Горячее сердце - Юрий Корнилов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А если не пойдет? — спросил Виталий.
— Когда сменяются стрелочники? — спросил Федор Вершкова.
— В восемь.
— Тогда в девять ты можешь сняться, — ответил Федор Виталию.
— Ясно.
— Теперь давайте подумаем, как тебя получше укрыть. Не в шалаше же ты будешь ждать!
Укрытие Бадьину оборудовали шагах в пяти-семи от шалаша.
— В скандал советую не ввязываться, если даже и появится такая возможность, — весело посоветовал Федор на прощание.
Через час Федор с Вершковым пришли в его квартиру на разъезде. Они вернулись, миновав стрелочный пост. Наскоро перекусив, Даниил Андреевич отправился на дежурство, пообещав найти Колмакова и послать его к Федору.
Алексей Колмаков побывал у Марии Холодковой. Из разговора с ней, как он считал, узнал немного, но кое-что требовало проверки и дополнительных сведений.
— Оказывается, Семен Степанов из спецпереселенцев. За что был сослан сюда, она не знает, но говорят, что когда-то он был мельником. Видимо, мне надо съездить в Пригорнск… Из его приятелей на разъезде назвала начальника, и то сказала, что вместе сходятся только для выпивки. Не дома, а на работе. Семьями не дружны.
— И это — все? — спросил Федор.
— Беседовал и с другими людьми. Говорят, что у Степанова есть знакомые в поселке Яшминского леспромхоза. Кто они — назвать не могли, но предполагают, что через них Степанов получал отводы для сенокоса. Если так, то этих знакомых надо искать в лесничестве: оно находится в том же поселке. Да, я забыл!.. Мария Холодкова тоже говорила, что как-то, придя на дежурство — это было с месяц назад, — она застала в будке вместе со Степановым незнакомого мужчину. Когда тот ушел, еще спросила: «Что это за мужик у тебя был? Никогда раньше не видела». — «Знакомый один из госпиталя пришел после ранения», — ответил Степанов и ушел.
— Так и не узнала, кто он?
— Нет. Ей показалось, что Степанов не хочет с ней разговаривать.
— Не густо, — сказал Федор.
Обоим было ясно, что на главный вопрос: кто мог скрываться в лесу, — не только ответа, даже намека не было. А без этого со Степановым говорить нельзя.
— Послушай, Алексей, тебя тут знают, и твое присутствие на разъезде не вызывает подозрений. Проследи вместо меня, откуда Степанов придет на дежурство, — попросил Федор Колмакова. — Утром за ним я посмотрю сам. Ты же завтра поедешь в Пригорнск. О Степанове необходимо знать все.
Колмаков ушел.
Настроение у Федора было отвратительное.
Он остался ночевать в квартире Вершкова, но сон не шел, и Федор попросил у хозяйки разрешения посидеть на кухне. Поздно вечером по радио передавали последние сводки о положении на фронтах. Немцы опять наступали. На этот раз на Юге. Наши войска оставили Донбасс, откатились к Дону, несмотря на упорное сопротивление, продолжали отходить. Федор впервые услышал название нового фронта — Сталинградского. Все чаще в сводках назывался Воронеж, город, с которого, как считал Федор, началась его жизнь. Как далеко зашла война!..
Так, не отдохнув, и промучился Федор до рассвета, а утром, освежив себя холодной водой, зашел к Вершкову.
— Отдохнул? — спросил Даниил Андреевич. — Что-то больно рано поднялся…
— Спасибо, все хорошо, — ответил Федор, — Скоро восемь, стрелочники будут меняться. Вот и пришел.
В дежурную зашла Мария Холодкова.
— На работу? — спросил ее Вершков.
— На работу.
— У меня просьба к тебе, — обратился он к ней. — Когда примешь смену от Степанова и он уйдет, сразу позвони мне и скажи, куда он отправится.
— Зачем?
— Как зачем? Со вчерашней запиской надо разобраться. Только ему ни полслова! — наказал он.
— Ладно, — просто согласилась Холодкова, но взглянула на Федора.
Когда ушла, Даниил Андреевич сказал:
— Вот и незачем вам без дела разгуливать по разъезду.
Вскоре в дежурной появился и Колмаков.
— Вчера он пришел на работу из дома, — сказал он Федору, не называя фамилии Степанова.
— Когда едешь в Пригорнск? — не ответив на сообщение, спросил Федор.
— С первым попутным. А ты чем заниматься намерен? — поинтересовался тот в свою очередь.
— Не решил еще. Надо подождать Виталия.
— Если вы хотите ехать, товарищ Колмаков, то я сейчас придержу прибывающий поезд, — вмешался в их разговор Вершков. — Пойдемте.
— Постарайся побыстрее вернуться, Алексей! — уже вдогонку крикнул Федор.
