Братья - Селим Ялкут

Мы вышли в ту часть города — между северной стеной и каменными останками Соломонова храма, — где взяли за правило селиться иноверцы. Наши сторонятся этих мест даже днем. Язычники не строят новых домов, живут, в каких есть, или в ямах. Нужно навести здесь порядок, нынешняя беспечность к добру не приведет. Обо всем этом я едва успевал думать из-за быстрой ходьбы. Мы заскочили в какую-то лавку, а сквозь нее — в заднюю комнату, которая приятно удивила чистотой и прохладой. Старик исчез, а мне, оставшемуся в одиночестве, слуга принес на подносе холодную воду и сладости из меда и орехов. Расставив все это на низеньком столике, он с поклоном удалился. Я с удобством расположился на ковре, не забыв снять у входа туфли. За годы жизни в городе я хорошо изучил здешние обычаи и не перестаю дивиться их разумности. Угощение скрасило ожидание. С возрастом я стал сладкоежкой, и если бы не несчастные зубы, о которых, увы, можно теперь только вспоминать, поглощал бы здешние сладости дни и ночи напролет.

Я знал, что, согласно местному обычаю, мне предоставлено время для отдыха после дороги, и провел его по младенчески беспечно. Такое настроение находит на меня в самое неподходящее время. Я ценю его и надеюсь, когда судьба изменит, остальное случится быстро, и я не успею раскаяться в легкомыслии. Что толку в постоянном ожидании опасностей. Это делает нашу жизнь утомительной и ничтожной.

Наконец, в дверях появился старик, по виду, древнее моего провожатого. Внешность, однако, обманчива. Глаза излучали свет — верный признак деятельного ума. Старик уселся на ковер напротив, молчал, смотрел приветливо, даже весело. Язычники умеют скрывать мысли. Я запил угощение апельсиновой водой и жестом поблагодарил хозяина за гостеприимство. Он, в свою очередь, показал, чтобы я не спешил. Так, не произнеся ни слова, мы разулыбались друг другу, как давние друзья. Излишне говорить, что наши глаза работали с пользой. Наконец, я не без сожаления отставил в сторону пустые чашки, старец хлопнул в ладоши, и тот же слуга принес дымящийся напиток. Готовят его из зерен деревьев, которые растут в Аравии, здесь его употребляют для бодрости. Мы отхлебнули по глотку, все так же улыбаясь, готовые начать разговор.

Я огорчился, что не могу выразить благодарность более пространно и щедро, но хозяин легко заговорил сам. — Да будут впредь все твои дни приятны и легки, как посещение этого дома. Спокойствие и удача зависит от воли Всевышнего, а приходит через верных друзей.

Я приложил руку к сердцу, поклонился, а он продолжал: — Хорошие друзья, как драгоценные камни. Они дороги потому, что трудно найти. Нужно знать, где искать.

— В самом неожиданном месте. — Подхватил я, чувствуя, что интересное начало должно иметь такое же продолжение.

— Разве ты враг мне, я тебе? Пусть те, кто ищут врагов, находят их. — Старик говорил мягко, почти ласково. — Разве мирная беседа способна повредить двум старым людям? Единственное удовольствие, которое дарят годы. Я бывал у вас — франков, бывал в Индии, бывал далеко в Египте, добрый человек есть везде. Разве не так? Мы все — дети одного Бога, даже если видим его по-разному.

Я слушал с интересом. Старик замолк.

— Скажи, зачем позвал?

— Помнишь Саломона, которого ты велел похоронить по закону его веры? Хорошее дело должно быть вознаграждено. Это твое. — Он положил к моим ногам небольшой, туго набитый кожаный мешочек. Понятно, там были деньги.

— Забери, прошу.

— Вдова, дочь — это их благодарность.

— Я сделал, что должен. Это не стоит денег.

Старик помедлил и забрал свой дар. — Хорошо. Пусть будет по твоему. Ты можешь рассчитывать на нас.

— На кого?

— Узнаешь, если понадобится.

— Тогда скажи, кто хотел отравить Юсефа? Ты знаешь, о ком я.

— До самых пирамид люди молят Бога, чтобы вы сломали себе шею.

— Думай, что говоришь.

— Тут нет тайны. — Старик пожал плечами.

Мы смотрели друг другу в глаза. Я попытался встать, но ноги не слушались. Старик придержал меня за руку. Его рука была тверже моей. — Мой человек проводит тебя. И покажет место, если тебе понадобится, оставишь там знак. И еще. Знаешь рыжую, что бывает у базарного фонтана? Вы — франки, люди легкие. А мы? Мы слышим, как вы дышите, даже во сне. И хотим, чтобы хорошие сны сбывались.

