Большая книга перемен - Алексей Слаповский

– «Мертвый сезон».

– Да. Бить, конечно, никто тебя не будет. (Петр посмотрел на брата с удивлением, но тот словно не заметил.) И вопрос, кто с тобой работает, тоже не будем задавать. Вопрос другой: с кем ты работаешь? Ты нам говоришь, кто тебе заказал эту статью – и все. И до свидания. Больше того, к тебе никаких претензий. Ты профессионал, журналист, тебе попал в руки горячий материал, ты, естественно, не удержался. Только не говори, что материал прислали по почте или тебе его через кого-то передали. Такие вещи обговариваются на уровне первых лиц, уж я-то знаю. Без санкции ни один дурак такую статью не напишет и не напечатает, тут надо знать, что кто-то тебя защитит. Разве нет?

– Нет. Ни на кого я не работаю.

– Илья Васильевич, такого, чтобы что-то появилось само собой, не бывает. Вот две недели назад ваша газета напечатала большую статья о художнике Едвельском, которую его дочка сумасшедшая написала, под псевдонимом, конечно. Просто так? Да нет. Ты к ней ходил, о чем-то там расспрашивал, наверное, о Леониде, ты ведь тогда книгу собирался про нас писать. Она рассказала тебе то, чего сама не знает, потому что она ничего не знает, а за это потребовала напечатать статью. Разве не так? Кстати, про Леонида. Ты в самом деле туда ездил, на реку?

– Да.

– И в самом деле там трудно утонуть?

– Утонуть и в луже можно. Но не найти труп в такой реке – абсолютно невероятно.

– Петр! – строго повернулся Максим к двоюродному брату. – Ты все-таки его закопал?

– Да ну тебя, – махнул рукой Петр и усмехнулся. – Шутки дурацкие!

– Ладно, речь не об этом, – сказал Максим. – Что ты там написал в своей статье, по большому счету дело десятое. Это и так все знают, а чего не знают, догадываются. И даже если узнают что-то новое, тоже ерунда. Вопрос все тот же, Илья Васильевич: кто тебе заказал эту статью? Кто дал тебе эти материалы?

– Я в архивах рылся… Далеко ходить не надо, всё в газетах того времени было напечатано.

– Всё, да не всё. Там есть такие вещи, которые нигде не печатались. Вот я и недоумеваю. Это могло прийти через Сергея Николаевича Цепова, например. Но вряд ли, он наш человек. Или через Александра Станиславовича Мастеренко? Тоже вряд ли, мы с прокуратурой дружим. Недоумеваю, Илья Васильевич. Сдаюсь. И нервничаю. Помнишь, я тебе говорил про информацию. Сейчас у меня ее нет, и я испытываю дискомфорт.

– Не трать время, Максим Витальевич. Повторяю: никто мне ничего не заказывал.

И тут потолок обрушился на Немчинова. Илья упал.

Он не заметил, как Петр переместился за скамейку. И ударил его кулаком по голове.

Очнувшись, Илья завозился на полу, поднялся на четвереньки.

Голова страшно гудела.

Он с трудом встал на колени. Увидел прямо перед собой лицо Петра.

– Еще? – спросил его Петр.

Илья вяло плюнул ему в лицо. Вернее, думал, что плюет, жидкость выплеснулась на нижнюю губу и поползла по ней.

Максим, отстранив Петра, достал из кармана пакетик с бумажными платками, вынул один, вытер Илье подбородок, платок брезгливо выкинул.

– Терпеть не могу говорить с побитыми и изуродованными людьми. Жалко становится. А у вас все повреждения внутри, отмерла пара миллионов клеток, пустяки, у вас там их целые миллиарды. И главное дело, вскрытие показывает гематому, но внешних повреждений никаких. В крайнем случае – падение. Ребята из душа в раздевалку прибежали, наплескали, вы зашли сюда и поскользнулись. Зачем зашли? Да потому что педофил, как дружок ваш из дома глухих.

– Он не… И я тоже.

– А мы напишем, что тоже. Вместо некролога информация: на журналиста Немчинова посмертно заведено уголовное дело по обвинению в педофилии. Вот вам и посмертная репутация. Жене Людмиле и дочери Яне хоть из города уезжай. Они-то думали, что папа хороший человек, книгу о добром купце Постолыкине написал, а он вон кто, оказывается.

– Жену и дочь не трогайте, – проговорил Немчинов, все еще плохо соображая.

– Никто никого не тронет. Я же говорю: ты выкладываешь, кто тебе заказал, и мы прощаемся.

– Давай я его еще раз подбодрю, – сказал Петр.

– Не надо. А то он и свое имя забудет. Кстати, Илья Васильевич, такие случаи тоже бывали.

– Вы можете допустить мысль, что иногда человек пишет сам? Без заказа.

– Могу. Но не такие статьи.

– В том числе такие. Я начал писать книгу о вас… То есть собирался. Искал материалы… И я теперь ненавижу вас. Считайте, что это по личным причинам.

