Алиедора - Ник Перумов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Дальше уже неинтересно. — Латариус потянулся. — Снадобье будет всасываться не меньше дня. Отрастёт новая кожа, затянутся раны. Назавтра мы получим целый полк зомби. Не самых лучших, но, как я говорил, сейчас выбирать не приходится.
— Навсинай перешёл в наступление? — не стала играть в словесные прятки Алиедора. — И, видно, вам здорово досталось?
Аттара гневно вскинулась, однако Латариус лишь примирительно поднял руку.
— Не стоит возмущаться из-за слов. За элегантностью изречений пусть следят другие, Некрополис говорит правду. Да, благородная доньята, мы потерпели поражение. Высокий Аркан успел перебросить через перевал около двух сотен новых големов, тяжёло забронированных и по-новому вооружённых. Наши отряды отступили. За нами осталось Долье, големы Навсиная удерживают Меодор. Потери тяжелы, хотя и не катастрофичны. Однако пополнения нужны немедленно. Впрочем, — потёр руки Мастер, — перед нами сейчас стоит совсем другой вопрос. Чего хочешь ты, доньята Алиедора Венти? Твою просьбу — отпустить выбранного тобой человека — мы выполнили. Не думай, что он сейчас «на самом деле» сидит где-то в подземном мешке. Нам нет нужды тебя обманывать. Ты с нами, доньята? Ты видела, на что мы способны. Только мы можем дать тебе то, чего ты так жаждешь, — свою собственную силу. Ту, что не отнять по капризу какой-то иномировой сущности.
Алиедора помолчала. Она им нужна. Очень нужна. Они готовы терпеть её капризы, исполнять прихоти — вроде этой, с Дигвилом. Им не понять, даже им, называющим себя Мастерами Смерти, что покончить с кланом Деррано может только она сама, своей собственной рукой.
— Как это будет? — наконец бросила она — сквозь зубы, словно королева нерадивым слугам.
— Будет больно, — честно ответила Аттара, видя, что Латариус на сей раз решил уступить ей слово. — Чтобы дать толчок… придётся вводить тебе снадобья и эликсиры. А там… если прав Мастер, если правы остальные… если верно моё чутьё… тебе не потребуется вшивать постоянные капсулы. Только на первое время, и терпеть поначалу придётся. К тому же… сперва нужна проверка… как благородная доньята вынесет сами эти эликсиры…
— Делайте! — И это уже был настоящий приказ.
* * *Здесь не грохотали цепи, не скрипели шестерни. Здесь вообще царила тишина.
— Разоблачись, доньята, — тихо прошелестела фигурка в необъятном плаще и капюшоне, совершенно скрывавшем лицо, так что непонятно было, как человек вообще может смотреть. — Отбрось стеснение.
Алиедора не ответила. Избранные выше стыда, это верно. Она вступает на дорогу, предназначенную только ей, и всякие глупые предрассудки лучше оставить на пороге.
В тесной келье — только узкий лежак. Резкий запах чего-то алхимического, словно множество снадобий смешали разом. Есть здесь и кровь, её тоже пролилось немало.
Алиедора швырнула одежду на пол, гордо выпрямилась. Мастер Латариус не отвернулся? Что ж, пусть себе смотрит. Он ведь не мужчина, он Мастер.
— Прошу ложиться, благородная доньята.
Ремни мягкой кожи охватывают щиколотки и запястья. Хозяева берегутся, усмехнулась про себя Алиедора. Наверняка не одна девчонка, оказавшись в этом покое, начинала дико орать, извиваться и рваться прочь, наконец осознав, что ей предстоит…
Алиедора точно знает, что ей предстоит. Она терпела такое, что простая боль уже ничто. Она пройдёт через это и станет настоящей Гончей. Сильнее Аттары.
— Начинайте! — скомандовала она сама, точно имела право отдавать тут распоряжения.
Игла вонзилась в вену, Алиедора поморщилась — а миг спустя заорала так, что сама едва не оглохла.
…Прокравшись по жилам, боль властно вступила во владение её телом, словно победоносное войско. Она, эта боль, заставила руки и ноги дёргаться так, что лопнул один из охватывавших запястье ремней, и потребовались усилия троих — Аттары, Латариуса и Майре, — чтобы удержать бьющуюся и бешено рычащую доньяту.
Такая боль должна гасить сознание, однако у Алиедоры отобрали и это избавление. Чувств она не лишилась, а миг (или вечность?) спустя к боли прибавилась ненависть.
Опаляющая, сжигающая изнутри ненависть, что заставляет сжиматься челюсти так, что едва не крошатся зубы. Ненависть прежде всего к себе-прежней. К себе-слабой, себе-ни-на-что-не-годной. Как она могла быть такой глупой? Медлила и ждала, когда вот тут, совсем рядом — только руку протяни да потерпи чуток! — настоящие океаны силы, которую вдобавок у тебя можно отнять только вместе с жизнью. Мастера Смерти поистине транжиры, если даром отдают такое богатство!
Огонь свивался в жилах, рвался по ним, изменяя саму кровь, саму сердцевину костей. Алиедора разом и рыдала, и хохотала, вся покрытая пóтом и собственной кровью. В неё втыкались новые и новые иглы, тело дёргалось — оно, это тело, ещё несовершенно, ещё не понимает свалившегося на него счастья.
Удивительно, она дёргалась и выла, вопила и рвалась, однако какая-то часть сознания оставалась спокойной и ясной. Она, эта часть, видела, как споро, но чётко работают Мастера, слышала и их короткие фразы:
— Потрясающе. Никогда такого не видел. Полное отсутствие реакции…
— Напротив, реакция есть. Но именно такая, как надо.
— На малые дозы отвечает идеально.
— Поглядим, что станет, когда вшивать начнём.
— Не забудь, что неглубоко надо. Ей же не навсегда.
— Не забуду, когда я что забывал?
— А вот Мастер Хтатли как-то скальпель забыл…
— Так что же, начинаем?
— Прямо сейчас? Трактаты подобную смелость не одобряют…
— Ты что, ничего не чувствуешь? — Это Аттара. — Девчонка идеальна. Таких не бывает. Ни за что бы не поверила, кабы сама не видела.
— Лучше тебя? — поддел Латариус.
— Лучше, — неожиданно кивнула та. — Дело Некрополиса от этого только выиграет.
…Что с ней делали потом, Алиедора, как ни странно, запомнила в мельчайших деталях. Словно со стороны, она видела собственное нагое тело, распростёртое на окровавленном столе, видела до блеска надраенные инструменты в руках сменявших друг друга «лекарей», видела чёрные скляницы, укладывавшиеся в глубину разрезов, чувствовала резкую вонь алхимических снадобий, коими обильно промывались раны. Её словно разбирали на части, рвали, точно тряпичную куклу, и снова сшивали. Внешне всё оставалось как было — но только внешне.
В какой-то миг доньяте показалось — она различает шёпот Белого Дракона, перед глазами закачалась та самая дорога, полная устремлявшихся к нему душ, среди которых влачились и странно знакомые: женщина средних лет, окружённая целым выводком молодёжи. Когда-то эти люди что-то значили для Алиедоры, доньята это помнила точно. Но когда и что именно — в тот миг она вспомнить не могла.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});