Зазвонил телефон. Федор поднял трубку.
— Первый говорит, — услышал он женский голос. — А где Даниил Андреевич?
— Он встречает поезд, — ответил Федор. — Это вы, товарищ Холодкова?.. Что ему передать? Куда пошел Степанов?
— Домой, — сказала она и спросила после паузы: — Всё?
— Спасибо.
Она положила трубку.
Федор поднялся и подошел к окну. На перроне стояли Колмаков и Даниил Андреевич. Дежурный держал в руках развернутый желтый флажок. Вскоре мимо нескоро покатил товарный поезд. Дождавшись тормозной площадки, Колмаков ухватился за поручни и легко вскочил на нее. Вершков сразу же сделал отмашку в сторону машиниста. В ответ послышался бодрый свисток паровоза, и поезд стал набирать скорость.
— Холодкова звонила: Степанов пошел с дежурства домой, — сказал Федор Вершкову, когда тот вернулся в дежурную. Спросил: — Сюда он может зайти?
— Нет. Стрелочники только перед сменой заходят, — ответил Даниил Андреевич и тоже спросил: — А ваш товарищ-то из леса куда должен прийти?
— Выйдет туда, откуда мы уходили. Наверное, мне лучше его встретить. Придется зайти к Холодковой. Не испугаю ее?
— Нет. Она баба понимающая, — успокоил его Даниил Андреевич. И улыбнулся хитровато: — Боязливая не рассказала бы про записку-то…
— А как ее зовут по отчеству?
— Ивановна.
Федор встал, застегивая шинель.
— Я вам понадоблюсь? — спросил его Вершков.
Федор подумал, потом попросил:
— Если вас не затруднит, через час подойдите к месту, где стоит наша дрезина.
Мария Холодкова встретила Федора сдержанно, но приветливо:
— Присаживайтесь. Тесно у меня здесь.
— Ничего. Все равно — не на улице. И дрезину из окошка видно, — отозвался он.
— У нас тут на Дедово и остановиться-то негде. У Даниила Андреевича были?
— У него. — Попытался завязать разговор: — На разъезде магазина нет. Я слышал, Мария Ивановна, что ваши раньше ходили за покупками в Яшминский леспромхоз?
— Только за продуктами да мелочью разной, вроде мыла. Мужики — еще за водкой. Что там еще купишь? За большими покупками ездили в Пригорнск, а чаще — в Свердловск, — ответила она охотно.
— Я почему спросил? Знакомых, наверное, там много?
— У кого как. Мы с мужем нездешние, так у нас знакомых не было. А как его забрали на войну, так я там и вовсе не была. По карточкам-то мы отовариваемся в Пригорнске.
— А здесь и местные работают?
— Есть. Правда, не много, семьи две-три. — И уточнила: — Местные, это не обязательно с Яшминского леспромхоза. По ту сторону Яшмихи еще поселки есть: Угольный, Хомутовка… Тоже — недалеко. Вот моя соседка, она в пути работает сейчас, так она из Хомутовки, а сестра ее замужем в Яшминском.
— Вы говорили нашему Колмакову, что у Степанова нет друзей.
— Откуда им быть-то? — Она оживилась, улыбнулась даже. — Сам он нелюдимый, да еще и скупой. Только на поллитру разориться может. А жена у него — так ту вообще все стороной обходят. Говорят, она шибко из богатых… Наверное, и злая оттого, что жизнь-то всех уровняла.
Федор посматривал на часы. В девять в будку зашел Вершков.
— Беседуем? — спросил.
— Да так… — ответил Федор. — Что-то товарищ мой задерживается.
— Я пойду, — сказала Холодкова. — Мне стрелки надо прибрать.
— Занимайтесь своим делом, Мария Ивановна, — ответил ей Федор. — На нас не обращайте внимания.
— Парень-то ваш голодный, — побеспокоился о Бадьине Вершков.
— Придет, придумаем что-нибудь.
А Виталия все не было. Федор уже тревожился не на шутку, предложил Вершкову.
— Может, пройдем к дрезине? Хоть на воздухе побудем: вон у вас красота какая!
Когда пришли на место, к воде спускаться не стали, а устроились на опушке леса, невдалеке от дорожки, по которой уходили вчера. Солнце уже поднялось довольно высоко, Федор снял шинель.
…Бадьин появился только после десяти. Они поднялись, и он, увидев их, подошел со словами:
— Задержаться пришлось: я из Яшминского…
Виталий просидел возле шалаша всю ночь.
— Думал — зря, — рассказывал он нервно, — а на рассвете, в шестом часу, услышал, что кто-то идет. Ну, приготовился… Скоро к шалашу осторожно подошел мужчина лет около пятидесяти в сапогах и брезентовом плаще. Огляделся, заглянул в шалаш и закурил. Постоял, потом затушил папиросу и направился обратно…