Столетняя война. Том III. Разделенные дома - Джонатан Сампшен

Перрерс от королевского двора. Вместо них королю было предложено назначить постоянный Совет из трех епископов, трех графов и трех баронов, которые должны были реформировать королевскую администрацию, прекратить раздачу подарков фаворитам и "не бояться говорить королю правду". До тех пор, пока это не будет сделано, они не будут рассматривать вопрос о предоставлении субсидии. Лорды одобрили оба предложения.

В последующие дни правительство Эдуарда III капитулировало. Были предприняты меры по обеспечению безопасности обвиняемых и их имущества. Латимер был передан под опеку графа Марча как маршала Англии до завершения судебного разбирательства и освобожден под залог. Лайонс был арестован и содержался под почетным арестом в Тауэре, к негодованию парламентариев, которые хотели, чтобы он находился в строгом заключении. Каттертон был задержан в городе и доставлен на лодке в королевскую крепость Куинсборо на острове Шеппи. Адам Бэри бежал во Фландрию. 26 мая король согласился уволить Латимера и Невилла. Он также поклялся удалить Элис Перрерс от себя и никогда больше не допускать ее к своему двору. Новый постоянный Совет, которого требовала Палата Общин, был назначен немедленно. Джон Гонт, слишком разгневанный, чтобы принять какое-либо участие в этом перевороте, отказался от назначения. Поэтому новый Совет был в основном заполнен критиками правительства. Большинство из них были членами комитета от Палаты Лордов, который работал с Палатой Общин над их обвинениями[372].

Суд над опальными министрами и чиновниками занял практически весь июнь и первые дни июля. Он проходил в атмосфере сильной враждебности к обвиняемым. Уильям Уайкхем, который так и не простил своего увольнения с должности за пять лет до этого, издевался над Латимером, когда его вызвали для ответа на обвинения сэра Питера. Будь его воля, обвинения были бы выдвинуты в упрощенном порядке, не оставив Латимеру ни адвоката, ни времени на подготовку. Обвиняемых прерывали, пока они излагали доводы в свою защиту . Время от времени лорды отвлекались, чтобы расследовать абсурдные слухи, порочащие того или иного обвиняемого: что Латимер посадил в тюрьму гонца, прибывшего из Ла-Рошели с не хорошими вестями для короля; что он выдал королю Франции тайные договоренности Эдуарда III с Карлом Наваррским и отделался от свидетеля, который мог бы это доказать; или что Элис Перрерс наняла монаха-доминиканца, чтобы тот наложил чары на короля, чтобы заманить его в ее объятия. Многие из этих слухов, по-видимому, возникли в Лондоне, где повсеместно распространялись насмешки и сплетни о происходившем суде, а на улицах собирались крикливые толпы. В итоге, похоже, было установлено нечто близкое к справедливости. Каттертон предстал перед лордами в середине июня, но отказался давать какие-либо показания о своем поведении в Сен-Совере. Поскольку против него не было никаких прямых улик, приговор ему так и не был вынесен. Его вернули в тюремную камеру но вскоре освободили. Латимер упорно защищал себя перед лордами и был оправдан по обвинению в предательской сдаче Сен-Совера и Бешереля, что повлекло бы за собой наказание как за государственную измену. Он был осужден только по двум обвинениям, одно из которых касалось продажи лицензий на торговлю в обход Кале, а другое — займа в августе 1374 года. За них он был оштрафован на сумму, которую должен был определить король, и объявлен не имеющим права занимать государственные должности. Лайон признал большинство инкриминируемых ему деяний, но утверждал, что король уполномочил его на их совершение. Поскольку он не занимал никакой официальной должности и не мог предъявить никакого письменного распоряжения, это было трудно доказать. Он был признан виновным по всем предъявленным ему обвинениям и приговорен к тюремному заключению на срок по усмотрению короля и конфискации всего его имущества. Несколько его соратников подверглись тюремному заключению и штрафам. Невилла обязали возместить прибыль от одной из сделок по погашению долгов, но в остальном он, похоже, остался безнаказанным. Элис Перрерс так и не предстала перед судом, возможно, из-за недовольства, которое это разбирательство вызвало бы у короля[373].

Последние недели Доброго Парламента были омрачены медленным угасанием героев прошлых лет. В конце мая 1376 года здоровье принца Уэльского внезапно ухудшилось. Стало ясно, что он умирает. Король, сам все более слабеющий, приехал в Кеннингтон, чтобы попрощаться со своим любимым сыном, в окружении плачущих сопровождающих. 8 июня 1376 года, в Троицкое воскресенье, Эдуард, принц Уэльский, умер. "С его смертью, — писал хронист Томас Уолсингем, — надежды Англии окончательно умерли". Современники наперебой расхваливали человека, который "не победил бы армию, с которой сразился, не взял бы город, который осаждал". Епископ Бринтон, который нападал в проповедях на королевский двор во время первых сессий Доброго Парламента, написал панегирик умершему человеку с откровенно политическим посланием, обращенным к его преемникам. Бринтон использовал извечную тему, которая использовалась для объяснения военных неудач еще со времен Тацита. Не так давно было время, говорил он своим слушателям, когда Бог благоволил к справедливому делу, и французские армии были чудесно рассеяны английским оружием. Стоит ли удивляться, что дворяне и рыцари нового поколения терпели неудачи в войне, когда они стали мягкотелыми, отказавшись от доблести своих предков в пользу роскоши и порока, или когда сами епископы больше не осмеливались обличать сильных мира сего за их проступки? "Власть без мудрости, — говорил Бринтон, — подобна мечу в руках безумца". Как и другие, писавшие некрологи о принце, Бринтон набросил вуаль на политические просчеты и неправильное управление, которые стоили ему большей части Аквитании и постоянной враждебности Кастилии. В Париже, который принц однажды угрожал взять со шлемом на голове и армией за спиной, в Сент-Шапель в присутствии короля Франции и его двора была отслужена великолепная заупокойная месса[374].

Эдуард III был слишком слаб, чтобы присутствовать на заключительной сессии Доброго Парламента в Вестминстере. Он удалился во дворец Элтем, где, испытывая явный дискомфорт, принял представителей Палат Лордов и Общин в Большом зале, чтобы ответить на их петиции. Парламент стал катастрофой для правительства Эдуарда III, а в последние дни он довершил разгром министерства, отказавшись предоставить субсидии. Хотя король уступил перед натиском по всем пунктам, Палата Общин согласилась только продлить сбор таможенных пошлин еще на три года, что было не больше, чем традиция давала королю право иметь в любом случае. Парламентарии отказались предоставить субсидию, ссылаясь на чуму, бедность, болезни скота и неурожай. Это был серьезный разрыв с конституционной традицией, единственный случай за последнее поколение, когда Палата Общин не выполнила свой долг помочь королю в его нужде. Это был также серьезный политический просчет. Если бы Добрый Парламент завершился предоставлением субсидии, правительство, возможно, посчитало бы себя обязанным оставить остальную часть его деятельности в неприкосновенности. Как бы то ни было, отказ от выделения субсидий оттолкнул светских пэров, которые в целом поддерживали позицию Палаты Общин. Близкие к королю люди пришли к тому же мнению, что и Джон Гонт: