Братья - Селим Ялкут

— Его схватили ночью, недалеко отсюда. Вы знаете, здесь рядом скрытно живут венецианцы. И нужно же, чтобы Михаилу пришла в голову мысль явиться сюда.

— Но что ему делать здесь ночью?

— Дерзкий молодой человек. Он говорит, что так он лечит свою бессонницу. Это ведь не запрещено…

— Но недостаточно для того, чтобы ему поверили. Вы утверждаете, что в его прогулках не было умысла?

— Уверен, он не шпион. Нужен второй поручитель, кроме меня, и я надеюсь, что вы…

— Кто станет слушать женщину.

— Для этого есть ваш муж.

Она помолчала, затем громко рассмеялась. — Вы думаете, муж?

— Почему бы нет.

— А может, этот Михаил, действительно, шпион.

— Уверяю вас, нет.

— Как же он объясняет свои прогулки? — Если бы я не ждал вопроса, то не расслышал бы волнения в голосе, будто половица скрипнула.

— Никак. Он не говорит ничего. Он невиновен — ручаюсь. Но в тюрьме его могут пытать.

Миллисента встала, прошлась по комнате, пряча лицо. Служанка внесла кувшин с охлажденной водой, в которой плавали апельсиновые лепестки. Я утолил жажду и продолжал.

— Он будет молчать. Но его могут искалечить — Я выждал, чтобы она смогла оценить эти слова. — Закон не запрещает ходить по городу ночью. Этого достаточно для его освобождения. Но есть правило. Помимо начальника стражи, освобождать могут двое. Один — из этих двоих — я.

— А другой — мой муж?

— Надеюсь. — Я поклонился.

Миллисента вернулась на место. Видно, она справилась с волнением. — Один раз я оказала этому человеку услугу. Вы, возможно, знаете о ней. — Я не знал и изобразил неведение.

— Расспросите, когда он будет на свободе. Но прежде скажите ему, что я понимаю причины, по которым благородный человек должен хранить молчание. Даже, если это кажется странным. Побудьте здесь, пока я схожу к мужу. Надеюсь, он не откажет мне, даже если я не буду с ним так искренна, как с вами. Мне кажется, вы знаете больше, чем говорите, советник. Или догадываетесь. — Я поклонился. — Догадки говорят об уме тех, кто умеет их хранить. А в вашем уме я не сомневаюсь. Что касается Дюплесси, братья немало сделали для моего мужа.

Я был с ней полностью согласен. Получив кусок пергамента, снабженный корявым росчерком Жоффруа, я поспешил в тюрьму. Оказалось, что спешил не зря.

Жискара я застал в комнате начальника тюрьмы. Перед ним стоял взволнованный Раймунд.

— А вот и господин советник. — С явным облегчением встретил меня начальник тюрьмы.

— Я требую допроса. — Сказал Жискар. — Я хочу знать, что он там делал. Почему бежал. Он должен объяснить.

— Я думаю, двойного поручительства достаточно. — Я выложил перед Жискаром расписку Жоффруа. Говорил я примирительно. — Кроме того, он будет постоянно у нас перед глазами.

— Но сначала мы допросим его. — Горбун был зол. Добыча уходила у него из рук.

Привели Михаила. Жискар долго рассматривал его и, как показалось, успокоился. — Я помню тебя.

— Старые знакомые. — Поспешно вставил я.

— Ты скажешь, что делал ночью?

— Я шел домой.

— Откуда?

— Я гулял.

— Не сомневаюсь. Гулял по стенам, как кот. И удирал, когда тебе приказали спуститься. Ты думаешь, я тебе поверю?

— Он актер. — Пояснил я. — И может передвигаться, как сочтет удобным.

Лицо Жискара кривилось. Он не мог объяснить цель ночных прогулок Михаила. И этого бесило его.

— Я понимаю, это кажется странным. — Продолжал я. — Но он — честный человек. Вот мое поручительство. И господина Жоффруа…

Горбун раздраженно отбросил расписку. — Такое способно многое перевесить. Но он так и не ответил. Пока. Ты, — он пальцем ткнул в Михаила. — Явишься, как только я прикажу. Ты понял? — Михаил кивнул.

— А ты, советник, хорошо бегаешь. В твои годы нужно больше думать о здоровье.

Тут я с Жискаром был полностью согласен.

РАЗВЯЗКА

Раймунд

В течение месяца не было времени разобраться в событиях, участником которых я стал. С этим торопит Артенак, который постоянно присылает писца и готов сам выслушивать мои рассказы.

