Том 1. Главная улица - Синклер Льюис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что ж с того! Я рыба, вытащенная из воды. Не рассуждайте, как миссис Богарт! Как же мне не быть непостоянным, если я бросаюсь от фермы к портняжной мастерской, от мастерской — к книгам; если у меня нет образования; если у меня одна забота — заставить книги говорить со мной! Скорее всего меня ждет в жизни неудача. Я знаю, что иногда бываю неуравновешен. Но когда я думаю об этом деле с мельницей и… и о Миртл, тут нет никакого непостоянства. Я знаю, чего я хочу. Я хочу вас!
— Что вы, что вы! Оставьте!
— Мне нужны вы! Я уже не школьник, а взрослый человек. Мне нужны вы. Если я возьму Миртл, то лишь для того, чтобы забыть вас.
— Оставьте! Не надо!
— А непостоянны-то вы! Вы говорите, играете, но вы боитесь. Если бы мы с вами ушли навстречу бедности и я должен был копать канавы, разве это остановило бы меня? Нисколько. А вас — да. Я думаю, что вы могли бы полюбить меня, но вы не признаете этого. Я не говорил бы таких вещей, если бы вы не смеялись над Миртл и мельницей… Я должен пойти на это, потому что, узнав вас, я уже не могу сделаться просто портным. Разве вы справедливы?
— Нет. Пожалуй, что нет.
— Я вам нравлюсь? Скажите!
— Да… Нет! Оставьте… Я больше не могу говорить.
— Да, здесь, конечно, нельзя. Миссис Хэйдок смотрит на нас.
— Ни здесь и нигде. О Эрик, вы мне очень нравитесь, но я боюсь!
— Чего?
— Их! Моих властителей! Гофер-Прери… Дорогой мальчик, мы говорим глупости. Я нормальная женщина и хорошая мать, а вы… О, вы совсем еще зеленый юнец!
— Я нравлюсь вам! Я заставлю вас полюбить меня!
Она взглянула на него только один раз и пошла спокойной походкой, которая была на самом деле беспорядочным бегством.
Возвращаясь домой, Кенникот проворчал:
— Ты что-то очень дружна с этим Вальборгом!
— Да, мы дружны. Он интересуется Миртл Кэсс, и я вовсю расхваливала ее.
У себя в комнате она с удивлением подумала: «Я стала лгать. Я запуталась во лжи, в туманных рассуждениях и желаниях, а ведь я всегда была так уверена в себе!»
Она пошла в комнату мужа, присела на край его постели. Он сонно протянул ей руку из тепла одеял и украшенных фестонами подушек.
— Уил, право, мне надо бы съездить в Сент-Пол или Чикаго!
— Мне казалось, что мы на днях уже договорились об этом! Подожди, пока можно будет предпринять настоящее путешествие. — Он стряхнул сонливость. — Поцелуй меня на ночь.
Она добросовестно исполнила его просьбу. Он прижимал ее губы к своим невыносимо долго.
— Ты больше совсем не любишь своего бедного мужа? — просительно и ласково произнес он.
Приподнявшись, он нерешительно обнял рукой ее стройную талию.
— Что ты! Я тебя очень люблю.
Даже для ее слуха это звучало неубедительно. Почему она не может говорить с притворной страстью, как некоторые женщины?
Она потрепала его по щеке.
Он вздохнул.
— Мне жаль, что ты так устаешь. Как будто… Ну, конечно, ты слабенькая.
— Да… Так ты не думаешь, что мне… Ты считаешь, что мне следует оставаться в городе?
— Об этом мы уже говорили. Конечно!
Она побрела в свою комнату — маленькая робкая фигурка в белом.
«Я не могу говорить с Уилом, настаивать на своем праве. Он так упрям! А я даже не могу уехать и снова начать жить своим трудом. Я отвыкла. Он толкает меня… И подумать страшно, на что он меня толкает.
Страшно!..
Неужели этот человек, храпящий там, в духоте, мой муж? Неужели какой-то обряд мог сделать его моим мужем?
Нет! Я не хочу обижать его. Я хочу любить его. Но не могу, когда вспоминаю об Эрике. Неужели я слишком честна — что за нелепая честность наизнанку, верность неверности! Жаль, что моя душа не разгорожена на отдельные клетки, как у мужчин. Я слишком моногамна… по отношению к Эрику… ребенку Эрику, которому я нужна… Запретная любовь похожа на карточный долг: она требует большей щепетильности, чем законный долг супружества. Не потому ли, что ее нельзя взыскать судебным порядком?
Все это вздор! Я ни капли не влюблена в Эрика. И ни в кого другого. Я хочу быть одна в женском мире — в мире без Главной улицы, без политиканов, без дельцов, без мужчин, чьи глаза вдруг загораются голодным огнем, этим неискренним блеском, который так хорошо знают жены…
Если бы Эрик был здесь, если бы он посидел смирно и ласково поговорил со мной, я могла бы успокоиться и лечь спать…
Как я устала! Только бы заснуть!»…
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ
IИх ночь пришла неожиданно.