Теперь, когда Михаил на свободе, нужно было позаботиться о его судьбе. Сам он ко всему безразличен. Братья представляют собой удивительную троицу. Раймунд — спокойный и сговорчивый, о Франсуа — не знаю, что и подумать, а теперь к этим двоим присоединился Михаил. Для меня это слишком. К тому же болит плечо, и возраст берет свое…

И тут меня осенило. Карина. Она умна и наблюдательна, к тому же не прочь помолчать — свойство невероятное для женщин. Карина занята воспитанием сына и редко выходит из дома. Из ее окна, когда оно не закрыто ставнями, видна дорога, ведущая к Храму. Улица узкая, чуть шире тележки водоносов, можно рукой дотянуться до глухой стены напротив. За стеной — монастырь Иоаннитов. Большую часть дня Карина проводит во дворе. Обычный летний образ жизни, которого придерживаемся все мы. Сама Карина, служанка Зира и мальчик Илья, которому около двух лет. Служанку я иногда встречаю в городе. Она движется неслышно и быстро, похожая на тень. Сейчас она подала нам мятный чай, мой излюбленный напиток.

— Я думаю, люди Раймунда живут лучше, чем вы, — сказал я, чтобы начать разговор. — Ваш муж может позволить себе много больше. Ему есть о ком думать. — Я показал в сторону малыша, играющего в затененном углу двора. — Ваша служанка умеет вести хозяйство. Можно позавидовать, хотя моя Фреина тоже знает, что и где покупать, и никогда не выбросит тряпку, в которой осталось хоть что-нибудь, кроме дыр.

— Раймунд все время на службе. Мне много не нужно.

— Вы довольны своей жизнью?

Карина задумалась. — Знаете, советник. Мне кажется, вы хотите о чем-то меня спросить. Иначе, зачем бы вы стали тратить время на такую малоинтересную особу.

Мне осталось рассмеяться. — Какой приятный разговор. Польза идет под руку с удовольствием, и вместе они составляют замечательную пару.

— Расскажите что-нибудь еще, чтобы мы могли радоваться вместе.

Я подивился уму этой женщины и умению держать себя в руках.

— Странная история. — Я рассказал Карине, что знал о Саломоне, свертывании деятельности торгового дома ее отца. О том, что память о той истории, испарилась, как вода на солнце.

— Но разве можно что-то узнать спустя столько лет? У меня есть о ком думать… — Карина кивнула в сторону играющего малыша.

— Но эти люди или те, кто пришли им на смену, где-то рядом. Печать торгового дома совпадает с печатью нового ордена, имеющего большое влияние. Я видел его в торговых книгах, которые нашел на складе вашего дома, я видел его у купца Саломона, который вел их дела… Я думаю, Раймунд говорил вам…

— Что-то да, что-то нет… Если о тех, которые заняли древние конюшни под развалинами храма? Но они слишком молоды, а ведь почти двадцать лет прошло.

— Среди них есть те, кто здесь давно.

— Возможно. Но у меня не осталось сил на ненависть.

— А ваш брат?

— У каждого своя судьба, Я за него не в ответе.

— Это верно. Вообще, я восхищен вашей наблюдательностью. Помните, вы говорили, что видели Михаила. Теперь это подтвердилось. Раймунд вам, конечно, рассказал. Добавлю, Михаил имеет тайного друга в лице Миллисенты.

— Думаете, это меня должно интересовать?

— Хотелось бы. Я уверен, новости не покидают стены этого дома. Хочу сделать нас союзниками. Раймунду нужен добрый советчик.

— Разве мое мнение может что-то значить?

— Нас заботит судьба одних и тех же людей. Говорят, этот город имеет странные свойства. Те, кто родились в нем, лучше понимают таинственные свойства, недоступные остальным.

— Замечательное наблюдение. Будем надеяться, это так. — Карина рассмеялась.

Я рассмеялся в ответ и вдруг понял, что совершенно не знаю этой женщины. Она легко угадывает мои мысли. Я открыт для нее. Она все понимает и знает больше, чем говорит. Не могу сказать, что это меня обрадовало.

— Как вы думаете, кто хотел отравить Юсефа? Если бы не Раймунд, мы бы расплатились новой войной. Он спас нас.

— Да, это так. Но откуда я могу знать?

— Я уверен, вы думали об этом. Как и все мы… Я слышал, Аскалон… Приморские города не прочь втянуть нас в войну с Сирией, чтобы мы забыли об их существовании.

— Возможно… их люди свободно входят в город. Но я бы не забыла никого. Когда-то это оружие — яд принадлежало Египту, Александрии. А теперь оно повсюду. Здесь в Иерусалиме и там за морем.