– Не буду считать. Не верю. Илья Васильевич, слушай внимательно. Никогда такого не бывает, чтобы страной или городом управляли все, правильно? Все думают, что управляет власть, но и это не так. Власть – слишком общее размытое понятие. Управляет, как правило, группа людей. Или одна, или другая. Сейчас управляем мы. Причем вы даже не представляете, как управляем. Вы оглянитесь, Илья Васильевич, почему вы не видите хорошего? Домов красивых в городе все больше, дороги какие-то появляются, медицина существует, дети в школы ходят, два садика открыто за прошлый год, пенсии повышаются. Вы не хотите видеть, насколько мы принимаем участие в вашей жизни, даже обидно. Мы, извините, в каждом куске хлеба, который вы съедаете, и каждом стакане вина, который вы пьете. Вы наше тело едите и кровь пьете, я не шучу. Мы работаем. Петр вон с детьми с утра до вечера – растит патриотов, смелых людей. Я тоже молодым поколением занимаюсь, послал группу ребят на Селигер практически на свои деньги, тут им тоже устроили научно-технический слет юных гениев. Две недели на Волге ребята делом занимались и отдыхали. Все входит в колею, все стабилизировалось, наша группа вкалывает. И тут появляется другая – я давно это чуял, и хочет устроить раздрай. Опять. Кому это надо?

– Я не об этом писал, – сказал Немчинов.

– А о чем?

– Меня политика, если хотите, вообще не интересует. Меня люди интересуют. Меня мучает вопрос: кто вы теперь?

– Не понял.

– Объясню. Вы бессовестно уродуете и корежите людей – после того, как их и без того веками корежили, хотя я про две палубы помню, сам про это написал, вы – тоже мы, но все-таки вы другие. Вот мне и интересно, у вас хоть капля чувства вины есть? Хоть тень осознания, что вы пришли к власти через кровь, через трупы, через обман, через, б… вашу жадность патологическую? Вы же бесы все, вы опять бесы! От коммунистов эстафету приняли, недаром они с вами сейчас явно замирились – своих почувствовали! Но вам этого мало, вы делитесь, вы каждому тоже беса в душу втюхиваете! А бесам перед бесами не стыдно! Так, что ли?

Петр слушал, напрягаясь и ничего не понимая.

Максим все понимал, но по-своему. Он понимал, что Немчинов наивен, глуп и ничего не разумеет в жизни и в новейшей истории.

– Какие бесы, Илья Васильевич, вы бредите? Мы все прошли через одно и то же, через ломку, но кому-то это надо было поднимать.

– Через одно и то же? – возмутился Немчинов. Так возмутился, что утратил осторожность. – Через одно и то же? Сидит, б… тут, тварь, нога на ногу: одно и то же! Ты в конце восьмидесятых, в девяностом, в девяносто первом или втором стоял в очереди за спичками и за мылом? В глаза, б… гляди мне и отвечай!

– Тюкнуть его? – спросил Петр.

– Погоди.

– Ну, не стоял. Потому что я…

– Потому что ты делом занимался? А талоны помнишь? Макаронные изделия – три кило на месяц, спички – пять коробок, соль – килограмм, сигареты – десять пачек, водка – две бутылки, крупа, масло растительное, мука и так далее – помнишь? Номер тысяча пятьсот пятый у тебя на рукаве мелом не был написан? А у меня был! А что сколько стоило – помнишь?

– Неужели спички по талонам? По пять коробок? – удивился Петр.

– Про цены ты помнишь, Максим Витальевич, ты должен помнить! Это в мою статью не вошло, туда многое не вошло. Одна из блистательных операций братьев Костяковых. Элементарно и мило, на талонах пишется не «мясо», а «мясопродукты». То есть кости. Хочешь – бери, хочешь нет, но тогда талоны пропадут. И брали! Или вместо водки – «вино-водочные изделия». На прилавке бурда местного завода, помнишь, как ее называли? Помнишь, ты же ее и закупал! Шафран ее называли!

– Почему? – спросил Петр.

И опять не получил ответа.

– «Жиры» вместо «масло», то есть – маргарин. И так далее. И вы поступали красиво: закупали оптом огромные партии товаров через государственно-частные конторы или прямо и нагло через государственные. Но шафран у вас шел в магазины, а водка – в спекулятивную продажу, мясо – на рынок, кости – в магазин, масло – опять на рынок, маргарин – опять в магазин. А отчетность в ажуре – разве кости не мясопродукты? Мясопродукты! Маргарин не жиры? Жиры! И вы, скоты, грабившие меня, нажившиеся на мне и таких, как я, сидите до сих пор в своих думах, в правительстве – и еще нас презираете, что мы такие лохи! И еще собой годитесь, суки рваные!

– Дай ему, чтобы матом не ругался, – сказал Максим.

Петр дал.

Через некоторое время Илья, приходя в себя, услышал далекий голос Максима.