История германского фашизма - Конрад Гейден

Призывы к насилию и благоразумию с тех пор сменяли друг друга с совершенно невероятной быстротой. В то время как Гитлер призывал к спокойствию, Геринг издал 17 февраля свой знаменитый приказ всем полицейским о применении оружия. Приказ этот гласил, что полиция при любых обстоятельствах не должна даже для вида занимать враждебную позицию в отношении штурмовиков и «Стального шлема». Напротив, она должна по мере сил поддерживать их во всех выступлениях за национальные цели и в их национальной пропаганде. Против враждебных государству организаций полиция обязана пускать в ход крайние средства. Так, против актов террора и нападений со стороны коммунистов нужно действовать со всей строгостью. «Полицейским чиновникам, которые при исполнении своих обязанностей пустят в ход оружие, я окажу покровительство, независимо от последствий употребления оружия. Напротив, всякий, кто проявит ложное мягкосердечие, должен ждать наказания по службе. Всякий чиновник всегда должен помнить, что непринятие мер — больший проступок, чем допущенная ошибка при их проведении».

Это был приказ бешеного человека, который требовал, чтобы и его подчиненные впали в бешенство. Каждый полицейский, который при исполнении своих обязанностей сталкивался со сторонником левых партий, должен был поэтому заранее сказать себе: «Если я не буду стрелять, то, вероятно, потеряю свой заработок. Если же я буду стрелять, то я его не в коем случае не потеряю».

Спустя несколько недель национал-социализм совершил революционный шаг в области полиции.

22 февраля Геринг издал следующий приказ:

«Наличные полицейские силы, которые в настоящее время не могут быть в достаточной мере увеличены, уже долгое время используются сверх предела возможного и благодаря создавшейся в настоящее время необходимости их использования не по месту службы нередко в любой час снимаются со своего обычного района деятельности. Поэтому в случае нужды нельзя больше отказываться от использования добровольной поддержки подходящих для этой цели вспомогательных полицейских чиновников».

Кроме того, в приказе говорилось о том, что в качестве вспомогательных полицейских чиновников должны привлекаться добросовестные, пользующиеся избирательными правами и национально мыслящие немцы. Они могут носить собственное платье или форму военных союзов. Их отличительным знаком является белая повязка с официальной печатью и надписью «вспомогательная полиция». Вспомогательные полицейские получают три марки в день. Это являлось удовлетворением их требований. Важнее для правительства было то, что эти люди получили также резиновые дубинки и пистолеты, которые они обязаны были после службы вернуть. Подобные предписания не мешали вспомогательным полицейским, закончив службу, положить повязку в карман и, заткнув за пояс пистолет, продавать в кафе перепуганным посетителям почтовые открытки с фотографией Гитлера.

Этот приказ Геринга означал мобилизацию штурмовиков для национал-социалистской революции. Лишь 20 % вспомогательной полиции должны были состоять из членов «Стального шлема», 50 % должны были состоять из штурмовиков и 30 % — из членов слабых еще, но тщательно подбираемых особых отрядов. Всего в Пруссии было вовлечено в вспомогательную полицию около 50 тыс. человек.

Гитлер хотел уничтожить Германию Веймарской конституции. Отличительным признаком этой веймарской системы было то, что в ее рамках находили себе место все политические группы: от национал-социалистов до коммунистов и от сторонников конституции до ее разрушителей. Этому государству наступал конец с момента, когда в соответствии с его собственными законами большинство избирателей высказывались за Гитлера. Но и тогда существовала возможность, что из разбитого здания выйдут новые противники, придерживающиеся новых методов борьбы. Эти противники могли сказаться для Гитлера опасней инвалидной веймарской власти. Могли образоваться новые союзы и новые фронты. В то время рабочие сохранили свои политические убеждения и были проникнуты политическим реализмом. Социал-демократические рабочие пошли бы на союз с рейхсвером, чтобы свергнуть диктатуру Гитлера, и, вероятно, коммунистические рабочие не помешали бы им в этом. В рейхсвере эта возможность обсуждалась без всякой сентиментальности, однако лишь как одна из возможностей наряду со многими другими. Вопросы подобного рода возникали и в другом политическом лагере, который был ближе всего к генералитету, а именно — среди дейч-националов. Характерно было, однако, то, что в своих планах они предусматривали только оборону. Они были готовы к крайним мерам лишь в том случае, если к ним решится прибегнуть их национал-социалистский соперник. Первый ход предоставлялось поэтому сделать национал-социалистам, и они имели всегда возможность захватить врасплох своих противников.

