Аграрная исстория Древнего мира - Макс Вебер

Но все это остается по необходимости гипотетическим. Крепко держаться нужно лишь за следующее: что плебс и клиентела, плебеитет и прикрепление к земле (Grundhörigkeit), феодальное городское государство (Stadsttaat) и вотчинная власть (Grundherrlichkeit) совершенно не совпадают. В сословной борьбе патриции — поскольку верна истине традиция — в общем имели в клиентах опору против плебса. Закрепленным на земле (grundhörig) городской плебей (как раз его существование особенно бесспорно благодаря существованию древнейших 4 триб, городских) вообще не может быть. В деревне прикрепление к земле (Grundhörigkeit) клиентов возможно (но не доказана). Прикрепление к земле pagani, судя по всем позднейшим источникам, совершенно невероятно и в древнем войске гоплитов (которое древнее, чем трибуны) невозможно (илотам соответствовали в войске клиенты, plebs — периэкам). «Феодальным» было социальное расчленение старинного городского государства благодаря как существованию клиентов, так и исключению plebs’a из управления. Но «феодализм» — не то же, что «вотчинная власть» («Grundherrlichkeit»). Для патрицианского землевладения, как это было и в других местах, рабочими руками были, рядом с нанятыми и в качестве заклада полученными крестьянскими сыновьями («personae in mancipio»), попавшие в рабство должники, затем (все больше и больше) взятые в плен на войне и купленные рабы, в раннюю эпоху, может быть, выходившие на помочи прекаристы-клиенты.

Притягательная сила, которой обладал Рим для синойкизирующих владетелей бургов (Burgherren), каким был Аппий Клавдий, в раннюю эпоху едва ли заключалась в желании получить долю в его тогда обнимавшей сравнительно небольшую область полевой земле, и позднейший блеск рода Клавдиев (gens Claudia) покоился не на этом земельном наделении. Но то и другое имело свою общую основу в том, что Рим был местом посреднической торговли (ein Zwischenhandelsplatz), где можно было стать состоятельным человеком с помощью своих рабов, с помощью ростовщических ссуд, посредством участия в торговле и т. д. Впервые изменило это территориальное расширение Рима путем присоединения континентальных областей (die kontinentale Expanzion), которое идет рука об руку с победой плебса (см. ниже). Приведенные выше данные об Atta Clausus могут служить лишь тому, чтобы сделать ясным, насколько малыми представляли себе в древности «поместья» («Grundherrschaften») старинного римского патрициата. И в этом древняя традиция могла быть верна истине. Если 16 носивших родовые имена tribus rusticae действительно возникли в середине V в. до P. X. (см. ниже), в таком случае каждая из них, если судить по передаваемому традицией тогдашнему объему ager Romanus (50 000 — 60 000 гектаров), обнимала около 3200–3500 гектаров земли, — что было бы вполне приемлемым числом. Из всей исчисляемой, самое большое (см. ниже), в 30 000 гектаров наличности способной давать урожая земли, приходившейся на ager Romanus, каждому из 300 сенаторских родов древней традиции досталось бы владение в несколько более 100 гектаров с правами на пастбище, если бы они владели всей римской почвой. Нам представляется это для востока Германии как стоящий лишь на границе крупного владения. Но следует вспомнить земельные домены и земельные участки аттических аристократов (пентаксиомедимн — около 50 гектаров, наследственная земля Алкивиада — 30 гектаров).

Из этих цифр, если для пробы их положить в основу, вовсе, таким образом, не следует, что городская знать должна была владеть всей землей. Ибо ее доходы — как и доходы знати каждого античного полиса — были частью специфически городского происхождения (торговля), часть, же покоились на владении скотом, для которого внутри старинных pagi можно было располагать едва ли не половиной земли в качестве compascua[449]. Как вторичное, как следствие возраставшего денежного могущества знати и здесь возникла тенденция к скоплению земли и к закабалению за долги рядом со знатью находившихся в pagi свободных крестьян. Что в существовании этих закабаленных за долги людей проглядывал элемент тяжелой угрозы для внутренней безопасности, об этом свидетельствует постановление Двенадцати таблиц, по которому в порядке исполнения приговора о взыскании (im Exetutuioswege) приведенные для долгового ареста у кредиторов должники по истечении срока уплаты долга должны были быть или убиты, или проданы за границу (trans Tiberim [за Тибр]), тогда как эллинский кредитор мог и внутри страны удержать их в качестве рабов.

