Книга Дины - Хербьерг Вассму

— Улицы в Трондхейме шире, чем в Бергене, — сказала вдруг Дина.

— Зато погрузка и разгрузка здесь тяжелее, да и пройти по фьорду тоже не шутка!

Андерс был благодарен Дине за то, что она переменила тему разговора.

— И гавань слишком мелкая! — прибавил он.

Они смотрели на столб жирного дыма, валившего из трубы вошедшего в порт парохода.

Извозчик ехал по узкой боковой улочке мимо низких домишек. Какой-то матрос, пошатываясь, перешел дорогу перед самым носом у лошади. Женщина истерично кричала толстому господину в слишком узком сюртуке, чтобы он поторопился, — пароход уже подходит. Господин пыхтел, как кузнечные мехи, и в спешке выронил картонку со шляпой. Они перебежали перед самой лошадью, словно хотели угодить под колеса.

Наконец Дина с Андерсом приехали и расплатились. Остаток пути они шли пешком.

В гавани они снова увидели давешнюю пару. Женщина заставила перевозчика отвезти их на пароход. На сходнях они споткнулись и чуть не упали. Казалось, хрупкое сооружение под ними сейчас рухнет в воду. И все время они без умолку переругивались между собой.

Длинный причал с пакгаузами и экспедициями чернел от людей. Здесь многие тоже просили доставить их на пароход, пока он не ушел. Подходить к причалу пароходу не разрешалось из-за опасности пожара. Так по крайней мере говорилось.

У Андерса появился повод дать выход своему отчаянию, и он тут же им воспользовался.

— Не порт, а блюдце! — в сердцах сказал он, ни к кому не обращаясь.

Дина молча сбоку наблюдала за ним.

Какой-то человек, грозя ножом, босиком бежал по причалу за парнем, укравшим бутылку рома. Подоспевшая полиция под крики и возгласы толпы забрала обоих. Люди отпрянули в стороны, не желая оказаться замешанными в это дело. Кого-то чуть не столкнули с причала.

Андерса давило горе. Динина рана не заживала. Тучи на небесах разорвало, но солнца не было. Мысли падали словно дождь.

Наутро они вышли в море.

Ветер был хороший. Но Антон все-таки был не в духе.

— Мои кости чуют непогоду, — сказал он.

Он стоял за штурвалом, похожий на разъяренного быка.

Дина и Андерс не церемонились с ним и не обращали внимания на его мрачность.

У них была другая забота. Между ними возникла какая-то новая связь, приятная и неприятная в одно и то же время. Что-то необычное, незнакомое им. Разговор по пути с фабрики, который они так и не закончили, положил начало чему-то новому, что им, вынужденным делить одну каюту на двоих, трудно было держать под контролем.

Глаза Андерса были невинны, как библейский текст под увеличительным стеклом. Они говорили: мы брат и сестра. Но что-то помешало нам исполнять свои роли. Видно, мы плохо знали чувства друг друга.

Он признался себе, что много лет мечтал, чтобы Дина оказала ему доверие. Попросила совета.

И вот она оказала это доверие: он узнал, что Нильс был мошенником. В душе у Андерса возникла смута — и все-таки он больше радовался Дининому доверию, чем думал о последних минутах Нильса.

Дина, как сова, сидела в своем дупле и пряталась от дневного света.

ГЛАВА 10

Господь отвечал Иову из бури и сказал:

Кто сей, омрачающий Провидение словами без смысла?

Где был ты, когда Я полагал основания земли? Скажи, если знаешь.

Кто положил меру ей, если знаешь? Или кто протягивал по ней вервь?

На чем утверждены основания ее, или кто положил краеугольный камень ее,

При общем ликовании утренних звезд, когда все сыны Божий восклицали от радости?

Кто затворил море воротами, когда оно исторглось, вышло как бы из чрева,

Когда Я облака сделал одеждою его и мглу пеленами его.

И утвердил ему Мое определение, и поставил запоры и ворота,

И сказал: «доселе дойдешь, и не перейдешь, и здесь предел надменным волнам твоим»?

Давал ли ты когда в жизни своей приказание утру и указывал ли заре место ее…

Они вышли из Трондхеймс-фьорда и взяли курс на север. Андерс видел, что приближается непогода. И у него даже полегчало на сердце.

Наконец справа скрылся Анденес, а слева — плоские очертания Эрланда, теперь «Матушка Карен» была предоставлена лишь самой себе и стихиям. Ветер был еще терпимый, и туман легкий.

Но ветер не унимался. Как серый морской призрак, он налетал на них с северо-запада и нес дождь.

Высокий штевень «Матушки Карен» заливало водой, вместительный остов швыряло между волнами, все равно что кофейную чашку без ручки.

Дорогой груз был привязан дополнительными канатами и по возможности укрыт от воды.

Юнга, сын одного из арендаторов Рейнснеса, уже валялся на койке с морской болезнью. Беднягу вывернуло прямо на тюфяк. Под брань и крики соседа. Но соседа никто не поддержал. Каждому хватало своего.

В чреве упрямого судна что-то без конца урчало и перекатывалось. Паруса и реи стонали и жаловались.

Уже несколько часов судно шло скорей под водой, чем над ней. Все-таки Антон не хотел искать укрытия в каком-нибудь порту. Он вел «Матушку Карен» в Фоллово море, точно сдавал экзамен на выдержку.

Тут-то и налетел шторм.

Дина одна сидела в каюте, ухватившись за край стола.

Переборки ходили у нее перед глазами.

Увидев, что из нее течет кровь, она засунула между ногами наволочку. И тут же повалилась на стол.

Робкая лужица крови все время меняла направление на досках настила. То она бежала на запад, то на восток, то на север, то на юг — в зависимости от крена судна. В конце концов она превратилась в густой коричневый ручей, застывший между щелями настила.

Дина ли я? Вчера еще я была церковным органом. Из моего тела рвались многоголосые хоралы! Потому что мне так хотелось! Сегодня мое тело терзают ножи. Я река, не знающая, куда течет. Не слышно даже моего крика. Меня несет так беззвучно, что мне страшно. Где теперь Ертрюд?

Фигура матушки Карен на штевне, вырезанная из дерева в виде полногрудой дамы с забранными в пучок волосами, то и дело исчезала в бешеных волнах.

Но она снова гордо выныривала на поверхность и отряхивала с себя волны. Раз за разом. Глаза ее были вырезаны острым ножом мастера из Вефсны. Их пустой взгляд был устремлен то в пучину морскую, то в небеса.

Море проявило свой истинный, коварный нрав. В этом году на два месяца раньше, чем обычно.

Антон приказал зарифить паруса. Андерс, как коршун, стерег ячмень от воды.

Стихия была безжалостна. Сворачивать к берегу не имело смысла. Там было полно рифов и шхер.

Антон взял курс в открытое море. Ничего другого им не оставалось. Ветер был порывистый и капризный, но ему пришлось уступить людям — недаром Андерс с Антоном много лет учились приноравливаться к нему.