Новейшая история еврейского народа. Том 3 - Семен Маркович Дубнов

Министров. Напрасно Столыпин убеждал Николая II в не­обходимости некоторых уступок в еврейском вопросе с целью «ус­покоить нереволюционную часть еврейства», напрасно указывал на неудобство создавшегося положения, при котором «общество и ев­рейство» будут вправе говорить: «Совет Министров единогласно выс­казался за отмену некоторых ограничений, но государь пожелал со­хранить их». Царственный тупоумец, ведший Россию к гибели, не соглашался на уступки. Молва гласила, будто он ответил: «Пока я царствую, не бывать в России равноправию евреев». Николай II все­цело находился тогда под влиянием так называемого «второго пра­вительства» придворных реакционных сановников, которые опира­лись на «Союз русского народа». Этот союз, занимавшийся специ­ально устройством еврейских погромов, был скоро признан в царс­кой грамоте «опорою трона».

Осталась еще надежда на новую Думу, которая должна была собраться в феврале 1907 года. Выборная кампания везде велась под давлением администрации и ее черных «союзников», стращавших евреев погромами в случае успеха еврейских кандидатов. Состав второй Думы получился ненормальный: усилились два крайних фланга — правый и левый, реакционеров и социалистов, а консти­туционно-демократический центр ослабел. От евреев прошли в Думу только три депутата, люди малоизвестные, так как депутаты первой Думы, привлеченные к суду за «Выборгское воззвание», не могли выс­тавить свои кандидатуры. Вся деятельность нового парламента про­текала в бесплодной борьбе левого и правого его крыльев. Еврейс­ким вопросом занимались только в «Комиссии о свободе совести». Правительство внесло законопроект об отмене всех вероисповедных ограничений, «кроме еврейских», а комиссия постановила исключить это изъятие для евреев и таким образом провести еврейское равно­правие под флагом свободы совести. Но и тут надежда не оправда­лась: вторая Дума скоро была распущена под предлогом раскрыто­го заговора ее социал-демократической фракции. Совершился госу­дарственный переворот 3 (16) июня 1907 года: прежний избиратель­ный закон, дававший возможность представительства демократичес­ким элементам и угнетенным нациям, был изменен так, чтобы в Го­сударственной Думе было обеспечено консервативное большинство из дворян и духовенства. Началась эпоха новой реакции, направлен­ной против всех завоеваний революции.

ГЛАВА III. ЕВРЕЙСКИЙ МИР В НАЧАЛЕ XX ВЕКА ДО МИРОВОЙ ВОЙНЫ

§ 45 Германия (1901-1914)

В то время как в России юдофобия усиливалась в борьбе ожес­точившегося царизма с освободительным движением, в Германии замечалась убыль воинствующего антисемитизма. В последние два десятилетия XIX века западный антисемитизм пережил свою бурную юность, а в начале нового века вступил в полосу степенной зрелости. Уличный антисемитизм уже мало кого привлекал. Это обменялось не ослаблением юдофобских чувств в немецком обществе, а напро­тив — склонностью к более серьезному и целесообразному их прояв­лению. Антисемитизм ушел с шумной поверхности жизни в глубь ее и там продолжал свое разрушительное дело. В консервативных кру­гах общества он в такой «корректной» форме считался признаком хорошего тона. «В сущности, всякий порядочный человек есть анти­семит», — говорил один из лидеров консервативной партии. Кон­серваторы простили антисемитизму грех его юности, игру в социа­лизм, и сделали его орудием своей сословной политики: юнкерской, феодально-аграрной, капиталистической. По этому пути легальной борьбы с еврейством шли и реакционные правительства Германии, в особенности Пруссии. Министры не только фактически нарушали обеспеченное конституцией гражданское равноправие евреев, но даже не стеснялись, в ответах на запросы оппозиции, заявлять с трибуны рейхстага, что так и должно быть, ибо если государство признало формальное равноправие евреев, то христианское общество еще не признало их гражданской равноценности.

В заседании прусской палаты депутатов (февраль 1901 г.) мини­стру юстиции Шенштедту был предъявлен запрос: почему он не на­значает евреев-юристов на судейские должности и даже не утвержда­ет в должности нотариусов достойнейших кандидатов из их среды? Министр ответил: «Я не отрицаю превосходных качеств еврейских но­тариусов, их честности, добросовестности, сознания долга, но я не могу не принимать в соображение тот факт, что значительная часть христианского населения относится к евреям с недоверием, между тем как именно должность нотариуса, к которому обращаются по самым интимным делам, требует особенного доверия. То же прихо­дится сказать о назначении евреев судьями». Прусская палата депу­татов, состоявшая в большинстве из представителей привилегиро­ванных сословии, косвенно одобрила ответ министра в принятой ею резолюции: «На будущее время министерство при утверждении но­тариусов будет руководиться, как и до сих пор, соображениями об интересах всего населения». Еврейские общины Берлина, Франкфур­та, Кенигсберга и других прусских городов обратились к имперско­му канцлеру, прусскому министру-президенту Бюлову с протестом по поводу антиконституционного заявления министра юстиции, но тот даже не удостоил их ответом.

В том же году евреи Великого герцогства Гессен-Дармштадт по­дали в ландтаг петицию, в которой жаловались, что еврейские кан­дидаты на должности судей и прокуроров постоянно устраняются, а назначается лишь тот из кандидатов, который соглашается принять крещение. Как в старое, доконституцинное время, — писали петици­онеры, — господствует порядок, при котором измена религии поощ­ряется, а верность ей карается. В ответ на эту жалобу гессенский ми­нистр юстиции Дитмар повторил объяснение своего прусского кол­леги: принципиально он верен конституции, но в каждом отдельном случае он должен считаться с настроением населения, которое, на­пример в деревнях, может быть недовольно назначением еврея на должность судьи. То же делалось и в Саксонии, Мекленбурге, Бра­уншвейге, Вюртемберге. Исключение составляла Бавария, где евреи чаще назначались на должности городских судей, прокуроров и но­тариусов.

Во всех государствах Германии евреев в армии не допускали на офицерские должности. Это принималось евреями как выражение недоверия к их патриотизму и особенно огорчало тех, которые были не совсем свободны от прусского культа армии. Обидно было солда­ту, дослужившемуся до офицерского чина, продолжать службу в ниж­нем чине и выйти таковым в запас армии. На неоднократные запро­сы оппозиции в прусском ландтаге и других парламентах Германии военные министры давали обычный ответ: они не могут влиять на офицерские корпорации, которые не выбирают евреев своими чле­нами, не признают их товарищами. Это было естественно: прусское юнкерство не могло брататься с людьми, предки которых не просла­вились подвигами кулачного рыцарства. Но евреев вытесняли также из той области, где они, потомки древнейших рыцарей духа, были бы более всего на месте: выдающихся ученых перестали назначать на должности ординарных профессоров в высших учебных заведе­ниях; многим давали титул профессора, но к кафедре не допускали. Тут была вина не только министров просвещения, но и факультетс­ких советов, избегавших ставить еврейские кандидатуры, так как антисемитизм был распространен и среди профессоров. В гимназиях и реальных училищах, содержимых на счет муниципалитета, евреи занимали должности учителей, но в низшие народные школы им вся­чески преграждали доступ. Уже принятым учителям и учительницам из евреев поручали здесь обыкновенно преподавать математику и естественные науки, но не немецкий язык и историю, столь важные