Варяжский круг - Сергей М. Зайцев

Дав Рагнару обещание поискать отсеченную руку, Эйрик и Берест под видом русских купцов пробрались в венецианский квартал. Однако они не смогли отыскать не только руки, но и вообще никаких следов побоища – как будто его и не было. Ведь прошло уже несколько дней! И только разум, встревоженный болезнью, мог еще надеяться на то, что рука найдется. Так сказали друг другу Эйрик и игрец и вернулись в обитель. Но отец Торольв, первым встретивший их и узнавший, что они пришли ни с чем, просил их не показываться Рагнару на глаза хотя бы до вечера. А сам он тем временем разыскал в мусоре подходящий кусок дерева и одним ножом вырезал из него руку, точь-в-точь такую, какая была у Рагнара. Потом священник обернул эту руку окровавленной тряпицей – одной из тех, что перевязывали кровоточащую рану, – и все отдал Эйрику.

Рагнар, взволнованный появлением Эйрика, не заметил подлога. И, глядя на отшлифованную деревяшку, он воскликнул:

– Боже! Моя рука! Она так бледна, словно рука мертвеца…

И все, кто при этом был, промолчали и не выдали священника. Варяги выразили сочувствие, повздыхав и опустив глаза. Втайне они были довольны выдумкой отца Торольва – сразу приметили, как успокоился Рагнар и с каким облегчением он откинулся на подушки.

Деревянную руку погребли в одном из монастырей, где до сего времени хоронили всех погибших и умерших варягов. Берсерки Ингольф и Гуго прикатили на место погребения большой камень, одна сторона которого была плоской и представляла собой почти правильный квадрат. В середине этого квадрата располагался выпуклый четырехконечный крест, а все остальное пространство занимала надпись, сделанная руническим письмом:

«Рагнар велел установить камень по своей

руке. Он одарял ею друга и разил врага.

О Рагнар! Добрый воин. Одной рукой ты

уже в раю.

Руны вырезал Ингольф».

Дни сменялись один другим, Рагнар заметно окреп и уже без чьей-либо помощи ходил по обители. А когда Гёде однажды заговорил с ним об утерянной руке, то Рагнар оборвал его словами:

– Что проку толковать о вчерашних потерях, если можно обсудить завтрашнюю добычу?

И Гёде увидел, что Рагнар уже не скорбит о своей руке, а, как и прежде, замышляет новые хитрости и о дружине думает больше, чем о самом себе.

В первую же встречу с Сарапионасом Рагнар заверил его, что скейд еще не скоро отправится в Свитьод, и сказал, что кюриос может рассчитывать на помощь дружины, как рассчитывал месяц назад.

Здесь самое время сказать, что варяги завели в Галате собственную лавку и продавали в ней то, что им удавалось перекупить у других торговцев. И было в этой лавке все: от овощей до конской сбруи; и давала лавка прибыль – хоть небольшую, но верную. Товары скупали где только могли. Рагнар посылал своих людей на пристани, на берега Босфора, на рынки у монастырей. Варяги-скупщики ходили по эргастириям, предлагая ремесленникам продать им недорого весь товар. Варяги стояли на дорогах в окрестностях Константинополя и останавливали повозки и караваны, и предлагали свою цену. Если купцы не соглашались, варяги начинали торговаться и были так настойчивы, что дело иногда доходило даже до ссор. А с Эгнатиевой дороги – главной дороги Византии, соединявшей полис с Диррахием, – варяги изгнали всех других перекупщиков, и торговля их быстро пошла втору.

Так игрец, подобно другим людям Рагнара, стал скупщиком.

