Элвис Пресли. Последний поезд в Мемфис - Питер Гуральник
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Такой союз Оскара, который был без ума от всех — от каждого газетчика, спонсора, портье, посыльного, — и Полковника, внимательно и придирчиво всех изучающего и хотя несколько высокомерного с людьми, но тонко понимающего природу их чувств, гарантировал безошибочность их действий. «Он ставит меня в неловкое положение, — часто жаловался Оскар своим друзьям. — Чертов старик, делает из меня дурака — бегает вокруг, во все лезет, ходит без галстука». Паркер был не меньше разъярен тем, как Оскар сорил деньгами, но они были прекрасной командой, пока Оскар не уволился или его не уволил Полковник за то, что тот дал пятьдесят долларов чаевых одному рабочему сцены.
«Мы работали чуть ли не каждый день, — рассказывал Скотти. — Мы приезжали в какой–нибудь город, расходились по номерам и успевали только умыться, а иногда сразу шли в зрительный зал или кинотеатр, отыгрывали концерты, потом опять садились в машины и ехали в другой город. Мы никогда не читали газет, не слушали радио, просто потому что всю ночь мы были в пути, а днем отсыпались… Все, что мы знали, — это поездки, поездки, поездки». Это было как в тумане.
В субботу вечером вся труппа просматривала третье Стейдж–шоу, где Элвис спел впервые не только «Heartbreak Hotel», но и новую версию «Blue Suede Shoes». Исполнение «Heartbreak Hotel» превратилось в настоящую катастрофу: Скотти и Билл расположились где–то в тени, оркестр братьев Дорси сыграл такую неритмичную аранжировку, что Элвис не мог ни двигаться, ни нормально петь, а Чарли Шейвере исполнил такое соло на трубе, что Элвису оставалось только вымученно улыбнуться.
За исключением сестер Картер, вся труппа не была особенно расстроена неудачей Элвиса. Вокруг уже было много зависти, вызываемой особым вниманием к Элвису, которое ему выказывала не только публика, но и сам Полковник, сосредоточивший почти все свои силы и энергию на этом своем новом «приобретении». Для Джастина Табба, который вырос в этом бизнесе, а в двадцать лет уже имел три хита и был правомочным членом «Опрая», эти гастроли с самого начала, казалось, отличались от всех других. «Аудитория была намного моложе, и это было впервые, когда я видел, как зрители начинали махать руками, кричать и визжать в экстазе. Знаете, исполнители кантри всегда считались вторым сортом в музыкальном мире, поп–музыканты всегда смотрели на нас сверху вниз. Но здесь ты начинал чувствовать, что вот наконец–то появился кто–то, кто умеет использовать кантри–музыку, но при этом умело сочетает ее с роком и настоящей сексуальностью, и это именно то, что девушки хотят слышать от тебя.
Я думаю, все мы по–настоящему завидовали ему. Не ревновали, а именно завидовали. Потому что он был событием, и каждый чувствовал это. И выражалось это не только в том, как воспринимали его зрители, но и в том, как важен оказался выход «Heartbreak Hotel», и в том, что RCA купила его контракт, в том, что он летел в Нью–Йорк на телешоу, а мы сидели и смотрели на все это.
Он был бриллиантом на грубой нешлифованной поверхности. Когда он приходил за кулисы после выступления, он был абсолютно мокрый, пот тек с него ручьями. Он работал в полную силу и вкладывал всю свою душу в это. И что бы он ни вытворял, все срабатывало в его пользу, потому что от него толпа принимала все. Мы никогда не видели ничего подобного. Я боялся, как бы они не захватили его в плен во время телешоу».
Гастроли продолжались. Элвис, Скотти и Билл, по словам Джастина, держались вместе. «Элвис всегда стоял в стороне и наблюдал за всеми, особенно за Лувинами, он был их поклонником». Изредка он выходил вместе со всеми перекусить, а вот Ред Уэст, который почти все время был за рулем, и Ди Джей любили околачиваться по округе. В конце второй недели Элвис и три члена его группы из Винстон–Салема, штат Северная Каролина, полетели в Нью–Йорк, чтобы участвовать в телешоу со взятыми напрокат инструментами, в то время как Ред выгружал их собственные на маленькую прицепную тележку, сделанную Верноном и выкрашенную в розовый цвет («Она скорее напоминала туалет на колесиках, — рассказывал Ред в своей книге «Elvis: What Happened?», — но он обращался с этой вещью так, что можно было подумать, что это какая–то необыкновенная яхта»), и отправлялся в пятнадцатичасовой путь в Тамп. Наконец–то новая запись стала приносить какие–то результаты. Она вот–вот должна была дебютировать в поп–чартах, занимала постоянное внимание «Биллборда», в частности в колонке «Лучшие продажи», посвященной кантри и вестерн–музыке, в которой рассказывалось, что продажи этой записи «в последние две недели невероятно возросли, поскольку к провинциальным поклонникам Элвиса Пресли присоединились еще все любители поп и ритм–энд–блюз–направлений». Возможно, благодаря этой вспышке активности компания Джеки Глисона продлила контракт Элвиса и запланировала еще два выступления на Стейдж–шоу в конце марта, договорившись на 1250 долларов за каждое.
В это время все, что касалось гастролей, достигало своей кульминации. За несколько дней до четвертого выступления вместе с Дорси в Уилсоне, штат Северная Каролина, промоутер перепродал шоу, и Полковник сообщил труппе, что в этот вечер им придется отработать еще одно шоу без дополнительного вознаграждения. Возмущенные все более высокомерной по отношению к ним манерой общения Полковника (они начинали чувствовать, что к ним относятся не только как к «шутам» или досадной необходимости, но и как к людям второго сорта, немногим нужнее, чем подпорки сцены), они объединились и отказались выступать. Айра Лувин, которого можно описать как человека, мягко говоря, вспыльчивого и несдержанного даже при обычных обстоятельствах («Мой брат с трудом уживается с людьми», — сдержанно высказывался Чарли Лувин), снова и снова возмущался, кто вообще позволил этому мальчишке Пресли, этому бездарному сукину сыну думать, что он может сыграть их музыку. И пусть Полковник катится к чертовой матери, он все равно пойдет к нему и скажет, что они больше не собираются терпеть все это дерьмо.
Они организовали встречу Полковника с Айрой, который
