Чудо Бригиты. Милый, не спеши! Ночью, в дождь... - Владимир Кайяк

– Я жду от вас вестей получше. Мне тоже звонят и спрашивают.

– Между прочим, в том месте с собаками гулять запрещено, – язвительно говорю я, вспомнив, что рассказывала Спулле о сердитых звонках всяких мелких начальников ей и Шефу. – Там висят даже специальные знаки: собачья голова на синем фоне, перечеркнутая красной полосой.

– Не будь бессовестным. А то… – Шеф горбится.

«А что? Я не начальник, я себе работу всегда найду!»

В коридоре возле нашей комнатушки сталкиваюсь с Йваром.

– Что случилось с Цепсом? – спрашивает он, пока я отпираю дверь. – Я сейчас заходил к нему. Говорят, отказался от обеда, все время плачет. Вызвали врача, чтобы дал что–нибудь успокоительное.

– Шеф ему сказал о Грунском.

– Что–то очень он торопится.

– Я тоже так думаю. – Верхнюю одежду мы сняли, устраиваемся за столами. – Много ли стройматериалов там нужно? Я о канаве. Досок? Реек? Справимся ли своими силами?

– Я даже не смотрел.

– А что же ты все это время делал? Ловеласничал?

– Можно сказать и так.

– Прекрасно! Тебе можно позавидовать! – Моя злость, которая начала копиться еще в кабинете у Шефа, грозит вырваться наружу. Каждый делает, что хочет, а я навешивай себе на шею неприятности. Никто не просил Шефа говорить с Цепсом, Ивару было поручено обследовать, как лучше перегородить канаву, а он этого не сделал. Иначе не проверишь, не лежит ли там, в иле, предмет, при помощи которого убили Грунского. Это можно сделать, лишь перегородив часть канавы с двух сторон, а затем при помощи пожарников выкачать воду. Вдруг найдется не только этот предмет, но и что–нибудь другое, интересующее нас. Искали магнитом… А если предмет был из латуни или бронзы? Или камень? Какой тогда толк от нашего магнита?

– Я познакомился с одним эфирным созданием лет этак около пятидесяти. Вообще–то ничего; только пальцы у нее очень костлявые. Глядя на нее, я подумал, какие же мы все–таки идиоты! Идиоты, достойные восхищения! У нас была своя версия, мы над ней работали, но тут нас Шеф подтолкнул в бок, и мы сразу шарахнулись в другую сторону и тем доказали, что собственного мнения не имеем.

– Словом, ты хочешь извиниться перед Цепсом вместо меня. Пожалуйста!

– Да, действительно, за то, что мы увлеклись этим простачком. «Жигулевские» масляные пятна на плаще Грунского, песок и глина за отворотами брюк…

– Хорошо, что ты уже размышляешь, как начальство. Далеко пойдешь. Шеф мне только что перечислил все то же самое. – Я начинаю вращать диск телефона – надо узнать новости из лаборатории. Обеденный перерыв уже кончился, а заключения все нет.

В трубке частые гудки. Занято!

– Шведская брусчатка, одножильный электропровод, какой применяют при ремонте машин… Мы же начали разыскивать машину, но перебросились на бродяг–собутыльников. И Цепс прав: около двух «Жигуль–люкс» мотался в Садах. Первый раз машину видели около часа дня, но не там, где показывал Цепс, а ближе. Тоже на обочине дороги, только тупиковой, похожей на аппендикс.

Телефон лаборатории все еще занят. Послать Ивара или сходить самому?

– Значит, в Садах ты все же был?

– Я встретил на дороге это эфирное создание с карликовым пуделем и разговорился. О собаках вообще и о пуделях в частности. Что он ест? Умеет ли дать лапу? Сколько раз в день приходится выгуливать?

Хороший хозяин, отвечает она, выводит три раза – утром, в обед и вечером.

Значит, вы хорошая хозяйка, говорю.

Да, правда, я стараюсь. У нас в бюро обеденный перерыв с двенадцати, и я успеваю прибежать и вывести.

– На прощанье я сказал ей, что рад был познакомиться.

– Это она тебе сказала о красных «Жигулях».

– Нет, она мне сказала, что хороший хозяин выводит собаку погулять и в обеденное время. Будучи по природе смышленым, я начал ждать. И дождался гражданина Зелигмана с колли и гражданку Качеровскую со зверем, породу которого определить не берусь, потому что кинологию нам не преподавали.

– Твое введение очень приподнятое, но, кажется, несколько длинновато… Алло! Лаборатория? Вас беспокоят… Я очень рад, что вы узнали меня по голосу, но я бы больше обрадовался, если бы мог получить ответ на материал, который передал вам. Будет? Я не сомневаюсь, что будет, но в котором часу? В четыре? Хорошо, ловлю вас на слове. Как? Очень хорошо, мне это просто не пришло в голову. До свидания!

