ни с сего сказала смуглому молодому человеку: — Я буду здесь завтра.

Он тоже поднялся, перенеся всю тяжесть тела на правую ногу. Вежливо кивнул, но ничего не ответил.

Девушки пошли к месту стоянки «мерсера». Лайя спросила:

— Кто-то из этих?

Под «этими» подразумевалась киношная публика.

— Нет.

— А тогда откуда он знает Билли Битцера?

— Он просто подслушал наш разговор.

— Ну и что, дорогая? Ведь это не преступление. Мужчины всегда подслушивают, о чем говорят девчонки. — Лайя помолчала, о чем-то задумавшись. — В нем что-то есть, правда? Какой-то магнетизм. Смуглый, как Фэрбенкс[32].

Тесса, наклонившись, крутила ручку, чтобы завести машину. При этом она бросила взгляд на длинную тенистую веранду. Молодого человека там уже не было.

— Я даже не знаю, как его зовут. — Ее вздох заглушил шум заработавшего мотора. — И кто меня за язык тянул говорить, что я буду здесь завтра?

— Завтра, — проговорила Лайя. — Будем молиться Богу за то, чтобы завтра продолжались съемки.

— Он не придет, — сказала Тесса. — И я тоже.

На другой день около двух часов пополудни Тесса остановила машину напротив отеля «Голливуд». Ее руки в лайковых водительских перчатках вцепились в руль, обмякли, снова напряглись. Она сидела, настороженно выпрямившись, и наблюдала за женщиной с маленькой девочкой, которые вышли из банка на другой стороне улицы.

— Привет! — вдруг раздался его голос.