Кенникота вызвали за город. Было прохладно, но Кэрол сидела, съежившись, на крылечке, и покачивалась, погруженная в свои думы. В доме было пусто, неуютно, и хотя она все вздыхала: «Надо пойти и почитать, нужно столько прочесть! Пора идти в дом!»-сама оставалась на месте. Вдруг показался Эрик. Он свернул к их дому, подошел, прикоснулся к ее руке.
— Эрик?
— Я видел, как ваш муж выезжал из города. И не вытерпел!
— Знаете… Вы не должны оставаться тут больше пяти минут.
— Я не мог больше не видеть вас. Каждый день к вечеру я чувствовал, что мне обязательно нужно вас повидать, вы так ясно стояли у меня перед глазами! Но я все сдерживался и не приходил.
— Вы и впредь должны сдерживаться.
— Почему?
— Лучше уйдем с крыльца. Хоуленды напротив постоянно торчат у окон, а потом еще миссис Богарт…
Кэрол не смотрела на него, но почувствовала, что он дрожит, когда он прошел вслед за ней в дом. Минуту назад ночь была пустынно холодна; теперь она была непостижима, знойна, вероломна. Но женщины, сжегшие идолов брачной охоты, становятся холодными реалистками.
— Хотите есть? — с невозмутимым видом спросила Кэрол. — Я испекла румяные сдобные булочки. Попробуйте, а потом удирайте домой!
— Пойдемте наверх. Я хочу посмотреть, как спит Хью.
— Может быть, не сто…
— Только одним глазком взглянуть!
— Хорошо…
Она нерешительно повела его в детскую. Их головы сблизились, когда они сквозь дверь заглянули в комнату ребенка. Кэрол было приятно прикосновение кудрей Эрика к ее щеке. Хью порозовел во сне. Он так глубоко зарылся в подушку, что почти не мог дышать. Рядом с ним лежал целлулоидный носорог. Пальчики сжимали изорванную картинку.
— Ш-ш-ш! — машинально зашикала Кэрол.
На цыпочках подошла она поправить подушку. Когда она возвращалась к Эрику, ей было приятно, что он ждет ее. Они улыбнулись друг Другу. Она не думала о Кенникоте, отце ребенка. Она думала, что некто, похожий на Эрика, какой-то более возмужалый и надежный Эрик, должен был бы быть отцом Хью. Они трое играли бы… в невероятные, увлекательные игры.
— Кэрол! Вы рассказывали мне про свою комнатку, дайте мне заглянуть в нее.
— Но вам нельзя оставаться там ни секунды. Надо идти вниз.
— Согласен.
— Вы будете вести себя хорошо?
— Достаточно хорошо!
Он был бледен и серьезно смотрел на нее большими глазами.
— Вы должны вести себя лучше, чем «достаточно хорошо»!
Она чувствовала себя старше и разумнее. С силой распахнула она дверь.
Кенникот всегда казался здесь не на месте, но Эрик удивительно гармонировал с духом комнаты, когда поглаживал книги и разглядывал гравюры на стенах. Он протянул к ней руки. Подошел к ней. Она слабела, охваченная теплой волной нежности. Ее голова откинулась назад. Глаза были закрыты. Ее мысли были бесформенны, но красочны. Она почувствовала на своих веках его поцелуй, почтительный и робкий.
Тогда она вдруг осознала, что это невозможно.
Вздрогнула. Отскочила от него.
— Оставьте! — строго сказала она.
Он упрямо смотрел на нее.
— Я вас очень люблю, — сказала Кэрол. — Не портите всего. Будьте моим другом!
— Сколько тысяч и миллионов женщин говорили то же самое! И вот теперь — вы! Но это ничего не портит, это — счастье.
— Милый друг, в вас в самом деле есть что-то колдовское. Раньше я, наверное, была бы этому рада. Но теперь — нет. Слишком поздно! Я сохраню к вам нежность. Но издалека, на расстоянии. Это вовсе не означает, что она будет поверхностной и только на словах. Ведь я нужна вам, да? Я нужна только вам и моему сыну. Я так хочу быть желанной. Когда-то я хотела, чтобы меня любили. Теперь я буду довольна, если сама смогу что-нибудь дать… почти довольна!..
Мы, женщины, любим заботиться о мужчинах. Бедные мужчины! Мы накидываемся на вас, когда вы беспомощны, и суетимся около вас, и постоянно стараемся вас переделать. Это сидит в нас где-то глубоко. Вы, Эрик, будете моей единственной удачей в жизни. Сделайте что — нибудь заметное! Пусть это будет хотя бы просто продажа хлопка. Торгуйте прекрасным хлопком, караванами хлопка из Китая…
— Кэрол! Довольно! Вы любите меня!
— Нет! Просто я… Как вы не понимаете? Все кругом так давит меня, жадное любопытство этих людей… Я ищу выхода… Пожалуйста, оставьте меня. Уходите! Я больше не могу выдержать. Я прошу вас!