О том, чтобы древние владения патрициев (в смысле традиции) были больше или только таких размеров, как с помощью рабов возделывавшиеся поместья времени Катона (около 60 гектаров), не может быть и речи. Скорее мы можем в качестве среднего размера признать поле, едва ли несколько больше 30 гектаров. С 30 гектаров кампанской почвы, засеянной полбой, в случае хорошей обработки, кладя в основу приведенные Полибием и с его слов Катоном дневные рационы для солдат и рабов (пшеницы, которая идет на полбу) и предполагая хорошую доходность, во всяком случае, могли удовлетворить натурально-хозяйственным способом свою потребность в хлебе 60 взрослых мужчин и около 20 (малых) семейств. К этому следует прибавить пастбищные права, обеспечивавшие молоко, сыр, шерсть, и прела на рубку леса для топлива, построек и поделок. Рассматриваемый таким образом, с точки зрения количественных отношений римский «gens» в смысле традиций должен был приблизительно так выглядеть, — как бы он ни был социально расчленен, что касается отношения свободных к клиентам или рабам. При круглым счетом 300 таких родов приблизительно третья часть полевой земли приходилась бы на патрицианские поля; на остальной могли бы найти себе место несколько тысяч, смотря по тому, что принято за среднее, 3000–5000 семейств мелких крестьян.

Но эти цифры, если иметь в виду преобладание аграрных основ, были бы абсолютными максимальными цифрами, далеко позади которых, наверное, оставалось бы в эпоху, когда Рим был ограничен своим «ager», питавшееся продуктами собственного производства гражданство. Тогда мы, может быть, могли бы произвести лишь такой расчет: 2000 плебейских крестьянских семейств из 6–8 человек каждое, из которых половина (во всяком случае) способных быть гоплитами («зевгитов» — по аттической терминологии), и несколько более 100 патрицианских родовых союзов (partizische gentile Kommunionen) в среднем, может быть, из 30 человек каждый, различавшихся между собой, конечно, в смысле размеров земельного владения, и в смысле числа входивших в каждый из них людей, которые, со своей стороны, могли иметь клиентелу каждый, может быть, из 8 человек, а вместе 800 семейств в 4–5 человек, — вспомним, что и аттический самый высший ценз «500 шеффелей» лишь в 8–9 раз превышал предельную потребность одной семьи, — итого в среднем 22 000 питавшихся продуктами собственного сельскохозяйственного производства — едва ли больше; тогда мы иным путем подошли бы к определению размера земледельческой эксплуатации (Ackernutzung) ager Romanus, который, наверное, не соответствует исторической действительности (хотя пропорция, конечно, выше, чем в Аттике с ее горными цепями, тем не менее площадь полей не могла быть тогда больше приблизительно 15 000–18 000 гектаров из всей совокупности 50 000–60 000, так что ежегодно обрабатываемая для получения хлеба площадь при наличности травосеяния составляла бы около 15%, остальное — сады, пастбище, лес для дров). Так как Рим никогда с того времени, как он вообще был полисом, не был вынужден и не был в состоянии жить продуктами собственного земледелия, то число людей, которых он мог прокормить — сельскую территорию и город — кладя в основу размеры ager Romanus, даже для периода застоя перед началом завоеваний, мы можем гораздо больше, чем удвоить, и тогда возможность производства на сбыт, естественно, должна поднять и возможное число мелких крестьянских участков (Kleinbauerstellen). Само собой разумеется, все это чисто гипотетические числа, которые только тогда имеют какой бы то ни было смысл, когда вообще делают попытки конструкции условий на почве традиции, следовательно, их перевода в цифры. С какими оговорками сделана эта попытка, было сказано выше: здесь прямо все ненадежно[450].

Plebs состоит сначала не только из мелких крестьян. Он, без сомнения, по крайней мере, пока он существовал как «проблема», мерил на тогдашнюю мерку: зажиточных (begüterte), и зажиточных в городе и в деревне, людей он причислял к своим, и как раз они были поставлены его вождями. Plebs есть как раз отстраненное от должностей, от жречества, от суда, от военного командования, не принадлежащее к замкнутому родовому союзу гражданство: крестьяне, ремесленники, торговцы, разбогатевшие и оставшиеся бедными. «Сословная борьба» есть борьба социальная, поскольку она вращается вокруг долгового права (чем, согласно традиции, в Риме она была скорее меньше, чем в Элладе). В остальном она — борьба политическая. Плебеи первоначально совсем не знали родовой организации (gens), потому что эта последняя здесь, как и в Элладе, есть продукт искусственного сохранения домовой общины (Hauskommunion). И собственно причинное отношение здесь, конечно, такое же, как и везде: не потому, что они были плебеями, не имели они родовой организации (Sippe), но потому, что в древнейшую пору не поднялись в круг зажиточных больших родов, они стали «плебеями». Позднейшая эпоха сословного уравнения открыла им полный доступ к образованию родовых организаций, а с тем вместе и к куриям (curiae), к патронату и к другим гентильным учреждениям. Древние противоположности — покоившееся на ленном праве родовое наследственное право патрицианской домовой общины (Hauskommunion) в противоположность семейному наследственному праву плебеев (патриций наследовал «gente», плебей «stripe») — выступили еще позже в процессе между патрицианскими и плебейскими Клавдиями (о наследстве одного вольноотущенника).