Новый Мир ( № 3 2013) - Новый Мир Новый Мир

Вообще же Чуковскому в этом номере «TSQ» повезло; здесь публикуется и обширный «Фрагмент № 21» — Романа Тименчика («Из Именного указателя к „Записным книжкам” Ахматовой»), и другие исследования.

Андрей Пермяков. Из белой маршрутки. — «Волга», Саратов, 2013, № 1-2  <http://magazines.russ.ru/volga/2013/1> .

Низкие горы цепочкою так похожи на ключ,

что настоящим ключам, наверное, очень обидно.

По реке Чусовой идёт маломерное судно Луч.

Небо до хруста белое — чаек почти не видно.

Здесь поворачивает на север река-сирота

с крутой стороны упругих и малорослых гор.

Хочешь сказать «комар», а говоришь «навсегда»,

хочешь сказать «пойдём», а говоришь «простор».

Холодно только. Будто на небе или наоборот.

Но всё — для тебя одного,

точно в неполучившемся детстве на тёткиной даче.

Это не мокрое небо, это всех вод естество

обнимает тебя как умеет — по-медвежачьи.

И маломерное судно по чёрной воде идёт.

Вадим Скуратовский . Верность себе. — «Toronto Slavic Quarterly» , 2012, № 40.

Статья открывает блок материалов, посвященных юбилею филолога и литературоведа Мирона Петровского (Киев).

«„Детско-взрослые” работы Петровского поражают своим блестящим проникновением в само „зазеркалье” этой литературы, в ее морфологию. Это же нужно было увидеть (и весьма убедительно) в приключениях Буратино отзвуки литературного и театрального спора кающегося графа Алексея Толстого с символизмом Блока (Пьеро)  и авангардизмом Мейерхольда (доктор кукольных наук Карабас-Барабас). Да и тогдашние обобщающие наблюдения критика над тем, что самоназвалось „советской литературой для детей”, весьма поучительны.

…Его сборник статей вынули из типографской машины чуть ли не в день начала советской интервенции в Чехословакию». И далее — напоминание о многолетней травле ученого, который не остановил свою работу, но расширил «поле видения» (Блок, Маяковский, Олеша, Булгаков, Януш Корчак, русский романс…)

Номер полон интересных исследований. Выделю статью Павла Нерлера «На воздушных путях: по ту сторону тамиздата» — о заграничной «некрологии» Мандельштама и о фантастической работе Г. Струве и Б. Филиппова над однотомником 1955 года — в содружестве с тутошним Юлианом Оксманом.

Александр Солженицын. Виктор Астафьев. Из «Литературной коллекции» (публикуется впервые). — «Солженицынские тетради», 2012, выпуск 1.

Из части текста, посвященной роману «Прокляты и убиты».

«Эта книга — уникальный случай, когда война описывается простым пехотинцем, „чёрным работником войны”, в то время и не предполагавшим, что станет писателем.

Описание днепровской переправы, со всей её беспорядочностью, неясностью, даже противоречиями и невидимостью отдельных движений — жизненно сильно именно своею неразберихой, не охваченной единым общим объяснением. Но оперативный обзор недоступен даже опытному офицеру, и то спустя много времени от события. Также с огромным опозданием, охватным взглядом, Астафьев может написать об этой переправе: „Эти первые подразделения конечно же погибнут, даже до берега не добравшись, но всё же час, другой, третий, пятый народ будет идти, валиться в реку, плыть, булькаться в воде до тех пор, пока немец не выдохнется, не израсходует боеприпасы”. Упрекнуть ли автора, что он не показал эту массовидность, как „20 тысяч погубили при переправе”? Зато мы читаем, как телефонист Лёшка, спасая в лодке себя и свои катушки (задание майора протянуть связь по дну реки) — бьёт веслом по головам других, наших тонущих бойцов, чтоб они, цепляясь, не опрокинули бы лодку, не загубили операцию. Никаких и ничьих ахов над свеже убитыми, простой быт. Хотя можно заныть от этого месива от непосредственности пересказа — но всё новые и новые эпизоды, и все правдивы. Между эпизодами нет устойчивой осмысленной связи — так солдату и видны только обрывки событий, тем более не понять ему тактической обстановки. <…> Что у автора полностью неудачно — это все сценки на немецкой стороне».

«Виктору Астафьеву» предшествует очерк «Николай Лесков».

Илья Фаликов. Кладбище паровозов. К 100-летию Ярослава Смелякова. — «Дружба народов», 2013, № 1 <http://magazines.russ.ru/druzhba>.