– Что они тебе там прощебетали!

– Что даже самая красивая андалузка может отдать только то, что имеет.

– Там вообще очень речистые собрались. Итак, я окончил свое вступление и приступаю к главному. Гражданка Качеровская видела красные «Жигули» там же, где их видел Цепс, но только издали. Это было около двух. Зато сразу после двух на другом ответвлении дороги гражданин Зелигман прошел мимо машины совсем близко. Конечно, номер он не запомнил, хотя даже подумал, что следовало бы, потому что водитель ему показался очень молодым. Лет четырнадцати, сказал Зелигман. «Ну самое большее, пятнадцати. Такой чистенький, красивый, причесанный мальчик. Глаза как изюм в шоколаде! Сам тоже… не мальчик, а конфетка!»

– А…

– Позвольте мне закончить, пока у меня вдохновение не иссякло! – возвышенно говорит Ивар. – Когда Зелигман с собакой незамеченным подошел к машине, то увидел, что багажник у нее открыт, а парнишка роется в инструментах. Наверно, из–за раскрытого багажника он не сразу заметил Зелигмана, и тому показалось, что, увидев его, парнишка вроде чего–то испугался. Но тогда он не придал этому значения, пошел себе дальше, потому что подумал: в какой–нибудь из садовых домиков тут неподалеку зашел его отец или кто–то, с кем он приехал. Поэтому очень удивился, когда увидел уже издалека, как парнишка сам сел за руль и отъехал. Причем задним ходом, потому что развернуться там негде. Задним ходом и на большой скорости.

– В «Жигулях» никого больше не было?

– Нет.

– Красные «Жигули» – не редкость. Может, это была совсем другая машина?

– А ты сам веришь, что могли быть две одинаковые?

– На всякий случай надо обмозговать это со всех сторон. Вначале мальчишка на дороге–отростке, потом, дождавшись Грунского…

– Не сказано, что именно его, ведь Цепс не видел, как Грунский садился в машину, только слышал, как захлопнулась дверца.

– Не перенимай мои манеры и не цепляйся к каждому слову. Надо привести сюда Цепса и расспросить про мальчишку! Зелигман показал тебе место?

– Следов протектора нет, да и к домам, кажется, с самой осени никто даже не подходил!

Цепс не видел никакого мальчика и от Грунского ни о каком мальчике не слышал. Известие о смерти потрясло Цепса настолько, что его трудно было узнать, кажется, жизнь потеряла для него всякий смысл. Теперь он смотрит не в рот спрашивающему, а на носки своих грубых ботинок и отвечает механически. Его безразличие ко всему окружающему поразительно – словно он переживает смерть единственного сына или брата, а не негодяя, который только и делал, что обижал его.

Извиняться мне не хочется, и я сплетаю такую замысловатую фразу – даже внимательно следя за разговором, с трудом разберешься, что я чувствую себя немного виноватым. Но я мог бы сказать ему все что угодно: Цепс все равно ничего не слышит. На прощанье я охотно помог бы ему, но не знаю, чем ему можно помочь. Кажется, теперь я понимаю настоящий трагизм его слов, случайно произнесенных вчера: «Сижу… Так грустно… Открывается дверь… Хоть бы вор зашел! Нет, сквозняк…»

Заключение лаборатории следующее: ни в одной из бутылок хлороформ не обнаружен.

– Поди туда – не знаю куда, принести то – не знаю что… – бормочет Ивар.

Скоро закончится еще один рабочий день, и мы будем подбадривать друг друга словами: «Утро вечера мудренее». Так и будем обманывать друг друга, ведь знаем: найти красные «Жигули–люкс» среди тысяч им подобных, мчащихся по улицам, невозможно, так же как невозможно отыскать подростка, которого видел мимоходом какой–то дяденька. «Глаза как изюм в шоколаде!» Что под этим подразумевается? Карие? Большие? Безнадежных ситуаций не бывает лишь теоретически, а практически часть преступлений остается нераскрытой. С одной стороны, мы должны быть реалистами, с другой – против такой реальности надо бороться и продолжать действовать даже в безнадежной ситуации. В любом случае время подбросит нам какую–нибудь информацию, и тогда можно будет продолжить поиск или начать все сначала.

На сей раз на душе особенно неприятно от того, что у нас нет даже идеи по продолжению поиска. Хорошая идея – это вдохновение, это допинг. Сейчас от цели нас отделяет стог сена, который надо разобрать по соломинке, чтобы отыскать потерявшуюся в нем иглу.

– Этому мальчишке должно быть больше пятнадцати лет, если у него есть водительские права, – рассуждает Ивар, – может, сходить в автоинспекцию… и…