Любовь холоднее смерти - Анна Малышева

– Да замолчишь ты?! – прикрикнула она, и Сергей сразу умолк.

Лида растерянно схватила свой бокал, будто это была единственная вещь, за которую она могла держаться в трудную минуту. Парень отметил этот жест и криво улыбнулся:

– Только не повторяй старый трюк, ладно?

Она смущенно выпустила бокал:

– И не собиралась. Но пойми, она больной человек. Рассудок у нее на грани… Нервы расстроены. Она очень много пьет.

– Мы со Светкой тоже пьем, а больше в семье – никто. Это у нас наследственное, наверное.

– Помолчи же…

Лида лихорадочно соображала, пытаясь восстановить в памяти события того рокового воскресенья, когда ей пришлось вытаскивать хозяйку из петли. После прогулки она выглянула из окна и увидела внизу Сергея. А стоило ей выйти в коридор, как она застала хозяйку за разорением чулана… «Что она сказала, когда я откачала ее после петли? Что впервые ясно увидела, насколько ей незачем жить? Что она имела в виду? Неужели ее нужно было понимать буквально? Она увидела из окна… ЕГО?!»

Лида снова взглянула на парня. «Они совершенно не похожи. Она красавица, у нее правильные черты лица, у него – нет. У нее белая кожа, Сергей куда смуглее. Глаза у него самые обыкновенные, серые, как у Светки, а у нее – совершенно необычные. Как отцветающая сирень. Она склонна к полноте – он тощий, как лыжная палка. Ничего общего!»

– Вера Сергеевна никогда не упоминала, что у нее были дети, – медленно проговорила она, подбирая слова, стараясь не подать ему нечаянной (и пустой) надежды. – Напротив, когда мы выбрасывали из чулана то старое барахло, она призналась, что эти вещи…

– Чьи, если не ее? Если не наши?

Лида призадумалась и вдруг вспомнила:

– Она сказала – ничьи! И… Чуть не ударила меня по щеке… – Последние слова девушка произнесла растерянно, будто не веря себе. – Так разозлилась… Но, Сережа, это немыслимо! Каким образом она могла вас бросить!

– Расскажи о ней. Что она говорила о себе?

Лида добросовестно передала ему содержание исповеди Веры Сергеевны. Назвала ее фамилию, сумела восстановить в памяти все названные даты. Та вышла замуж в двадцать лет, муж был на несколько лет старше. Насколько именно, она не уверена, но не намного. Муж по образованию юрист, она окончила бауманский. Никогда не работала, потому что вела дом. Начала пить – видимо, от скуки. Развелась примерно в двадцать пять лет.

– Судя по моим подсчетам, сейчас ей около сорока пяти, – закончила она свой рассказ. – И ни слова о детях не было, Сережа. Она мне столько всего рассказала, но о детях не упомянула ни разу. Напротив – отрицает, что у нее были дети.

– Когда она начала пить?

– В первые же полгода после свадьбы.

– Значит, если… – Он возвел глаза к сводчатому потолку и мучительно что-то высчитывал. – Двадцать лет назад – развод. Если детям в это время было по четыре года, то она родила их в конце первого года брака… И этим детям сейчас должно быть двадцать три или двадцать четыре года! Как нам со Светкой! Сходится!

Лида развела руками:

– Так у многих может сойтись. Можно подумать, в том году родились только вы с сестрой. Ты мне объясни другое – почему она вас бросила?

– А почему бросила? Развелась и все. Дети всегда достаются кому-то из родителей. Если их несколько, то могут и поделить, но двойняшек наверняка не делят.

– Откуда тебе знать?

– Им друг без друга плохо, – авторитетно пояснил он, снова принимаясь за пиво. Результаты подсчетов, видимо, обрадовали парня, чему Лида очень удивилась. «Я бы на его месте расстроилась, что мать, пусть даже воображаемая, могла меня оставить… А он сияет!»

– Но ты же видел свои документы, – она снова попыталась воззвать к здравому смыслу. – Там вписана совсем другая мать.

– Я не знаю, как это вышло.

– Хотя, если ее лишили материнских прав… – будто про себя, раздумывала Лида. – Но должна же быть причина… За что? За что могут лишить прав?

Она вдруг остановилась и остекленевшими глазами уставилась на свой бокал с пивом. Сергей тем временем продолжал ликовать:

– Я чувствовал, что тут дело нечисто! Я вспомнил обезьяну, и Светка вспомнила, а мать не помнит! Не помнит и все! Отец – ладно, он всегда в разъездах, мог и не заметить эту игрушку. Но мать всю жизнь была домохозяйкой!

– Как и та, – машинально заметила Лида.

– Да. Как и та.

– Только более удачный вариант домохозяйки, – все так же отрешенно продолжала девушка.

– В смысле?

– Она не пьет? Та женщина, которая хозяйничает у тебя дома, не прикладывается к бутылочке?

– Ну конечно нет.

– Твой отец по образованию юрист?

Сергей признался, что никогда не задавал себе этого вопроса – какое образование получил отец. Во всяком случае, сейчас он занимается оптовой торговлей одеждой. Но старые друзья-юристы у него есть.

– Может, еще со времен института? Откуда их столько?

– Ты никогда не замечал, что он кому-то посылает деньги? Почтовый перевод первого числа каждого месяца?

Парень мотнул головой. Он уже почти не слушал вопросов – был слишком для этого возбужден. Неожиданно вскочил:

– Я через минутку.

«Если Светка узнает, что мы обсуждали на нашем ‘‘свидании’’, она меня загрызет! – Лида проводила его потерянным взглядом. – Боже мой, он заразил меня своим безумием! Теперь я все время думаю, могло это случиться или нет… Эти детские вещи, пианино в третьей комнате, кукла, с которой она не смогла расстаться… Какие-то истерики, когда доходит до подробностей развода, проклятия в адрес бывшего мужа, хотя тот до сих пор шлет ей деньги и оставил великолепную квартиру… Самоуничижение… Пьянство. И наконец – петля, уже после того, как она увидела внизу Сергея… Ее ужас при виде ‘‘призрака-обвинителя’’. Ее ярость, когда я спросила: чьи это вещи? Наша первая ссора на кухне: ‘‘Какие дети? У меня не было никаких детей! Почему люди всегда лезут в чужие дела?!’’»

Она достала пудреницу и недовольно оглядела свое бледное лицо. Решила не допивать пиво, украдкой съела еще одно печенье. Музыканты незаметно исчезли со сцены, и под потолком повис смутный гул голосов, в который изредка врезался сухой и почему-то знакомый звук, похожий на треск. Лида прислушалась и поняла, что в соседнем зале катают бильярдные шары.

Наконец Сергей возник у столика. Его настроение менялось так резко, что Лида никак не могла к этому привыкнуть. Возбуждение исчезло, парень был до странности подавлен и как будто даже чем-то напуган. Во всяком случае, он с трудом изобразил улыбку, встретив ее настороженный взгляд.

– Ну что, по домам? – с неестественной веселостью предложил он.

Лида удивилась еще больше:

– Как? Уже?

– У тебя же завтра занятия.