Однажды он, идя по мосту из Галаты и поглядывая, не подходит ли к причалам новый корабль, увидел, что ему навстречу едет на осле некий старец – обликом рус, а одеждами странствующий монах. И лицо старца показалось игрецу знакомым. Тогда Берест, чтобы завязать разговор, спросил у старца, не продает ли он какой-нибудь товар. На это старец ответил, что он ничего не имеет, кроме осла и непройденного пути до Иерусалима, но осел ему нужен, ибо совсем ослабели старые ноги, а путь до Иерусалима также невозможно продать, как полет ласточки или как облака над куполом св. Софии. Услышав ответ, игрец вспомнил старца. И вспомнил он костер возле Любеча и ботало, и кочедык в руках пилигрима, и внезапный налет Бунчука-Кумая. Потом игрец припомнил и имя старца – Кбогушествич. Старец же не узнал игреца и, заметив у него на груди молоточки Тора, сказал, что редкий варяг сумеет овладеть языком русов лучше, чем юноша, стоящий перед ним. Тогда Берест сказал Кбогушествичу:

– Послушай же мою речь!

И передал ему по памяти часть Мономахова послания к князьям и закончил словами: «К чему приведете, то, братья, и получите!»

Кбогушествич при этом покачал головой, и глаза его потеплели. Старец узнал игреца, и была велика его радость. Из кисета с кресалом он достал опаленный огнем лоскут пергамента и вернул его Бересту.

И сказал:

– Мышка целую зиму была сыта от этого зернышка. Они сели на галатском берегу возле моста, и Берест купил для старика много жареной рыбы. Они проговорили полдня – до самого вечера. Игрец рассказал Кбогушествичу все, что произошло с ним и с Эйриком после того, как Бунчук-Кумай сжег харатейное послание Мономаха. А старик слушал и удивлялся: «Чудно! Как чудно!» Но потом и он рассказал о себе, но не о том, где ходил и что видел, а о том, о чем думал и что познал. В стране болгар Кбогушествича свалил телесный недуг. И старец умер бы при дороге, если бы не монахи из одного монастыря-пустыни. Они подобрали Кбогушествича и заботой и молитвами излечили его, и открыли ему свое учение – истинное, но гонимое. Учение это было учением богомилов. Оно сразу пришлось Кбогушествичу по душе, потому что во многом совпадало с его собственными мыслями, прозрениями и, кроме того, сопровождалось знаками божественного покровительства. Когда, к примеру, Кбогушествич впервые положил книгу богомилов себе, на колени, то почувствовал в ногах такую силу, какой не обладал и сорок лет назад. И целую неделю эта сила не покидала его; и старец, полный ликования, за столь короткий срок сумел обежать все горы, что окружали монастырь богомилов. Разве это не подтверждение истинности!.. А был еще такой знак: когда Кбогушествич понял, что учение богомилов истинное учение, а всё, что не богомильство – то заблуждение или, хуже того, извращение, – тогда нательный крест сам по себе сорвался с его груди. И произошло это потому, что богомилы отвергают почитание креста. И все, кто в тот миг был возле старца, сочли падение креста за знамение и сказали, что явился в общине новый богомил.

Потом Кбогушествич рассказал игрецу про учение богомилов, начав с того, что все вокруг обильно засеяно семенами дьявола и представляет собой зло. И небо, и камни, и храмы, и звери, и само человеческое тело напитаны злом и потому грязны. Вот как велико царство дьявола! Злое черное начало… Но есть и доброе начало – духовное. И оно в постоянной борьбе со злом и не всегда побеждает, ибо безгранично царство мрака, а душа человека в нем мала, как огонек свечи, – и трудно ей. Часто слепа бывает душа и одурманена, и сбита с пути, часто не может душа найти душу и блуждает во мраке. А дьявол не дремлет, строит свои козни – и слабых, и сильных подводит к искушениям. К телу человеческому цепляется, как репей. И если дьявол вселяется в человека, то человек принимает вид дьявола. Всегда нужно помнить о зле и не поднимать с земли семена его, а попирать ногами и давить его ростки. Тело свое следует содержать в строгости и не пресыщать его, и не холить – давать ему ровно столько, сколько требуется для поддержания жизни. Тел не видно во мраке. Груды, горы тел скрыты во тьме. Но далеко виден свет даже малой свечи. И если ты лег на мягкое ложе, возьми с собой остроугольный камень, чтобы он колол тебе бока и напоминал о свете свечи…