Одной из опор своего сопротивления консерваторы, как это ни странно, считали также коммунистов. В зависимости от числа коммунистических мандатов в будущем рейхстаге решался вопрос о большинстве. И в самом деле, в рейхстаге, избранном 5 марта 1933 г., националисты не получили абсолютного большинства и сумели образовать правительство только вместе с дейч-националами. Однако с исключением коммунистических депутатов национал-социалисты получили бы в рейхстаге абсолютное большинство. Поэтому в последние недели перед выборами важнейшей задачей национал-социализма являлось — «растоптать» коммунистов. Лишь под этим углом зрения можно понять все их действия.

24 февраля полиция проникла в центральный дом коммунистической партии Германии — в дом Карла Либкнехта на площади Бюлова. Руководство коммунистической партии уже несколько недель как оставило это здание и, нужно полагать, удалило оттуда весь компрометирующий материал. И в самом деле, полиция ни разу не заявила о том, что нашла в этом здании списки лиц, организационные планы или другие документы, касающиеся партийного аппарата. Позднее при мнимом раскрытии тайных коммунистический организаций полиция всегда открыто хвастала, что в ее руки попали важные документы о построении коммунистических организаций. Однако после трехдневного обыска в доме Карла Либкнехта о подобных находках не было и речи. Это не помешало полиции опубликовать романтические отчет о своих находках в этом «опасном» здании. Ниже мы приводим этот документ, представляющий собой лишь пример ловкой избирательной пропаганды:

«Как сообщает из Берлина бюро Конти, политическая полиция открыла в доме Карла Либкнехта — центральном доме коммунистической партии Германии, — который два дня как опечатан полицией, много подземных помещений, где хранилось большое количество преступных материалов. Далее, открыт подземный ход, через который во время обысков скрывались разыскиваемые полицией лица. Эти катакомбы и подземный ход полиция во время прежних обысков не могла обнаружить. Оказалось, что коммунистическая партия Германии и подчиненные ей союзы вели двойное существование и развивали чрезвычайно активную агитационную деятельность, источник которой оставался скрытым для полиции. Уже в прошлые годы обращало на себя внимание то, что во время политических столкновений лица, разыскиваемые полицией, скрывались в доме Карла Либкнехта, где во время обысков их никогда не удавалось обнаружить. Несмотря на все поиски, до сих пор не удалось открыть, каким путем разыскиваемые полицией лица оставляли этот дом…

В подземных помещениях находились сотни центнеров преступных материалов, которые, очевидно, были напечатаны на печатных машинах в доме Карла Либкнехта. В печатных изданиях содержатся призывы к вооруженному перевороту и к кровавой революции. Произведения, касающиеся русской революции, служили для обучения низших коммунистических руководителей. В них говорится, что при возникновении революции нужно раньше всего повсюду арестовывать и расстреливать почтенных граждан».

Эти довольно неопределенные сообщения Геринг через три дня дополнил некоторыми подробностями. Через официальное прусское информационное бюро он заявил: «Германия должна была быть ввергнута в хаос большевизма. Покушения и пр. на отдельных вождей народа и государства, покушения на предприятия первой необходимости и на общественные здания, отравления целых групп людей, вызывавших особые опасения, захват заложников, женщин и детей выдающихся деятелей, — все это должно было привести народ в ужас и смятение и сломить силу сопротивления населения.

Имперский комиссар прусского министерства внутренних дел имперский министр Геринг в самом непродолжительном времени представит общественности документы».

Всякий, кто заинтересован раньше всего в раскрытии истины, признает, что самой важной в этом сообщении является последняя фраза. Официальный полицейский отчет, собственно говоря, сообщал лишь о том, что полиция нашла много печатных изданий, которые размножались в большом количестве и уже по одному этому не предназначались для тайного хранения. Геринг же обещал в самом близком будущем опубликовать подлинные тайные документы, которые не были известны общественности.