Самые знаменитые расследования Шерлока Холмса - Артур Конан Дойль

– Его любовный дневник?

– Или дневник его похоти. Называйте как хотите. Едва она рассказала нам о нем, я понял, какое грозное оружие мы обретем, если нам удастся его заполучить. Тогда я скрыл свои мысли, так как она могла проболтаться. Но я все время о нем думал. Затем нападение на меня дало шанс внушить барону, будто против меня не нужно принимать никаких предосторожностей. Все сложилось к лучшему. Я выждал бы подольше, но его путешествие в Америку не оставило мне выбора. Он не расстался бы с таким компрометирующим документом. Поэтому действовать надо было безотлагательно. О ночном взломе не могло быть и речи: он принял все предосторожности. Но вечер давал шанс, если бы я мог рассчитывать, что его внимание будет отвлечено. Вот тут-то нашлось дело для вас и вашего синего блюдечка. Но мне требовалось знать точно, где искать дневник, а я знал, что в моем распоряжении будет лишь несколько минут, поскольку время мне гарантировали только ваши познания в китайском фарфоре. Вот почему я в последний момент прихватил с собой эту девушку. Как я мог догадаться, что скрывает пакетик, который она столь бережно несла под накидкой? Я полагал, что везу ее туда для выполнения моих намерений, но оказалось, что у нее имелись собственные.

– Он догадался, что меня подослали вы.

– Этого я и опасался. Но вы сумели занять его достаточно, чтобы я забрал дневник. Хотя и не настолько, чтобы я успел скрыться незамеченным… А! Сэр Джеймс! Очень рад, что вы пришли.

Наш обходительный друг явился в ответ на приглашение, посланное раньше. Он с величайшим вниманием выслушал отчет Холмса о произошедшем.

– Вы сотворили чудеса, чудеса! – вскричал он затем. – Но если эти ожоги так ужасны, как говорит доктор Ватсон, то наша цель воспрепятствовать этому браку достигнута, и нет надобности прибегать к этому омерзительному дневнику.

Холмс покачал головой.

– Женщины склада де Мервилль так не поступают. Она будет любить его даже больше, как изуродованного мученика. Мы должны уничтожить его внутреннее обаяние, а не физическое. Дневник заставит ее спуститься с небес на землю, но ничто другое, насколько я могу судить. Почерк его, и через это ей не переступить.

Сэр Джеймс унес и дневник, и бесценное блюдечко. Поскольку я опаздывал, то спустился на улицу вместе с ним. Его ожидала двухместная карета. Он вскочил в нее, торопливо отдал распоряжение кучеру в ливрее и укатил прочь. Хотя он наполовину спустил за окошко свое пальто, закрывая герб на дверце, но не прежде, чем я увидел этот герб в пятне света, падавшего из фрамуги над дверью. Я охнул от изумления. Затем повернулся и взбежал по лестнице в комнату Холмса.

– Я знаю, кто наш клиент! – вскричал я, врываясь туда с моей великой новостью. – Холмс, да это же…

– …верный друг и рыцарственный джентльмен, – сказал Холмс, подняв протестующую ладонь. – Пусть нам навсегда будет этого достаточно.

Не знаю, как был использован разоблачительный дневник. Возможно, этим занялся сэр Джеймс. Но куда более вероятно, что столь деликатную миссию взял на себя отец барышни. В любом случае результат оказался таким, какого только можно было пожелать. Три дня спустя в «Морнинг пост» появилась заметка, сообщавшая, что брак между бароном Адельбертом Грюнером и мисс Вайолет де Мервилль не состоится. В той же газете был отчет о разбирательстве в полицейском суде дела мисс Китти Уинтер, обвиняемой в серьезном преступлении – обливании серной кислотой. Разбирательство выявило такие смягчающие обстоятельства, что приговор, как, вероятно, еще не забыто, был самым мягким, допускаемым такой статьей. Шерлоку Холмсу угрожали привлечением к суду за грабеж со взломом, но, когда цель благородна, а клиент достаточно высокороден, даже несгибаемые английские законы становятся эластичными. Мой друг пока еще никогда не сидел на скамье подсудимых.

Приключение с камнем Мазарини

Доктору Ватсону было очень приятно вновь оказаться в неприбранной комнате на втором этаже дома по Бейкер-стрит, в комнате, где начиналось так много поразительных приключений. Он оглядывал изъеденный кислотами стол с химикалиями, прислоненный в углу скрипичный футляр, угольный совок, всегда хранивший трубки и табак. Наконец его взгляд остановился на свежей улыбающейся физиономии Билли, юного, но весьма разумного и тактичного мальчика на посылках, чье присутствие чуть-чуть заполнило пропасть одиночества и изолированности, которые обособляли мрачную фигуру великого сыщика.

– Здесь все выглядит совсем прежним, Билли. Ты тоже не изменился. Надеюсь, это же можно сказать и о нем?

