Дикари Гора - Джон Норман

— После подобных своих деяний, Ты, несомненно, ожидала, что тебя будут долго и с удовольствием насиловать, — предположил я.

— Да, — не стала отрицать Леди Мира, — практически с того момента, как я чувствовала теплую траву под животом, и взяла в рот лапы того животного.

— И они оправдали твои ожидания? — заинтересовался я.

— Нет, — сердито буркнула она. — Я была связана, и отдана этим людям.

— Я заметил, — усмехнулся я, поскольку, был уверен, что так оно и было.

— Не бойтесь, — попытался Тыква успокоить раздетую красотку, стоящую на коленях, и хорошо привязанную к примитивному ярму. — Ваши испытания и несчастья, Ваши затруднения и бедствия, скоро закончатся.

— Не убивайте меня, — взмолилась она.

— По желанию твоих хозяев, тебя могут и убить, — напомнил я ей.

Она побледнела. Я видел, что где-то она уже поняла, что стала рабыней.

— Но Вам очень повезло, — сказал один из Ваниямпи.

— Владельцы сочли целесообразным оказать Вам своё милосердие, — поддержал другой.

— По крайней мере, в течение какого-то времени, — добавил третий.

— Владельцы? — переспросила женщина.

— Владельцы, ваши и наши, рабыня, — пояснил Тыква.

— Рабыня! — она закричала и задергалась в ярме. Но она не пыталась встать. Я думаю, из-за моего присутствия.

— Да, — заверил её Тыква.

— Мы собираемся назвать её Репой, — добавил кто-то из Ваниямпи.

— Я — свободная женщина, — закричала она. — Я — Леди Мира из Города Венна!

Я улыбнулся про себя. Такой наивной казалась эта, стоящая на коленях рабыня, уже названная Репой.

— По приказу наших владельцев, — сказал Тыква, — Вы должны быть взяты, как есть, в ярме и голой, в загон.

— В загон? — удивилась она.

— Да, в одиннадцатый сад, в наш дом, — объяснил Тыква.

— Вы будете счастливы там, — добавил другой из Ваниямпи.

— Все мы будем счастливы, — поправил следующий.

— К несчастью, Вы должны быть будете идти за нами на привязи, через степь, раздетая и в ярме, как если бы Вы были простой гореанской рабыней, чьё рабство отмечено клеймом.

— И, несомненно, я доставлю Вам большое удовольствие в этом походе, едко добавила девушка.

— Мы будем с нетерпением ждать удовольствия от Вашей компании, — сказал один из них.

— Я понимаю, — добавила она.

— Я не думаю, что Ты на самом деле понимаешь, — усмехнулся я, — по крайней мере, пока ещё не понимаешь.

— Не бойтесь. Если время от времени на Вас и будут смотреть, то только с полным достоинством и уважением, — постарался успокоить ей Тыква.

— Мы не будем даже смотреть на Вас, по крайней мере не пристально, — поддержал ещё один.

— По крайней мере, пока Ваш грех не будет скрыт, — добавил ещё один.

— Грех? — удивлённо, спросила девушка.

— Ваша красота, Ваша привлекательность, — объяснил кто-то их них.

Потом Ваниямпи заговорили все сразу:

— Не все Одинаковые, те, у кого есть такая неважная и незначительная черта, такая как женственность, будут рады вашему появлению.

— Таким образом, Вы можете заставить их чувствовать, что они не такие же как Вы, или, что Вы не то же самое, что и они.

— Они не хотели бы этого.

— Греховно заставлять людей чувствовать, что они — не такие же.

— Поскольку на самом деле, все равны.

— Конечно.

— Также Одинаковых, тех, у кого есть такая незначительная и неважная черта, как мужественность, это может обеспокоить. Это может вызвать у них определенные виды желаний, объяснил Тыква.

— Не у меня, — заявил один из Ваниямпи.

— Только не я, — тут же отозвался другой. — У меня никогда не было таких желаний.

— Но не все мы, — предупредил Тыква, — столь, сильны и хороши, как Морковь и Капуста.

— Что до меня, — сказал другой, — то я считаю, что такие вещи не имеют совершенно никакого значения.

Ваниямпи отозвались хором восхищения.

— И не как Бобы, — добавил Тыква. — Но для некоторых из нас Ваша здоровая внешность может быть чрезвычайно тревожащей.

— Она делает меня больным, — признался кто-то.

— Да, мне тоже становится плохо, когда я смотрю на неё, — поддержал товарища другой из Ваниямпи. — Меня приподняло, когда увидел её в первый раз.

— Она и меня тревожит, — прошептал кто-то ещё.

— Я признаю, это «Честной исповедью», — торжественно сказал Тыква. — И поздравляю вас за вашу искренность и правдивость. Дальнейшая ваша задача состоит в том, чтобы добиваться совершенства.

— Да, — покаянно проговорил один из овощей. — Возможно, если бы мне разрешили смотреть на это чаще, то я мог бы самостоятельно справиться с этим.

— Лучше посвящай себя трудной, отнимающей много времени и занимающей ум работе, — осадил его Тыква.

— И почаще купайся в холодных ручьях, — посоветовал Морковь.

Парень понурил голову. Я не обвинял его. Я и сам не любил купаться в холодных ручьях. Я предпочел теплую ванну, принятую совместно с хорошенькой рабыней.

В конце концов, обязан ли свободный мужчина, натирать сам себя маслами, самостоятельно счищать грязь со своей собственной кожи и, да ещё и самостоятельно вытираться полотенцем? А зачем же тогда вообще нужны рабыни?

— Вы видите, — сказал Тыква связанной девушке, — Ваша внешность, даже если бы она не выглядела такой здоровой, вызывает у некоторых из нас определенные мысли и чувства. Она может даже вызвать движения в наших телах. Оставаться Одинаковыми при этом становится затруднительно. А это грех для нас не быть Одинаковыми.

— Поскольку мы — Одинаковые, — добавил Капуста. — Все это знают.

— Исходя из всего сказанного, раз Ваша внешность может вызвать грех, и она уже вызывает грех, значит, она греховна, — сделал вывод Тыква.

— А ещё, — пробормотал Бобы, — она может отвлечь от действительно важных вещей.

— Таких, как оставаться Одинаковыми, — сказал Капуста.

— Да, — заключил Тыква.

Девушка дрожала, убежденная, что она, возможно, была в присутствии сумасшедших.

Сумасшествие — интересное понятие. Некоторые полагают, оно зависит от правил установленных в обществе на данном отрезке времени. Таким образом, в стране безумцев именно нормальные будут считаться сумасшедшими. Молчаливое согласие с временными аксиологическими правилами, конечно не единственный возможный абстрактный подход к подобным вопросам. Другой подход — это представить себе мир, совместимый с действительностью и благоприятный человеческой природе, мир, в который наука могла бы быть свободной, мир, в котором правда не будет противоречить закону, мир, рождённый не для вреда, деформации и страданий человечества, а для его удовлетворения.