Второй пояс. Откровения советника - Анатолий Воронин

От их разговора мне стало как-то скучновато. Да и от выпитого чая уже стало невмоготу. Не в юрту же идти справлять свои естественные надобности. Афганцам-то что – отошел в сторонку, присел на корточки спиной к публике, ослабил чуток шнурок на поясе своих широченных штанов, и вываливай наружу все свое «хозяйство», делая вид, что усиленно любуешься окружающей средой.

Слава богу, затянувшийся диалог Хакима с Мамадханом закончился. Оба встали с достархана и принялись заново лобызаться. Чудной народ. А впрочем, что это я? Наш многоуважаемый генсек тоже был большой любитель таких лобызаний. В этом деле Леониду Ильичу не было равных во всем мире. Как бы там ни было, но от процедуры лобызаний с Мамад-ханом на этот раз мне не удалось уйти.

В ознаменование состоявшихся переговоров тут же был зарезан невесть откуда взявшийся баран. Словно из-под земли, появился большой казан, который афганцы установили на металлическую треногу с ободком. Двое мужиков за считанные минуты разделали барана, побросали большие куски мяса в казан и залили их двумя ведрами воды.

«Хорошая шурпа должна получиться из такого количества мяса», – подумал я. Только где они возьмут столько дров, чтобы ее сварить. В округе не было видно не то чтобы деревьев, даже захудалого кустика саксаула или верблюжьей колючки. Но в ту же секунду я услышал сзади себя какое-то размеренное гудение. Оглянувшись, увидел, как двое бачат раскочегаривают пару китайских паяльных ламп. Так вот, значит, на чем они собираются варить баранину. Да-а, голь на выдумки хитра. В очередной раз я недооценил афганцев. Минус мне.

Пока шли приготовления к пиршеству, я незаметно отошел в сторону и втихаря «отлил» на колесо стоявшей в сторонке БРДМки. Видимо, я не был первооткрывателем в этом деле, поскольку колеса бронемашины еще до меня кто-то изрядно обмочил. Облегченный и довольный жизнью, я попытался было присоединиться к процессу приготовления варева, давая дельные советы поварам. Но, поскольку Хаким был занят нескончаемой беседой с Мамад-ханом и не имел возможности поучаствовать в нашем диалоге в роли переводчика, все мои советы очень быстро иссякли, так как ни я, ни повара друг друга не поняли. А может быть, это и к лучшему? Ученого учить, только делу вредить.

Март месяц это вам не июнь. В этот период года темнеет рано. Стоит солнцу уйти за горизонт, и буквально через несколько минут всю округу накрывает темень. Пока варилась шурпа, пока повара заправляли ее луком и всякими специями, солнце неумолимо катилось к песчаному горизонту. Неужели ужинать придется в темноте, посреди степи. Но и на этот я потерпел фиаско, недооценив гостеприимных хозяев. Афганцы принесли из кишлака бензиновую «летучую мышь» и, сменив в ней асбестовый осветительный мешочек, раскочегарили ее. Ослепительно яркий свет разлился по всей округе.

После небольшой консультации с Мамад-ханом было принято решение, что трапезничать все-таки будем в юрте. Туда и отнесли горящую лампу, подвесив ее за проволоку почти в центре юрты. Туда же был перенесен и ковер, на котором в тот момент уже никто не сидел.

В тот вечер нам довелось отведать не только мясной шурпы. Пока варилось мясо, в кишлаке кто-то сварганил плов. Казан с пловом, в котором, кроме риса, в изобилии были морковь с луком, был водворен в центр ковра еще до того, как сварилась шурпа. Потом повара повытаскивали вареное мясо и выложили его на огромное блюдо, а бульон разлили по пиалам.

Трапезничали не менее двух часов. За ужином, не спеша, переваливаясь с боку на бок, обсуждались детали того, как будет происходить процесс передачи постов обороны. Вопросов у Мамад-хана было много, и все их нужно было решить сегодня, дабы потом не ставить в неудобное положение Мир Акая, когда тот будет подписывать договорные документы. Все обсудили, все предусмотрели, вплоть до того, как на эти посты будут осуществляться поставки боеприпасов и продуктов питания. По всему было видно, что Мамад-хан остался очень доволен результатами переговоров.

Когда ужин подошел к концу и чай уже не лез в глотку, Мамад-хан поинтересовался у Хакима, где мы будем ночевать. Об этом мы как-то даже и не подумали, поскольку надеялись управиться с этими переговорами за один день. Правда, я с самого начала сомневался в том, что нам это удастся сделать и даже был готов к тому, что придется заночевать в этом захолустье, но все-таки надежда обернуться за один день была. Запоздалые «посиделки» в юрте полностью разрушили все мои планы.

И тут Мамад-хан предложил свои услуги в решении этого вопроса. В кишлаке был один полузаброшенный дом, который до Саурской революции был не чем иным, как караван-сараем. В нем останавливались на ночлег заезжие люди, которых ночь заставала в пути. Мамад-хан объяснил, что помещение караван-сарая находится в весьма сносном состоянии и что там даже сохранились тюфяки, на которых можно спать. Я только на секунду представил, как буду лежать на старом драном тюфяке, набитом клопами и прочими кусающими и жалящими тварями, и мне сразу стало не по себе. А ну как еще и эфа вздумает навестить место нашего отдыха. Вообще, мрак. Я сразу же отказался от удовольствия ночевать по соседству с фалангами и скорпионами, однозначно заявив, что в таких случаях привык ночевать в салоне автомашины. Хаким и остальные царандоевцы были того же мнения. Мамад-хан на секунду задумался, а потом, повернувшись в сторону стоявшего сзади него нафара, отдал какое-то распоряжение. Позже я понял, что Мамад-хан распорядился об организации охраны гостей, возжелавших ночевать в машинах. Правда, он добавил, что ковер в юрте останется до завтрашнего дня, и если кто пожелает ночевать в юрте, то может воспользоваться им. Ковер сделан из чистой овечьей шерсти, и ни одна ползучая тварь не рискнет даже приблизиться к нему. Мы согласно закивали головами, но тем не менее остались при своем мнении и окончательно решили ночевать в машинах. Я застолбил за собой пустое пространство в УАЗе, что было позади сиденьев. Еще когда мы ехали, я обратил внимание, что там лежит какое-то тряпье. Ну чем не перина. В полевых условиях бывало и хуже.

Когда мы вышли из ярко освященной юрты наружу, мои глаза долго привыкали к кромешной тьме. Видно было только какие-то силуэты людей, перемещавшиеся передо мной из стороны в сторону. Стена крепости тоже исчезла в этом мраке. Стояла последняя неделя по лунному календарю, и новый месяц еще только-только готовился зародиться на небосклоне, упорно пряча в бархатной ночи свои еще не родившиеся молодые «рожки».

Но что-то в этой темноте меня поразило. Что именно, я даже как-то сразу и не сообразил. Постояв несколько минут на улице, я понял, что именно выхватило мое подсознание. Весь горизонт к юго-востоку от кишлака был намного светлее, чем все остальное звездное небо.