Вокруг трона Екатерины Великой - Зинаида Чиркова

Почти одновременно она ввела его в Государственный совет при императрице.

Генеральные планы по строительству дорог были представлены Екатерине только спустя десять лет после учреждения дорожной комиссии, но в эти годы многое сделал Безбородко для усовершенствования и нового дорожного строительства. Конечно, речь шла пока что лишь о европейской части государства, потому что необозримые просторы Сибири не давали даже и думать об устройстве там сносных дорог.

Став членом Совета, Безбородко теперь ещё чаще стал докладывать Екатерине о всяческого рода делах, и в том же году императрица пожаловала ему титул гофмейстера. А когда она собралась в Крым, то распорядителем определила быть тому же Безбородко.

На всю поездку было выделено три миллиона рублей, но хватило их на одну только половину, и Безбородко изощрялся, как мог, чтобы сэкономить государственные деньги. И всё-таки он был не в силах напрямую сказать Екатерине, что главный растратчик денег в государстве — это она и её двор, жившие в исключительной роскоши и пышности.

Безбородко старался, чтобы на остановках, где императрица должна была ночевать со всей своей свитой, всё было предельно просто: обыкновенная мебель, дешёвые дворцы, наскоро строенные в честь прибытия императорского поезда. Однако он не мог ручаться, что все эти буфеты и серванты, сервизы и столовые приборы тотчас не разворует челядь да и сами руководители этих стоянок, потому что они знали, что всё это лишь на один день.

Воровство было постыдным и повальным. Воровали все — от простой кухарки до князя и вельможи. Оттого и не хватило денег на поездку императрицы. Но Екатерина, не скупясь, позволила взять ещё три миллиона из государственной и так уже тощей казны, чтобы прибыть обратно в Петербург.

Поддаваясь всеобщему влиянию, и Безбородко теперь не скупился в тратах на самого себя. Даже киевскому генерал-губернатору фельдмаршалу Румянцеву писал он об удобствах для себя:

«Что касается меня, то я совершенно полагаюсь на милостивое Вашего сиятельства распоряжение. Но осмеливаюсь донести, что по качеству министра иностранных дел нельзя мне обойтись без некоторого рода репрезентации. Следственно, хотя я и предпочту не ближний дом, но некоторый немного пообширнее и выгоднее...»

Самому же Румянцеву он указал экономить на всём, так что к приезду императрицы Киев даже не был украшен. Но когда Екатерина выразила недовольство и послала Мамонова высказать это фельдмаршалу, грубоватый и прямолинейный вояка ответил ему, что он, Румянцев, привык брать города, а не украшать их. Это надо было передать императрице.

Безбородко не оставлял надежды приобрести себе ещё и более почтительных покровителей. И в Нежине, где он принимал императрицу в своём имении, он представил ей уже известных Милорадовича и Миклашевского. Мало того что императрица, обратив на них внимание, благодарила Безбородко за достойный приём, она ещё и удостоилась жестокой сцены ревности со стороны своего фаворита Мамонова. Впрочем, и будущий фаворит Зубов тоже ненавидел Безбородко именно из-за этого знакомства императрицы с его красавцами-родственниками...

Александр Андреевич был едва ли не главным распорядителем всего путешествия. Основной силой был, конечно, Потёмкин, но любая мелочь касалась Безбородко. Он привёз в Канев польского короля Станислава Понятовского, он присутствовал на всех встречах императрицы с Иосифом Вторым и обсуждал с ним все пункты союзного договора Австрии и России. И большая часть указов, подписанных рукой Екатерины за время полугодового путешествия, была писана рукой самого Безбородко.

Даже Завадовский писал графу Семёну Романовичу Воронцову:

«Князь Потёмкин верховный в делах. Граф Александр Андреевич по нём и в услугах его. Я называю две силы, всё двигающие...»

Екатерина являла всё новые милости своему фактотуму. Она заехала к нему в гости в слободу Анновку, а потом подарила в Москве дом бывшего канцлера графа Бестужева-Рюмина. Дом был уже старый, и императрица приказала перестроить его по указанному Безбородко плану на казённый счёт.

Но международные дела, которыми ведал Безбородко, становились всё тревожнее и тревожнее. Пруссия строила козни, стравливая Россию с кем только возможно, Франция и Англия вооружались, а Турция прямо готовилась к войне с Россией. Во всяком случае, Безбородко прекрасно понимал, что такое вызывающее путешествие Екатерины в Крым не может не кончиться войной...

Война уже закончилась, Потёмкин умер, и теперь Безбородко представлял Россию на Ясской конференции, где решалась судьба завоеваний северной страны.

Безбородко изворачивался, как мог: задавал пиры, подобные потёмкинским, приглашая участников переговоров на них, заваливал турецких переговорщиков драгоценными подарками и бриллиантами. Но турецкие уполномоченные были неподатливы, потому что чувствовали поддержку Франции и Польши, а также Швеции.

Ничего не мог добиться Безбородко на этой конференции. Кровопролитная жестокая война теперь обратилась в пустое дело. Единственное достижение — державы Европы согласились признать за Россией присоединение Крыма и прикубанских степей. Но это уже не нужно было стране, она завоевала это признание и без кровавой войны.

Словом, ничего не мог выторговать Безбородко на переговорах в Яссах. Только и всего, что мир был заключён.

3

В самом радужном настроении возвращался Александр Андреевич Безбородко из Ясс в Петербург. Не замечал сломанной оси в своём поезде, терпеливо ждал на остановках продолжения пути, не обращал внимания на мокрядь и хмарь начинающейся весны, даже со своими одалисками разговаривал оживлённо и доброжелательно. Они сопровождали его в эту далёкую даль, развлекали и веселили его, и теперь после всех хлопот, после интриг и заигрываний с иностранными послами, присутствовавшими на переговорах, он отдыхал душой, весь растворяясь в ожидании своего нового триумфа. Безбородко вёз уже второй мирный договор, заключённый всецело им, советами и указаниями императрицы доведённый до окончательной редакции. Он до сих пор помнил наизусть статьи Верельского мира, которые он сочинял под конец шведской войны:

«1. Чтобы мир, спокойствие, доброе согласие, и дружба пребывали вечно на твёрдой земле и на водах, и потому все действия всех прекращены быть имеют.

   2. Границы обеих держав имеют навсегда остаться, как оные, по силе Абовского договора — по разрыву до начала настоящей войны были.