Волки и лохи - Михаил Факиров

экспроприация, на одного вора — полтора вора! Я тебе сейчас перешлю видео и фотографии. В общем, посмотри и приезжай. План будет довольно сложный, нам надо как следует все обсудить!»

«Алло, мисс Флинт? Здравствуйте, Джуди, это Сваакер. У меня для вас намечается не просто сенсация, а настоящий Армагеддон! Вам удобно будет в два часа на Сорок Шестой Западной улице? Отлично, договорились!»

Сваакер позвонил еще Чаку Оливеру, а потом устроил блиц-совет с Лиззи. Сам Сваакер после этого отправился на встречу с Нилом Мерфи, а Лиззи и хакеры в результате этого совещания трудились весь день, не покладая рук: необходимо было в первую очередь опознать «Брата Филиппа». Это была такая большая и многотрудная задача, что один из хакеров с согласия Сваакера привлек к работе своего племянника, совсем еще молодого и исключительно талантливого парнишку. Сваакер объявил, что помимо обычной оплаты всем троим за хакерскую работу, тот из них, кто первым установит личность «Брата Филиппа», получит премию в десять тысяч долларов. Премию получил талантливый парнишка. «Брат Филипп» был опознан, как уроженец Чикаго, тридцатипятилетний Стив Вагнер. Теперь и Лиззи, и хакерам было уже легче работать. Частный детектив Грег вылетел в Чикаго. В общих чертах биография Стива Вагнера была более-менее ясна уже через три дня. А еще через полторы недели Сваакер и Лиззи знали о нем абсолютно все, хотя Грегу и пришлось мотаться по всему Среднему Западу, а его партнеру Майклу — по всему Северо-Востоку.

Вот такие дела, друзья мои. Мораль сей басни такова: Так выпьемте же за здравый смысл!

Глава XLII. Страдания молодого Вагнера

Стиву Вагнеру было тринадцать с половиной лет, когда его непутевая мамашка, тридцатидвухлетняя барменша Джекки Вагнер, неожиданно сбежала со своим очередным ухажером во Флориду и бросила Стива на произвол судьбы. Мамашку заочно лишили родительских прав, а отца у Стива не было, хотя его злоязыкая соседка и говорила, что «у этого ублюдка папашек было много». Старший же брат мамашки, Брюс Вагнер, «чалился на киче» вдали от родного Чикаго, и ему из семилетнего срока оставалось еще пять с половиной лет. Вот так и получилось, что социальный работник Патриция Берд, занимавшаяся Стивом, отдала его на патронат. Патриция, которая была, в сущности, добродушной бабой, а к своим обязанностям относилась очень серьезно, сочла необходимым объяснить Стиву: «Эти опекуны, конечно, не подарок, но ты потерпи с полгода. А может быть, мне удастся и побыстрее для тебя кого-нибудь получше найти!»

Стив честно терпел, а Патриция честно искала. И через четыре с половиной месяца ликующая Патриция Берд отдала Стива под опеку в гораздо более благополучную семью. Люди это были богатые и влиятельные. Новый опекун занимал высокий и очень прибыльный пост в мэрии города Чикаго, а опекунша владела двумя хорошими ресторанами. Патриция сказала Стиву, что новые опекуны сейчас берут его под опеку только потому, что хотят к нему присмотреться. А если все будет нормально, они его официально усыновят.

Через три недели Патриция отчитывала Стива: «Стив, ты всю жизнь будешь мучиться, потому что ты сам себе враг! Тебе прямо неможется, когда у тебя все хорошо, и ты обязательно должен выкинуть какой-нибудь фокус, чтобы все опять стало плохо! Я знаю, что у первых опекунов тебе было плохо, но ты вел себя тише воды, ниже травы. А новые опекуны носились с тобой, как с подарком, ты у них как сыр в масле катался. Ну зачем ты продал живодеру любимую собачку опекунши? Ты же им обоим так понравился! У них же уже почти все документы были готовы! Они хотели сделать тебе сюрприз на день рождения, ровно в четырнадцать лет тебя официально усыновить!»

Стив и сам понимал, что повел себя как последний осел. Очень уж достала его эта поганая болонка. И он так обрадовался, когда сговорился с живодером (тот согласился купить болонку за пять долларов, а Стива она так достала, что он и сам готов был живодеру приплатить, лишь бы тот ее забрал), что забыл снять с нее ошейник. Патриция подробно ему все рассказала. Шеф живодеров увидел, что собачка ухоженная и явно домашняя, проверил ошейник, нашел там телефон хозяев и позвонил. Опекуны тут же примчались. И если опекунша была просто счастлива получить назад свою собачку, да еще и целой и невредимой, то опекун хотел знать, как это все произошло. Позвали живодера, он и рассказал, что болонку ему продал всего за пять долларов пацан лет тринадцати-четырнадцати, волосы черные, глаза карие. Опекуны показали ему фотографию Стива, и он подтвердил: да, вот этот самый пацан. Но Патриция, впрочем, сказала Стиву, что даже если бы он снял ошейник, это ничего не изменило бы: опекуны просто проехали бы по всем собачьим шелтерам и за день или самое большее за два дня нашли бы собачку, а потом через собачий шелтер вышли бы и на живодера.

Крыть Стиву было нечем. А Патриция, хотя и жалела его, и сочувствовала ему, но не могла найти для него другую хорошую или хотя бы посредственную семью, потому что поганая слава о том, как он продал живодеру эту поганую болонку, бежала впереди героя.

После двухнедельных поисков выяснилось, что единственная семья, которая согласна взять Стива, — детдом семейного типа, где опекуны еще до него набрали семерых детей в возрасте от двенадцати до пятнадцати лет. Патриция, скрепя сердце, была вынуждена отдать его на патронат в эту печально известную семью. Опекуны с удовольствием взяли его восьмым и теперь каждый месяц получали от органов опеки и попечительства штата Иллинойс кругленькую сумму в семь с половиной тысяч долларов, из которых реально на детей не тратили за месяц и двухсот долларов, а одевали, обували и кормили их за счет множества благотворительных программ.

Патриция Берд была очень расстроена и предупредила Стива: «Смотри же, Стив, не вздумай там выкидывать фокусы! У этих опекунов есть двое родных детей — близнецы, два здоровенных лба по восемнадцать лет каждый. Если что, они тебя самого,