Чёрные ангелы в белых одеждах - Вильям Козлов

«Об этом тоже нужно будет написать в Русской газете!» — решил Вадим Андреевич, подходя к громадному серому зданию в стиле модерн, где помещались сразу несколько книжных магазинов и магазин спорттоваров. Теперь рынок диктовал свои условия: ранее расхваленные подхалимами-критиками книги «литературных генералов» продавались ниже номинала на распродаже, а книги неизвестных по литературным газетам писателей стоили по десять-пятнадцать, и даже по тридцать рублей, как, например, В. Пикуль, который, кроме злобной ругани от критики, ничего доброго не получил от Союза писателей. Год травили талантливого литератора, но, оказывается, читателей не обмануть: они с самых первых книг полюбили хорошего русского писателя и продолжают любить, несмотря ни на какие катаклизмы в писательском мире. И нет ему по коэффициенту популярности равных в СССР. А все раздутые критикой генералы, нахватавшие званий лауреатов и правительственных наград, притаились на своих роскошных дачах и стыдливо помалкивают, а как же иначе? Ведь они хвалили загнивающий строй, начиная с семнадцатого года, прославляли тиранов и дураков, занимающих высшие государственные посты, за что их щедро награждали и подкармливали. Меняются времена, и во всем этом хаосе в стране есть и положительные моменты, по крайней мере с глаз обманутого народа спала серая пелена, которую десятилетия усердно ткали, как пауки паутину, продажные литераторы и работники культуры. Может, и с них скоро потребуют ответа за содеянное? К тому, что сейчас творится с стране, и они приложили свою руку. Лишат званий и наград? Короли-то оказались голыми, даже без фигового листка, прикрывающего срам.

— Вадим! Не помню, как тебя по батюшке? — услышал у входа в «Букинист» Белосельский. — Вот так встреча! Сколько лет: десять-пятнадцать мы не виделись?

Перед ним стоял на тротуаре бывший редактор «Великопольского рабочего» Петр Семенович Румянов. Сильно постаревший, некогда щегольские черные усики стали седыми, обвислыми, небольшие мутно-серые глаза возбужденно поблескивали на круглом розовом лице. Румянову наверняка шестьдесят, наверное, на пенсии, но на вид крепок, бодр. Есть такой тип пенсионеров из числа отставных военных и бывших руководителей, которых, кажется, и время не берет. Плотные, крепкие, розоволицые, в традиционных по сезону габардиновых или ратиновых пальто с серыми каракулевыми воротниками, в пушистых кепках или ондатровых шапках, они повсюду, везде. Бесцеремонно делают замечания молодежи, влезают во все конфликты, командуют в длинных очередях, спорят с таксистами. У них всегда наготове блокнот с шариковой ручкой, чтобы тут же записать номер машины. Неизрасходованная энергия бьет в них ключом. Они не пропускают лекций в Домах культуры и Доме политпросвещения, читательских конференций. Охотно задают лекторам и писателям множество каверзных вопросов, спорят, возбуждаются по пустякам и, честно говоря, многим отравляют жизнь и портят настроение. Пишут во все инстанции, начиная с жилуправления и кончая ЦК КПСС. Особенное неудовольствие у них вызывают злоупотребления в торговле, хотя, когда сами были у власти и получали все в распределителях, этого не замечали и палец о палец не ударили, чтобы ворюг призвать к ответу. Тогда их лично это не касалось. И в газеты больше всего критических писем приходит именно от них. Они любят «Вечорку», всегда выстраиваются в очереди у киосков, дружно осуждают молодежь, ругают новое начальство и власти, уже позабыв, что совсем недавно сами были начальством и работали в райкомах и райсоветах.

Это первое, что промелькнуло в голове Белосельского, когда он увидел Румянова.

— Я думал, вы в Великополе, — сказал он, подумав, что сколько раз был в городе, а ни разу не поинтересовался судьбой бывшего редактора городской газеты. Признаться, и в редакцию-то он последние годы не заходил, потому что там и знакомых-то не осталось. Журналисты тоже стареют, уходят на пенсию, меняют работу, а на их место приходят выпускники, университетов, окончившие журналистские факультеты.

— Я еще в семьдесят пятом переехал в Ленинград, — стал рассказывать Петр Семенович. — Ведь у меня здесь родная бабушка, пережившая блокаду, у нее трехкомнатная квартира на улице Марата, рядом с Венгерским консульством. Жена не захотела терять жилплощадь, прописалась, а потом и меня уговорила переехать. Дело-то шло к пенсии…

— У вас же там дача была, — вспомнил Вадим Андреевич. Он каждую неделю возил туда редактора и его семью. Добротная, с комнатой наверху, зимняя дача, большой участок, неподалеку два озера с красивыми названиями: «Янтарное» и «Хрустальное».

