Настоящая фантастика – 2010 - Генри Лайон Олди

менгвы, прижимая к груди левую руку. Тварь, не боящаяся ни железа, ни огня, умерла от простого удара прикладом, успев-таки напоследок полоснуть Ивана когтями. Раны были глубокими, и полностью остановить кровь не получилось.

Стиснув зубы, не обращая внимания на туман, плывущий перед глазами, боец зашагал прочь от менгвы. Не хватало сил, чтобы поднять винтовку, но бросать ее было нельзя. Волоча трехлинейку по земле, солдат упрямо двигался вперед.

Иван плохо запомнил обратный путь. Память сохранила лишь несколько неясных образов. Вот он падает, услышав близкие взрывы. Что потом — неизвестно. Следующая картина — трупы красноармейцев, между которых спрятался Тохма, и немецкие солдаты. Они прошли так близко, что он, если бы захотел, мог бы дотронуться до них. Затем в памяти снова долгий провал, после чего перед глазами землянка, вокруг незнакомые лица, но это свои!

Через два дня Иван, едва оправившись от ранения, снова встал в строй. О судьбе его роты ничего не было известно, теперь тот район города контролировали немцы. Тохму определили в штурмовую группу.

К середине сентября характер боев в Сталинграде изменился. В обеих армиях начали формировать опорные пункты сопротивления. Их создавали в зданиях, приспособленных к круговой обороне. Вокруг домов, как правило, отрывались щели. Это делалось для того, чтобы укрыть гарнизон опорного пункта во время бомбардировок и артобстрелов. На подступах устраивались противотанковые и противопехотные заграждения, а также засады из истребителей танков. Состав гарнизонов был различным — от отделения до роты, усиленных противотанковыми ружьями, минометами, а иногда и артиллерийскими орудиями.

Основную тяжесть боев в городе приняли на себя штурмовые группы. Как правило, в их состав входили огнеметчики, которые выжигали солдат противника из подвалов.

Группой, куда попал Иван, командовал сержант Еремин. Дважды раненный, с невидящим левым глазом, он до войны жил в Сталинграде и работал на заводе «Красный Октябрь». Сержант прекрасно ориентировался в городе и не раз уходил со своими людьми буквально из-под носа немцев.

— Ну, что, братцы. — Еремин оглядел столпившихся вокруг него пятерых человек. — Нам приказано отправиться на площадь 9-го Января и занять Дом работников облпотребсоюза.

— Артиллерия поддержит? — спросил стоящий рядом с Иваном огнеметчик Седых.

Сержант отрицательно покачал головой.

— Действовать будем вместе с группой Гасаряна. Еще вопросы?

Собравшиеся молчали. Еремин пытливо оглядел каждого из них, словно ища какой-либо изъян в одежде, затем вздохнул и тихо, почти шепотом, сказал: — Идем.

Шесть темных теней беззвучно скрылись в проломе стены.

Площадь 9-го Января, Дом работников облпотребсоюза

— Scheisse! — выругался Дитрих, оступившись при входе в подвал. Не хватало еще сломать ногу, когда цель почти достигнута! Штандартенфюрер посмотрел на перстень, переданный ему Магистром. Камень светился ярко — алым огнем. Это был знак, они пришли именно туда, куда нужно.

Фон Брандт посторонился, пропуская солдат, затаскивающих пленниц в подвал. Эти одурманенные наркотиками коровы даже не понимали, что их ждет.

Штандартенфюрер обвел помещение торжествующим взглядом. Все-таки, несмотря ни на что, они дошли! Он выжил в сталинградском аду, когда смерть подстерегала из-за каждого камня, а солдаты гибли один за другим. От группы оберстлейтенанта Лемке, вместе с которой они сегодня продвигались по городу, осталось едва лишь половина бойцов, но их должно было хватить для защиты дома на время Обряда. А дальше… дальше все изменится!

— Герр Брандт. — Один из эсэсовцев вежливо кашлянул, прервав приятные размышления. — Все готово.

Очнувшись, Дитрих встал в центр очерченного мелом крута. Достав из внутреннего кармана небольшой футляр, штандартенфюрер извлек из него лист бумаги. Медленно, нараспев, он принялся читать слова гиперборейского заклинания.

Случай в Польше дал богатый материал для анализа.

С тех пор эксперты Ордена весьма преуспели в расшифровке древних манускриптов. Теперь, как они утверждали, существо, призванное с Другой Стороны, можно было не только загнать обратно. Заклинания давали возможность управлять демоном.

Грохот взрывов и треск очередей постепенно стихал, подвал заполняла тишина. Вязкая и тяжелая, она понемногу затапливала помещение, в результате чего голос штандартенфюрера звучал все тише и тише.

Где-то бесконечно далеко от Сталинграда, в странном месте, заполненном полумраком и мятущимися тенями, блеснул невесть откуда взявшийся лучик света. Он высветил чью-то фигуру, в ответ раздалось глухое ворчание.

Дитрих произнес последнее слово, которое никто, даже он сам, не услышал. Повинуясь его жесту, эсэсовец, поклонившись, подал синий клинок, лежащий на черной бархатной подушке. Двое других подтащили жертву поближе.

Подняв над головой нож, штандартенфюрер подержал его несколько секунд, затем резко опустил вниз.

Тишину в подвале разорвал девичий крик, вслед за этим в проеме входа возникли чьи-то темные силуэты. Никто из немцев не успел толком среагировать, и через секунду комнату затопили волны огня. Вооруженный ранцевым огнеметом, Седых начал зачистку помещения.

На какой-то миг сердце у Дитриха екнуло, и он чуть было не выхватил из-за пояса «вальтер». Но вовремя одумался. Ничто не могло причинить вред человеку, стоящему в Круге Призыва. Ну, разве что прямое попадание тяжелой авиабомбы.

Словно посторонний зритель, барон наблюдал, как погибают его люди. Сам же он жара не чувствовал. Помимо барона, лишь одному из немцев повезло чуть больше остальных. Круг оказался между ним и огнеметчиком, так что эсэсовца частично прикрыл незримый щит. Немец успел выпустить в солдата очередь из пистолета-пулемета, но и сам упал, сраженный пулями двух русских, ворвавшихся в подвал вслед за огнеметчиком.

И что это были за уроды! Дитрих брезгливо скривился. У одного вместо левого глаза сплошной ожог, второй, смуглокожий, с высокими скулами и узкими глазами, типичный азиат с печатью вырождения на лице.

— Сволочь! — Еремин выпустил в эсэсовца длинную очередь из ручного пулемета. В полуметре от немца воздух вспыхнул десятком белых огоньков. На обезображенном шрамом лице фашиста мелькнула издевательская улыбка. Он даже не дернулся!

— Сержант. — Тохма указал на