«Он лишь раз срифмовал в евтушенковском духе: „делегаты — деликатно”. Мог — не хотел. Даже в молодости, ибо евтушенковская рифма не рождена лишь Евтушенко — Сельвинский или Кирсанов, идя от Хлебникова, Маяковского и Пастернака, блистали изысками рифмовки, но Смеляков и тогда им не очень-то следовал, несмотря на влечение к стиховому модерну.

В нем сосуществовало несколько натур. Был там и середняк, был там и старовер. Середняк отписывался командировочными впечатлениями и слал поклоны высшему руководству. Ему нравилось стоять на Красной площади, принимая первомайскую демонстрацию. Старовер хранил верность идеалам и стоял на страже классики. Таково было его шестидесятничество. Он сам избрал эту роль. Приветствуя одаренную молодежь, он учил ее не растрачиваться на интим, начисто забыв о том, что ему самому некогда досталось на орехи как раз по части недопустимой чувствительности. Но чувствительным он остался навсегда. Количество уменьшительных суффиксов зашкаливает. Всякие там „хозяечки”, „платьишки” и „кулечки” пестрят у него, засахаривая самую чистую струю лирики.

Он допускал промахи элементарного порядка. Ну, скажем, Маяковский в его стихотворении „Чувство юмора” (1972) хохотал , а этого никогда не было, не хохотал он никогда. Натали Пушкина-Ланская нарисована так: „толкалась ты на верхних хорах / среди чиновниц и купчих” — это где? На балу в Зимнем? Или: „И в горе, и в счастье, София, / всегда неизменно с тобой / могучая наша Россия, / как с младшей любимой сестрой”. Болгария старше России на много веков.

В советскую пору стихотворцы строчили высокоидейные спецстишки для проходимости книги в печати. Их называли „паровозами”. Наследие Смелякова во многом кладбище этих „паровозов”. Но само стихотворение „Кладбище паровозов” — одно из лучших у него. Это реквием по своему времени, по всему тому, чему он отдал светлейшие порывы души. По существу, Смеляков засвидетельствовал крах своего поколения: „Это распад сознанья — / полосы и круги. / Грозные топки смерти. / Мертвые рычаги <…> Стали чугунным прахом / ваши колосники. / Мамонты пятилеток / сбили свои клыки”.

Надо не забывать: Смеляков — сын железнодорожника, так что это стихотворение — его кровное переживание во всю длину существования от колыбели до грозных топок смерти. Ему снились сны такого рода: „Приснилось мне, что я чугунным стал…”. Не был он чугунным. Поэтическое чутье выводило его на истинные высоты порой без контроля рацио».

Феликс Чечик. «Записанные на виниле» и др. стихи. — «Волга», Саратов 2013, № 1-2.

эпистолярный жанр

в отсутствие эпистол

и псс в пыли

мерцает еле-еле

потушенный пожар

заброшенная пристань

и гибнут на мели

бездушные емели:)

Борис Чичибабин. Доброе Средневековье. К 90-летию со дня рождения. Публикация Полины Брейтер. — «Звезда», 2013, № 1 <http://magazines.russ.ru/zvezda>.

«Процессы ведьм, конечно, были. Это очень больно и очень страшно. Ужасно, непростимо страшно и больно. Но ведь смертный грех и искупался ценой, какой уже не было в другие времена, — святостью подвижников, самоотверженностью, духовностью. Вот Вам мое Средневековье. <…>

Конечно, отдельному человеку в то время жить могло быть тяжело и страшно, и в этом смысле Вы правы, в каждой эпохе есть свои жестокость и „плотскость”, как и свои доброта и духовность. Но есть же разница между Грецией времен Сократа и Перикла и Грецией после Александра Македонского, между Римом республики и Римом последних лет перед Христом. Все-таки каждая эпоха в истории имеет определенный смысл, преобладающие цвет и мелодию.

Между прочим, Средние века — это еще и эпоха добуржуазная, безбуржуазная, когда народ был еще не чернью, а народом, когда он был творящей силой, слагал песни и складывал сказки.

Все сказочные сюжеты, все людоеды, драконы, рыцари, феи, волшебные палочки берут свое начало оттуда, из Средневековья. Недаром эта эпоха так была любима великими романтиками. Кстати, и само слово „романтизм” в противовес „классицизму” явилось из противопоставления античной классике — романского Средневековья, разуму — сердца, красоте внешней — красоты внутренней, отсюда все эти Квазимодо и Гуинплены...