— Каждое лето ездим в Великополь, живем на даче, я ее не продал, — сказал Румянов. — Люблю те края и рыбалку не позабыл… Ну, а ты как? Что-то в местной печати твою фамилию не встречал. Или под псевдонимом пишешь?

— В местной печати таким, как я, нет места, — с горечью вырвалось у Белосельского. — Да сейчас бы и позвали — не пошел бы. Мерзкие газетенки в Ленинграде стали. Если раньше журналистские мафии действовали с оглядкой, то теперь в открытую орудуют.

— Это ты попал в точку, — согласился Румянов, — Газеты противно в руки брать.

Их толкали прохожие, они отступили к степе серого здания. У троллейбусной остановки толпились пассажиры, громко хлопали двери магазина, длинный мальчишка, не обращая внимания на прохожих, прокатил на роликовой доске. Изгибался не хуже балеруна.

— Вот жизнь! — воскликнул Румянов, проводив взглядом толкнувшего его мужчину с огромной сумкой на боку — Некуда стало в Питере спрятаться от толпы! Раньше, бывало, заскочишь в пивную или рюмочную, а нынче? Рюмочных давно нет, в пивные — очереди, да и водки-то бутылку без очереди не купишь, а в ресторанах командуют эти… кооператоры и рэкетиры. Противно туда и заходить… Вспомнил, у нас на Марата есть маленькое кафе, там народу немного, потому как спиртного не подают… Пойдем посидим, потолкуем. Расскажешь о себе… Рад, рад тебя видеть в добром здравии! Румянов ничего, кроме хорошего, не сделал Белосельскому и он охотно отправился с ним на Марата, по дороге Петр Семенович сказал, что заходил в магазин подписных изданий, жена подписалась на Дюма и Конан Дойля. Дома у них приличная библиотека, томов тысяча, не меньше.

Старушку похоронили два года назад. Жена как в воду глядела. Живут с замужней дочерью, есть внучка. Молодые работают, а жена дома сидит с внучкой, ей уже пять лет, все понимает…

Полуподвальное кафе действительно было почти пустым, за двумя столиками сидели девушки, по-видимому, продавщицы и пили кофе с пирожками. В помещении, обитом желтой вагонкой, было уютно, мягкий приглушенный свет не бил в глаза, негромко играл на стойке сверкающий хромировкой стереомагнитофон «Панасоник» — видно, кафе кооперативное. Хотя Румянов и сказал, что здесь не торгуют спиртным, когда пришли два черноусых молодых южанина, бармен выставил им бутылку сухого вина.

Петр Семенович рассказал Белосельскому, что перед пенсией несколько лет проработал в «Лениздате» заведующим отделом массово-политической литературы, в очень хороших отношениях был с директором и главным инженером типографии…

Вадим Андреевич в свою очередь поведал ему о своем желании издавать газету, но вот никак не может преодолеть трудности, возникшие перед ним…

— Я тебе помогу, — уверенно заявил Румянов, — Дело ты задумал хорошее, ту муру, которую сейчас выплескивают на головы читателей ленинградские, да и не только ленинградские газеты, просто читать невозможно. Если раньше все хвалили, пели дифирамбы руководству, то теперь всех обливают грязью, особенно травят партию…

— Я ее тоже защищать не собираюсь, — не удержался и вставил Вадим, — Партия — наше страшное зло — на свою погибель и сама для себя взрастила цветы зла…

— Красиво говоришь! — рассмеялся Румянов, — Это у кого такой сборник стихов? У Бодлера или Уитмена?

— У Уолта Уитмена «Листья травы», — сказал Вадим Андреевич. — А «Цветы зла»… Не могу вспомнить, черт возьми, хотя когда-то читал этот сборник.

— Ты еще молод, а я многое забывать стал, — вздохнул Румянов прихлебывая из фарфоровой чашечки крепкий черный кофе, — А вот прошлое, особенно детство, хорошо помню. В редакции работал поэт Саша Громов? Так он…

— Он еще водку пил из пивной кружки, — перебил Вадим Андреевич. Воспоминания о редакции больше всего были связаны с пьянками, в которых он, к счастью, почти не участвовал, но там пили все, да и сам Петр Семенович был выпить не дурак, правда, гуливал с горкомовцами на турбазе и на дачах. Главному редактору по этикету не пристало пить с подчиненными, которых изредка приходилось наказывать за прогулы и приводы в милицию по пьянке.

— Умер на рыбалке, — грустно сообщил Румянов. — Вечером возле палатки соорудили уху, крепко выпили под нее, а утром и не проснулся наш Саша. Легкая смерть. И хоронили с улыбкой.