Билли с некоторой опаской покосился на закрытую дверь спальни.

– Думается, он в кровати. Спит, – сказал он.

Было семь часов вечера погожего дня, но доктор Ватсон прекрасно знал, что его старый друг не соблюдает никакого режима, и нисколько не удивился этим словам.

– Полагаю, за этим кроется новое дело?

– Да, сэр. Он сейчас занят им по горло. Я боюсь за его здоровье. Он все больше худеет и бледнеет и ничего не ест. «Когда подать обед, мистер Холмс?» – спрашивает миссис Хадсон. «В семь тридцать послезавтра», – отвечает он. Вы же знаете, как новое дело завладевает им целиком.

– Да, Билли, знаю.

– Он кого-то выслеживает. Вчера был безработным, ищущим работу. А сегодня так старухой. Даже меня провел, а уж я-то теперь должен бы знать его приемчики!

Билли с ухмылкой кивнул на солнечный, видавший виды зонтик, прислоненный к дивану.

– Часть старухиного костюма, – добавил он.

– Но, Билли, что все это означает?

Билли понизил голос, будто человек, сообщающий важнейшую государственную тайну:

– Вам-то я могу сказать, сэр. Но чтоб дальше ни-ни. Дело о королевском бриллианте.

– Что! О похищении в сто тысяч фунтов?

– Да, сэр. Им надо заполучить его обратно, сэр. Премьер-министр и министр внутренних дел сидели вот на этом самом диване. Мистер Холмс был с ними очень обходителен, скоро поуспокоил их и пообещал сделать все, что сможет. Ну, и лорд Квантлмир…

– А-а!

– Да, сэр. Вы знаете, что это означает. Ему пальца в рот не клади, если позволено так сказать. С премьер-министром поладить можно, и против министра внутренних дел я тоже ничего не имею, он вроде бы вежливый, обязательный человек. А вот его милость я не терплю. И мистер Холмс тоже, сэр. Понимаете, он не верит в мистера Холмса и был против того, чтобы пригласить его. И рад был бы, чтобы он обмишулился.

– И мистер Холмс это знает?

– Мистер Холмс всегда знает, если есть что знать.

– Ну, будем надеяться, что он не промахнется и лорд Квантлмир останется с носом. Но, послушай, Билли, почему на этом окне занавеска?

– Мистер Холмс распорядился повесить ее три дня назад. У нас за ней сюрпризик.

Билли подошел и отдернул занавеску, закрывавшую окно в эркере.

Доктор Ватсон не смог сдержать изумленного восклицания при виде точного подобия своего старого друга – халат и все прочее. Лицо было на три четверти повернуто к окну и наклонено, будто он читал невидимую книгу, сидя глубоко в удобном кресле.

Билли отделил голову и подбросил ее.

– Мы меняем ее наклоны, чтобы придать больше естественности. Я бы к ней не притронулся, не будь жалюзи закрыты. А когда они открыты, сюда можно заглянуть вон с той стороны.

– Один раз прежде мы прибегли к такому приему.

– Ну, это было еще до меня, – сказал Билли, чуть раздвинул занавески и посмотрел на улицу. – Вон те, что подглядывают. Один парень торчит в окошке. Вот, сами поглядите.

Ватсон шагнул к нему, но тут дверь спальни отворилась и на пороге возникла высокая худая фигура Холмса. Лицо его было землисто-бледным, щеки запали, но двигался и действовал он с обычной своей энергией. Он молниеносно оказался у окна и вновь плотно задернул занавески.

– Достаточно, Билли, – сказал он. – Ты подверг свою жизнь опасности, мой мальчик, а я пока еще не могу обходиться без тебя. Ну-с, Ватсон, приятно видеть вас снова в вашей старой квартире. И оказались вы тут в критическую минуту.

– Я так и понял.

– Можешь идти, Билли. Этот мальчишка – настоящая проблема, Ватсон. Насколько я вправе подвергать его опасности?

– Какой опасности, Холмс?

– Внезапной смерти. Я кое-чего ожидаю сегодня вечером.

– Ожидаете? Но чего?

– Быть убитым, Ватсон.

– Нет-нет! Вы шутите, Холмс!

– Даже мое ущербное чувство юмора способно сотворить шутку получше. Но пока мы можем провести время поприятнее, верно? Алкоголь допускается? Сигары и сифон на прежних местах. Позвольте мне снова увидеть вас в привычном кресле. Надеюсь, вы не начали питать презрение к моей трубке и непотребному табаку? В эти дни ему приходится служить заменой пищи.

– Но почему вы не едите?

– Потому что голодание обостряет способности. И ведь как врач, мой дорогой Ватсон, вы должны признать, что пищеварение требует доли крови, отнимая ее у мозга. А я целиком мозг, Ватсон. Все прочее всего лишь придаток. Посему я должен оберегать мозг.