Мы пережили поход Багдадского султана. Они потравили наши хлеба на границах и сожгли несколько селений. Тем и кончилось. Все вздохнули с облегчением, кроме нескольких безумцев, которые привыкли поправлять свои дела за счет войны, и мальчишек, впервые взявших оружие. К этим относится мой сын Товий. Все время он проводит в бывших конюшнях с тыла королевского дворца. Теперь они отданы монашескому ордену. Я не хотел бы, чтобы он разделил участь этих людей. Но Карина успокоила меня. Товий слишком молод и далек от окончательного выбора. Кровь бурлит в нем, а там подчиняются дисциплине и порядку. Пусть будет с ними.

В походе Товий вел себя храбро, слушал команды и не пытался обратить на себя внимание. На обратном пути он отправился к Дю Бефу, где провел несколько дней. Я не задаю вопросов. Как я понимаю, служение ордену требует соблюдения тайны. Сент-Омер — один из главных среди них, взял Товия оруженосцем. Эти люди много времени проводят в обществе друг друга, но Товий уверяет, что упражнения в военном деле и молитва не оставляют времени для праздности и развлечений. Карина настаивает, чтобы я уделял мальчику больше внимания. Тень его матери стоит за ним.

Дело не дошло до войны, и мы можем быть спокойны за будущее. Так, по крайней мере, я думаю. Артенак и Карина говорят, что воображения у меня не хватает, но я не считаю это недостатком, воображение может помешать исполнению обязанностей.

Слухов вокруг ходит много, можно выбрать на любой вкус. Если бы только слухов… Чего стоит появление Михаила, тюрьма и хлопоты по его освобождению?

Карина говорит, смеясь, что теперь я ем и сплю вместе с лошадью. Она волнуется за меня и требует, чтобы я носил рубаху из металлических колец, которую мне подарили в Дамаске. Мое дело — исполнять приказ. И добавлю от себя: слушать советы своего друга Артенака. Этот человек желает мне добра, сочетая это с государственной мудростью. Недавно он посоветовал мне проследить за молодой женщиной, появляющейся близ городского фонтана. Она заметна по ярко-рыжим волосам, спадая на лицо, они мешают разглядеть ее, как следует.

Место это хорошо известно. Сюда съезжаются поселенцы из пригородов, и полно досужего народа, готового предоставить разные услуги, были бы деньги. Обольстительницы здесь на каждом шагу. Коран запрещает женщинам заниматься подобным промыслом, у нас нет правил на этот счет, и блудницы пользуются свободой. Запрещено лишь нарушать порядок и спокойствие. Недавно двое таких с воплями вцепились в волосы друг другу, и я с удовольствием отправил обеих в тюрьму. Не сомневаюсь, что, выйдя оттуда, они немедленно вернутся к своему ремеслу.

Я был удивлен совету Артенака, но он отказался от объяснений, сославшись на данное им слово. Я не считаю себя задетым, советы, получаемые от родных и друзей, дорого стоят сами по себе. У меня есть ловкий человек, итальянец, пытающийся скопить деньги на покупку дома близ Иерусалима. Зовут его Чипо, не удивлюсь, если на родине за ним числятся немалые грехи. Он в городе недавно, но уже успел попасться на сомнительной сделке, и Жискар, не церемонясь, огрел его плетью. Таким людям наказание не идет впрок, к тому же они злопамятны, и Чипо не исключение. Мое покровительство для него кстати, теперь этот человек мой. Он называет меня сеньором, по обычаю мест, откуда родом.

По виду о Чипо плохо не скажешь, выглядит он как важный господин и любит пьянствовать с заезжими гуляками. Рыжая долго не появлялась, а когда встретилась, увы, знакомство оказалось недолгим. Чипо использовал присущее ему обаяние и… получил сзади удар по голове, который свалил его в канаву. На этом все и кончилось, но Чипо не в обиде. Такие истории для него не в новинку, тем более отделался он легко, череп остался цел. Вообще, исчезновению людей в городе, не редкость, о многих мы так никогда и не узнаем. Люди приезжают издалека, носят при себе деньги и становятся жертвами грабителей. Дю Беф пеняет нам за бездействие, и мне приходится признать его правоту.

Артенак

Фреина обратила внимание на нищего старика, усевшегося против наших ворот. Улица ведет к базару и днем здесь бывает многолюдно. Старик не попрошайничает, перебирает четки и бормочет себе под нос. Сумасшедший, каких немало развелось в городе. Фреина испугалась сглаза, и потребовала моего вмешательства. Стоило выйти, как старик вскочил, живо подобрал лохмотья и стал кланяться, как давнему знакомому. Потом, вытянув руки, подобно купцу, зазывающему в лавку, пригласил следовать за собой. Будто, только меня ждал. Я вернулся за шапкой — здесь они служат защитой от горячего солнца, — и отправился следом. Должно быть, мы представляли необычную пару — оборванец с развевающейся бородой, за ним я — уважаемый в городе человек, придерживающий спадающую на бегу шапку и пыхтящий от несносной жары.