Мир-Земле (сборник) - Артур Кларк

Латерно, не спуская с Брогацци глаз, отставил пустой стакан.

— Включение тормозного механизма у разных животных, происходит по-разному. Взять, к примеру, собак. Предположим, встречаются два соперника. Конечно, между ними разгорится борьба. Вначале каждый из них прощупает силы и возможности соперника: скалит зубы, вздыбливает шерсть на загривке и только потом, по мере возбуждения агрессивности, переходит в наступленке. В принципе уже с первых же укусов противники знают, кто из них в конце концов победит. Поэтому у более слабого есть время отступить. Если бы не сдерживающий инстинкт, его судьба была бы предрешена, однако ему на помощь приходит предусмотрительная природа. Стремясь избежать смертоносных укусов, он делает ритуальное движение, вызывающее у противника торможение агрессивности. В рассматриваемом случае слабая собака подставляет под зубы сильному сопернику самую уязвимую часть тела — шею. Это настолько мощный тормозящий фактор, что нападающий останавливается как вкопанный, и пока перед ним находится просящий пощады противник, он бессилен. Самое большее, на что он способен, — это выместить злобу на лежащем рядом куске дерева. Однако же так происходит не всегда…

Латерно и Брогацци обменялись взглядами.

— Прекрасно, — сказал Латерно. — Вы прочли мне лекцию по этологии, но, откровенно говоря, я не понимаю, как это связано с вашим…

— Перехожу к сути дела, — кивнул Брогацци. — Мне важно было исследовать человека как с точки зрения его агрессивности, так и со стороны заложенных в нем способностей к ее подавлению. И, знаете, я обнаружил, что мы, люди, относимся к разряду животных, лишенных естественных средств нападения и защиты в виде клыков или когтей, а потому наша внутренняя агрессивность и соответственно тормозящие механизмы находятся в зачаточном состоянии. Существуй мы в нормальных условиях, и то, и другое нам было бы ни к чему. Но дело обстоит иначе. Созданный нами мир — мир искаженный. Мы постоянно грыземся между собой, внутривидовая агрессивность возрастает, а тормоза отсутствуют. Вдобавок — и этого природа также не предвидела — мы обрели оружие, которым не располагало ни одно животное, оружие, которое в состоянии уничтожить даже его создателей… — Брогацци понизил голос. — Поэтому, сеньор Латерно, уж коль скоро мы придумали средства, способные эффективно высвобождать искусственно подогреваемую в нас агрессивность, следовало придумать и действенные тормоза. «Гомофил» как раз и служит катализатором, который вызывает образование в человеческой психике тормозящих механизмов. Одноразовая доза моего препарата действует до конца жизни, причем она может бытв меньше гомеопатической. Знаете, как некогда поступали гомеопаты? Свои лекарства они разбавляли до фантастических пределов. Например, вливали ложку препарата в ведро воды, брали оттуда одну каплю и добавляли в другое ведро, из которого в свою очередь брали капельку, чтобы влить ее в третье и так далее. Наконец в котором-то по счету ведре лекарство оказывалось настолько разбавленным, что его практически невозможно было обнаружить. «Гомофил», даже если его взять из сотого ведра, полностью сохраняет свою активность. Более того, он не теряет ее даже при кипячении воды, его невозможно отфильтровагь или уничтожить безвредными для организма средствами.

— Другими словами, приняв ваш «Гомофил», человек превратится в покорного барашка?

— Этого я не говорил. Холерик, выпей он даже литр «Гомофила», останется холериком, и если он вознамерился совершить преступление, то не откажется от своей идеи. Более того, он его совершит, — если только жертва не сделает примиряющего жеста.

— А если сделает?

— Тогда заработает блокирующий агрессивность механизм, который и превратит несостоявшегося убийцу в покорного барашка. Почти как в сказке…

— А этот жест… примиряющий… очень сложен?

— Увы, как характер жеста, так и химический состав «Гомофила» и есть те подробности, которые…

Латерно вскочил, пристально взглянул на Брогацци и неожиданно пошел в наступление. Словно скинул овечью шкуру. Передразнивая Брогацци, он сказал с напором:

— И характер жеста, и химический состав «Гомофила» есть те подробности, которые нам известны, милейший сеньор. Наша группа только что закончила обыск в вашем доме!

Брогацци остолбенел.

— Как вы смели, сеньор Латерно…

— Я не Латерно! Вы имеете дело с генералом Пиннбергом, представителем военного министерства. Наши люди в медицинской комиссии уже давно следят за вами. Не думаете же вы, что мы с детской беззаботностью позволим кому-либо подрывать моральные основы нашей армии! Сегодня же с вами и с вашим идиотским изобретением будет покончено!

Брогацци встал. Чувствовалось, что к нему возвращается самообладание.

— Забыл сказать вам об одной мелочи, — сказал он с холодным удовлетворением. — В самом начале нашей беседы, упомянув о том, что я лаборант, я не пояснил, что работаю в лаборатории Станции по водоочистке. Вот уже три дня, как в порядке опыта, не поставив никого в известность… я добавлял в коллектор коммунальной водопроводной сети немного «Гомофила». Эксперимент дал положительные результаты…

Лицо генерала пошло красными пятнами.

— Ах ты… ты, каналья!.. Ты… — У него перехватило дыхание. — Арестовать его!

В кабинет ворвались два вооруженных человека в штатском. Схватили Брогацци за плечи. Он рванулся назад.

— Позвольте все-таки проститься с сеньором генералом, — воскликнул Брогацци, театральным жестом приложил к груди руку, низко поклонился Пиннбергу и шепнул: — Простите…

Генерал онемел. Его изумленный взгляд упал на стакан с чаем.

— Позвольте удалиться? — тихо спросил Брогацци.

— Ну разумеется… прошу вас, ради бога… — пролепетал Пиннберг, с трудом сдерживая дрожь подбородка.

Когда Брогацци покинул кабинет, по пухлым щекам генерала скатились горькие, полные бессильной ярости слезинки.

ИВАН МАРИНОВСКИ

ТОТЕМ ПОЭТА

{17}

Как уже сотни раз до этого, я останавливаюсь на берегу реки, чтобы скоротать бессонную ночь. Рогожа, на которой я расположился, вся в дырах, так что я лежу почти что на земле. Ко всему прочему, я еще голоден — можно ли утолить голод куском кукурузной лепешки, брошенным из милости? Поэтому я едва дожидаюсь утра. А вот и оно: солнце дарит всему пространству под, над, перед собой бесконечно розовый рассвет.

Внизу перед храмом начинает толпиться народ: мужчины и женщины. Женщины тащат за собой детей. Все толкаются и указывают на вход в храм. Из него выходит главный жрец. Прошло много лет с моего последнего посещения. И вероятно, это внуки тех, что были здесь прежде. Поэтому они мне незнакомы. Они меня тоже не знают. Только жрец догадывается, кто я. Обо мне написано в его священных книгах. Жрец — высохший старик. Его лицо усеяно прожилками и мелкими старческими пятнами, напоминающими семечки инжира. Он поднимает свои длинные руки и возвещает, что тотемом выбрал кошку, потому что она ловка, быстра и хитра и у нее девять жизней. Эти же качества обретут теперь мужчины, поэтому они спокойно могут идти против хеттов. Им нужно двигаться на север, там они завоюют новые земли и захватят рабов-из хеттов получатся хорошие рабы… Мужчины будут захватывать крепость за крепостью, и не найдется силы, которая бы их остановила.