МИР ИТАЛЬЯНСКОЙ ОПЕРЫ - Тито Гобби

Я пел в его опере "Гекуба", которая не вызвала особого скандала, много раз исполнял его прекрасные "Семь канцон". Мне также посчастливилось участвовать в премьере его красивой мистической оратории "Святой Франциск Ассизский". Последним его произведением, в котором я принял участие, был "Лжеарлекин" - довольно поверхностный, лишенный глубокого смысла опус.

Как-то он отвел меня в сторону и спросил:

- Что вы думаете об этой вещи?

- Видите ли... - пробормотал я, несколько смущенный.

- Вы абсолютно правы, - вдруг сказал Малипьеро. - Это пустячок. Но подобные штуки меня забавляют.

Разумеется, все композиторы, о которых шла речь в этой главе, итальянцы, поскольку я познакомился с ними в первые годы своей вокальной карьеры. Благодаря общению с этими людьми, более или менее тесному, я приобрел ценный опыт - научился работать с музыкой разных стилей. Я шел еще не проторенными путями и не знал тогда, что в недалеком будущем спою "Воццека".

Хотелось бы закончить эти заметки таким утверждением: одним из одаренных композиторов этого периода был молодой человек по имени Тито Гобби. Но справедливости ради следует сказать: наивысшим моим достижением в области сочинительства стало участие в работе над фильмом "Стеклянная гора" в качестве консультанта в 1949 году. К счастью, этот фильм завоевал огромную популярность, и даже сегодня его можно иногда увидеть по американскому телевидению, правда, в не очень удобные часы, например в три утра.

В картине были заняты Дульчи Грей и Майкл Денисон, два превосходных английских актера, а также юная Валентина Кортезе, которая позднее стала очень яркой актрисой. Я же прекрасно провел время, играя оперного певца, ставшего партизаном.

Музыку к фильму написал Нино Рота, удачливый композитор и замечательный человек. Сочиняя музыку к моей роли, он проявил поистине ангельское терпение. Мне не очень понравились первые наброски, и я попытался направить его творческий поиск по другому пути, посоветовав обратиться к песням жителей наших гор, соответствовавшим, на мой взгляд, духу фильма. Я познакомил его с одной из них под названием "La Montanara". Я усаживался рядом с ним за пианино, подсказывал, предлагал, требовал написать ту или иную фразу - и в конце концов он сочинил красивую музыку, популярную и в наши дни.

Из горной Кортино д'Ампеццо,где снимался фильм, мы перебрались в Венецию, чтобы записать фонограмму в театре "Ла Фениче" с дирижером Франко Феррарой. Пока он просматривал партитуру, к нам присоединились несколько наших добрых друзей, и мы оживленно проговорили вплоть до начала репетиции. Затем в одном из пассажей оркестровой партии, в середине fortissimo, Франко Феррара, обладавший феноменальным слухом, вдруг заявил, что у флейтиста что-то не так с мундштуком его инструмента.

Рота воскликнул: "Вы сошли с ума! Неужели вы что-то слышали?"

Гвидо Кантелли - вундеркинд, чья жизнь оборвалась так рано и так трагично, - отнесся к этому заявлению также с недоверием.

Нас поддержал и Массимо Амфитеатров, знаменитый виолончелист. Ему тоже показалось, что с инструментом все в порядке.

Наконец мы заключили пари. Франко Феррара подозвал к себе флейтиста и сразу же обнаружил небольшую трещинку в мундштуке!

Мы онемели от удивления. А Рота предложил отпраздновать это событие. Не долго думая, мы всей компанией - Рота, Феррара, Кантелли, Амфитеатров и я - отправились пообедать. Потом мы бродили по узким улочкам и мостам залитой лунным светом Венеции, и настроение у нас было романтическое.

Остановились мы на площади святого Марка, мекке всех венецианских бродяг, чтобы полюбоваться фасадом базилики, на котором лунный свет рельефно обозначил все детали. Потом я предложил перейти на Другую сторону площади, пообещав спутникам, что оттуда откроется дивный вид.

Мы пересекли площадь и уселись на невысоких ступенях. Перед нами возникло действительно волшебное, почти призрачное видение: базилика, казалось, плыла в лунном свете, выступая из полосы низкого тумана.

К нам подошел неизвестно откуда взявшийся Мемо Бенасси, великий итальянский актер. Мы провели там, на площади, в тихой беседе долгие часы. И какие часы! Они не вернутся уже никогда, но и не сотрутся из памяти до конца жизни. Это драгоценные камни в короне молодости.

Когда божественный туман пронизал нас холодом до самых костей, блеснули первые лучи солнца...

И теперь в этом утреннем свете, распахнув последнее из окон, я вижу: многие, о ком говорилось в этой главе, уже покинули нас.

Ожидает ли их забвение?

Некоторых - да. И быть может, заслуженно. Ибо их притязания на бессмертие оказались несостоятельными. Другие занимают определенное место в истории музыки благодаря одному-двум произведениям или необычной арии, получившей известность стараниями прославленного исполнителя. Но многие оставили после себя совершенные сочинения, которые, увы, не вызывают сегодня интереса у оперных театров и театральных трупп, разбросанных по всему миру.

Мы же порой вынуждены довольствоваться второсортными переделками признанных шедевров, свидетельствующими о сомнительном вкусе и низкой музыкальной культуре. На эти странные и уродливые спектакли театры затрачивают огромные суммы денег, хотя то и дело раздаются жалобы на нехватку средств.

Осмелюсь задать такой вопрос: не разумнее ли время от времени обращаться к забытым произведениям, обладающим несомненными достоинствами, пусть даже и небезупречным в художественном отношении?

И тогда - сколько еще нераспахнутых окон!.. Положа руку на сердце - и на эту книгу, - я со всей искренностью заявляю: вы и не знаете, какое это увлекательное занятие - раскрывать окна в мир оперы. Испытайте себя! Распахните некоторые из ставен и последуйте совету того гида в Сан-Джиминьяно: взгляните!