Под чужим знаменем - Игорь Болгарин

Лацис по привычке подошел к широкому окну кабинета. На город уже давно опустилась недобрая свинцово-серая ночь, и купола Софийского собора стали белесыми, похожими на слитки черненого старинного серебра. По лицу Лациса бродили отблески каких-то мыслей.

– А может, все-таки взять Осадчего? – неуверенно предложил Фролов.

Лацис не ответил. После долгого молчания сказал:

– Вариант первый. Безаковская еще не была явкой. Но предназначалась… Если Осадчего не возьмем, значит, явка надежная… – Но тут же замахал руками: – Нет! Не то! При чем здесь остальные четыре адреса? Наконец, при чем здесь весь текст донесения Кольцова?

И снова – настороженная тишина, полная не высказанного собеседниками недоумения. Только мерный и неутомимый звук шагов Лациса.

– Вариант второй. Динамит хотели забросить на Безаковскую. Но кто-то или что-то помешало. И тогда Щукин послал Осадчего выяснить, что случилось. – И снова Лацис тут же сам себе досадливо ответил: – Тоже ерунда! Не вписываются другие адреса!.. И вообще, все это не из той оперы… Дай характеристику этих адресов, – после некоторого раздумья тихо попросил он.

Фролов взял в руки список и неторопливо стал рассказывать:

– На Жилянской Осадчий интересовался Гриценко. Это бывший управляющий банком. Умер год назад. Сейчас в его особняке детский приют… На Прорезной вертелся возле восьмого дома. Кем интересовался – неизвестно. Спугнул милиционер… Ну, и о Безаковской вы знаете.

– А четвертый адрес? – сощурив глаза, напомнил Лацис.

– На Александровской? Бродит по улице, тоже кого-то ищет.

Тяжелая и душная ночь постепенно почернела, утяжелилась. И вот уже Фролов перестал видеть лицо Лациса. Только силуэт его время от времени проецировался на окно и снова растворялся в голубой темени комнаты.

– Может, свет зажечь? – спросил Фролов.

Лацис не ответил. Он долго ходил по темному кабинету. Молчал. Вдруг резко остановился и застыл, глядя в одну точку. Затем подошел к выключателю, повернул его – кабинет залил электрический свет.

Нет, не зря многоопытный и разбирающийся в людях Дзержинский, хоть и не любил Лациса, хоть и ждал от него бесконечных «перегибов» и «переусердий», все же ставил его на самые ответственные посты. Остро и быстро работал мозг этого латыша, мгновенно решая задачки, которые ставил перед контрразведкой противник.

Лацис вынул из шкафа тоненькую потрепанную книжицу, изданную на газетной бумаге, стал ее нервно листать. Несколько раз удовлетворенно хмыкнул, затем сказал Фролову:

– А хочешь, я скажу, к кому шел Осадчий на Прорезную?.. К господину Тихомирову! Бывшему владельцу скаковых конюшен при городском ипподроме.

– Та-ак? – даже опешил ко всему привычный Фролов.

– На Александровской, вероятнее всего, будет интересоваться известным кондитером Герцогом.

Пораженный Фролов подошел к Лацису, протянул руку к книге.

– Что это такое?

– Это?.. – улыбаясь, переспросил Лацис. – Всего лишь телефонный справочник. Я тебе говорил – я Щукина хорошо знаю. Столкнулся с ним в январе пятнадцатого. Он тогда был прикомандирован к жандармскому корпусу для активизации его работы. А я, понятно, нелегально жил под Москвой, в районе Петровско-Разумовского, и у меня на квартире размещалась наша подпольная типография…

Лацис открыл небольшой палисандровый ларец с папиросами. Сколько Фролов помнит Мартина Яновича, у него на столе всегда стоял этот нарядный ларец. Любил он хороший табачок, хотя курил редко и только тогда, когда решал какую-либо сложную задачу и мысли напряжены до предела.

– Провокатор Поскребухин помог Щукину узнать, что кто-то из крупных московских купцов систематически передает на содержание типографии значительные суммы денег. Помню, как охранка засуетилась – и все без толку. Кто этот купец, выяснить никак не удавалось. И тогда Щукин выписал из справочника «Вся Москва» адреса очень богатых торговцев и почтой послал им по экземпляру листовки – они у него, конечно, были. Как ты догадываешься, все листовки через околоточных и приставов вернулись обратно. Кроме одной. Кроме той, что была послана купцу первой гильдии Чичкину. Это и был тот самый купец, который давал деньги на нашу типографию… Для нас это был, сам понимаешь, горький урок.

– Все это очень смахивает на дело Ленгорна, – уточнил для самого себя Фролов.

– Да, господин полковник попросту повторился! Вот и я подумал: а не повторяется ли он снова? По крайней мере, с телефонным справочником я, похоже, угадал. – Лацис подошел к Фролову: – Это вот самый последний справочник. Смотри! На Александровской телефон был только у господина Герцога, на Жилянской – у Гриценко, а на Прорезной – у Тихомирова… Боюсь, что это капкан, в который мы уже влезли. – Лацис досадливо бросил на стол справочник, так и не долистав его.

– Вы имеете в виду арест доктора Полякова? – глухо спросил Фролов, неловко ерзая на стуле.

– Да. – Лацис посуровел. – Последнее время мы стали хорошо информированы о делах в штабе Ковалевского. Это, конечно, не ускользнуло от внимания Щукина… Предположим, он в чем-то заподозрил Кольцова… Адъютант… имеет доступ к секретным документам… Но подозрение надо проверить. Для этого прибегает к старому и неоднократно испытанному способу: подсовывает Кольцову сообщение о подготовке диверсии. С адресом, взятым из справочника. Если Кольцов не тот, за кого себя выдает, этот якобы диверсант будет арестован.

– Что мы и сделали, – удрученно подтвердил Фролов. – Но как в этот вариант вписываются остальные адреса?

– Щукин может подозревать не одного Кольцова. И тогда каждому, кого он подозревает, подложит по сообщению, меняя лишь адреса… Остается проверить, по какому адресу произведен арест.

– Похоже, вы правы. – Фролов взволнованно прошелся по комнате. – Но в таком случае мы подписали Кольцову смертный приговор. Об аресте на Безаковской Осадчий узнает… и тогда… Может, арестовать Осадчего?

– Что ты! Наоборот! – Лацис оживился, его голубые глаза озорно заблестели. – Наоборот, доктора Полякова надо немедленно освободить и извиниться перед ним. А вот, скажем, на Прорезной пусть Мирон узнает, что господин Тихомиров арестован чекистами… Понимаешь?

– П-понимаю, – сначала не очень уверенно ответил Фролов, затем тоже озорно заулыбался. – Понимаю!..

На следующий день Мирон продолжил свои обходы по адресам. Побывал на Бассейной – там было все спокойно. Господина Карташева, правда, он не застал, но словоохотливая прислуга сказала, что хозяин час назад пошел по делам и будет к обеду.

На Безаковской при повторном посещении ему открыл сам доктор Поляков. В квартиру не впустил, сказав, что больше не практикует.