Скандальная графиня - Джо Беверли

Он принял чашку из рук Джорджии, а Перриман взял чашку самостоятельно и принялся придирчиво выбирать кусочек бисквита.

– Ну так что же насчет бала, Дрессер?

– Ах да. Все пошло наперекосяк. Гости шушукались о письме, но я толком не понимал, что к чему. Возможно, лучше об этом расскажет сама Джорджия.

Она отхлебнула чаю.

– Речь о письме, прежде упомянутом моей свекровью. Она уверяла, что письмо у нее, однако никому и никогда его не показывала. Оно не всплыло даже после ее смерти. Тогда мы решили, что она его выдумала просто из ненависти ко мне. На балу у Уинни прошел слух, что у кого-то есть это самое письмо и что этот человек готов его продемонстрировать, прежде чем опубликовать.

– Кто же это был?

– Мы приперли к стенке Элоизу Кардус, и она во всем созналась.

– Элоиза Кардус? К чему ей вся эта история?

– Она дурочка, и этим все сказано, – ответила Джорджия. – Отчасти причиной была зависть. Ты же знаешь, они с Меллисент почитались первыми красотками в Глостершире. Когда ее семья настояла, чтобы она переехала в Эрне на время беременности Меллисент, мы столкнулись с ней лицом к лицу. Все это были мелочи – до того самого обеда, который состоялся после скачек. На обеде присутствовали де Бофор и Ричмонд. Они, как и Селлерби, и прочие джентльмены, увы, слишком уж открыто увивались вокруг меня. Это случилось потому, что тогда был мой первый выход в свет после траура, но Элоиза почувствовала себя уязвленной.

– Но как это письмо попало к ней в руки? Я поклясться мог, что его не существует! Твоя свекровь приколола бы его к церковным воротам, если бы оно у нее было!

Дрессер вынул злополучное письмо и передал Перриману:

– Полагаю, это подделка.

Перриман внимательно прочитал и рассмотрел письмо.

– Почти наверняка. Сомневаюсь, что Ванс умел изъясняться столь правильным языком. К тому же у него не было ровным счетом никаких оснований так нагло лгать. – Он еще раз внимательно рассмотрел адрес. – Адресовано майору Джеллико, его секунданту. Весьма подходящий адресат. – Перриман извлек из кармана маленькую лупу и внимательно оглядел строчки. – Да, полагаю, вы совершенно правы, Дрессер, хотя предпочел бы все же заручиться мнением эксперта. Готов прозакладывать пятьдесят фунтов: штемпель Колони нарисован от руки.

Ах какой интересный джентльмен этот достопочтенный Перегрин Перриман! Далеко не такой пустой и поверхностный, как это кажется на первый взгляд. Глядя на него, Дрессер понимал: такого врага он бы себе не пожелал…

– Но кто мог смастерить эту фальшивку? – спросила Джорджия. – Кто так ненавидит меня?

Дрессер решился:

– Селлерби.

– Селлерби? – Перриман вздернул бровь. – Но он вовсе не ненавидит мою сестру. Он с ума сходит от любви к ней и был самым яростным ее защитником, когда ее свекровь впервые упомянула о проклятом письме.

– Вначале мне тоже трудно было в это поверить, – сказал Дрессер, – в силу тех же самых причин. Однако он отыскал меня сразу же после того, как прошел слух о нашем предполагаемом обручении с Джорджией. Он яростно уверял меня в абсурдности подобного союза, намекнув даже, что, возможно, это изощренная месть семьи Перриман за победу моей лошади на скачках.

Брат и сестра Перриман уставились на него, словно он в одночасье спятил.

– Когда разговор зашел о выборе Джорджией супруга, он заявил, что теперь, когда скандал вспыхнул с новой силой, выбор у нее будет невелик. Было в его манере плохо скрываемое самодовольство и непоколебимая уверенность в победе. Он намекал, что знает некую тайну…

– Вы, вернее всего, ошибаетесь, – сказала Джорджия.

А Перри прибавил:

– Он мечтает жениться на Джорджии. Какой ему смысл покрывать ее имя позором?

– Знаю, все знаю, однако попытайтесь взглянуть на это с иной стороны. Ведь Селлерби считался вашим дежурным обожателем, Джорджия, когда вы еще были замужем. Возможно, вы даже считали его другом.

– Да, мне было приятно его общество, и он частенько сопровождал меня на увеселения разного рода.

– Для вас он был всего-навсего другом, но он полюбил вас. Это не имело особого значения, покуда вы не овдовели. Тогда у него появилась надежда. И он терпеливо ждал целый год.

– Ну, не так чтобы очень уж терпеливо, – возразила Джорджия. – Он прислал мне вежливое письмо, в котором выражал соболезнования, а через несколько недель еще одно – якобы с целью подбодрить меня. Как это в духе городских джентльменов! Когда он написал мне вновь, я отослала письмо обратно, присовокупив короткую записку, в которой уведомила его, что не переписываюсь с мужчинами.

– Весьма корректно, однако для него это был удар. Впрочем, он решил выждать. А потом… все изменилось.

– Нет! Не желаю больше ничего об этом слышать! Да, он в последнее время стал странным, но то, на что вы усиленно намекаете, – это же настоящее злодейство!

Перриман взял сестру за руку.

– Позволь мне дослушать. – Лицо его было непроницаемо.

– Вспомним обед после скачек в Эрне. Селлерби там присутствовал, но, если я не ошибаюсь, он вовсе не любитель скачек? Как, впрочем, и верховой езды.

– Да, это так, – согласилась Джорджия. – Он не слишком жалует скачки, как, впрочем, и я.

– Как, собственно, и я, – сказал Дрессер. – Сами понимаете, на флоте не лучшие условия для того, чтобы практиковаться в верховой езде. Тогда его деревенский наряд показался мне новеньким, буквально с иголочки. Он явно явился, чтобы поухаживать за вами, а возможно, и посвататься.

– Причем тогда твой траур еще не закончился, – подхватил Перри.

– Я… не уверена. Я никогда не думала о нем как о женихе.

Дрессер ощутил укол жалости.

– Ваша сестра не уделила ему внимания, на которое он рассчитывал. Да, она встретила его приветливо и дружелюбно, но не более того. В то же самое время несколько герцогов наперебой добивались ее внимания, к тому же бедняжке пришлось покорно обхаживать вашего покорного слугу.

Перриман изумленно вздернул бровь.

– Все дело тут в Фэнси Фри, – объяснила Джорджия. – Возможно, сейчас не вполне уместно говорить об этом, однако Дрессер прав. Наверняка Селлерби ожидал от меня большего.

– Он писал тебе после этого? – спросил Перриман.

– Да, дважды, притом всякие глупости.

– Итак, он с нетерпением ждет окончания твоего траура, твоего возвращения в свет. Ты остаешься в деревне, что для него досадно. Но планируется бал, и он возлагает на него большие надежды.

– А ведь он приехал в Треттфорд специально, чтобы поинтересоваться, отправлено ли ему приглашение, – воскликнула Джорджия, – которое я собственноручно выбросила. – Она состроила гримаску. – Наверное, не следовало быть столь бессердечной, но я понимала, что он станет мне досаждать.