Красный террор глазами очевидцев - Сергей Волков

5 марта.

По-видимому, происходит нечто серьезное на фронте. Большевики проявляют большую деятельность в городе. Вышел строгий приказ позже шести не показываться на улице. Часть арестованных эвакуирована в Двинск. Целые обозы с вещами ограбленных и опустошенных квартир тянутся по направлению к товарной станции.

9 марта.

Ночью слышна была канонада; где бы это могло быть? Я встала, открыла окно и, присев на подоконник, с удовольствием вдыхала свежий морозный воздух ночи, прислушиваясь к отдаленным выстрелам. От времени до времени слышен шум несущегося по улице автомобиля-грузовика; там дальше свист локомотива и шум поездов. В морозном воздухе каждый звук отчетливо слышен. Сегодня, по-видимому, деятельная ночь у большевиков, - это всегда в связи с событиями на фронте - и критический момент для жителей Риги.

10 марта.

Моя больная уже немного встает. Скоро моя задача будет оконченной здесь. Эти дни пушечная стрельба почти беспрерывна; особенно хорошо слышна под утро. В городе тоже царит большое оживление. Прибывают всё свежие части. Я видела, как они шли с вокзала. Публика всё довольно разношерстная. Вечером Д. зашла сообщить, что их клиника взята под красноармейский лазарет. Всех больных выселили; привезено много раненых с фронта. Д. оставила тоже клинику, хочет неделю отдохнуть. Рижские дома пустеют не по дням, а по часам; всё, что возможно, увозится из города.

12 марта.

Мои старички просят меня, если я и найду работу где-нибудь в клинике, остаться с Люшей жить у них; я им сердечно за это благодарна. Мы так сжились хорошо вместе. С 15-го начну приискивать себе занятия, будет это, верно, не легко при теперешних обстоятельствах.

15 марта.

Из Митавы беспрестанно прибывают поезда. Привезено опять много арестованных и раненых. Очевидно, Митаве грозит какая-то «неведомая сила»!..

16 марта.

С двух часов ночи прислушиваемся к необыкновенному оживлению на улице. Поминутно несутся моторы с солдатами и грузом, тянутся бесконечные обозы с фуражом. Сегодня начались опять в городе массовые аресты, нет сомнения, «неведомая сила» приближается. В газетах ничего нет, еще меньше, чем обыкновенно. Просто иногда отчаяние берет. Сегодня была в двух частных клиниках - везде сестер сверх комплекта!..

17 марта.

В городе ходят смутные слухи о взятии Митавы; мне кажется, что это правда. В этих случаях улица лучший барометр, а она эти последние дни какая-то необыкновенно нервная и суетливая - признак неуверенности. Сейчас заходила м-м С. и сообщила, что ходят слухи, что в тюрьмах производятся массовые расстрелы заключенных. Она сама сейчас видела, как из ворот тюрьмы выехал грузовик с заключенными и вооруженными женщинами и быстро понесся по направлению Кайзервальда. Она, бедняга, страшно волнуется за своего мужа. Помоги нам Бог!..

18 марта.

В газетах ничего о взятии Митавы, как будто и все благополучно, опять бесконечные столбцы декретов! Но один довольно подозрительный - об очистке домов от квартирантов. По улицам Александровской, Мариинской, Суворовской и Елисаветинской до 22 номера, т. е. как раз до нашего дома. Не готовят ли себе большевики отступление. Все улицы по одному направлению! В остальном всё по-старому! Дэзи в отчаянии, получила от санитарного отдела бумагу о явке, предполагается мобилизация сестер на фронт.

19 марта.

Слухи о взятии Митавы подтверждаются безбожной расправой большевиков с заключенными. В третьем часу зашла ко мне Дэзи, прося меня пойти с нею в тюрьму, она узнала, что брат Рольф привезен из Митавы, и она надеется, что, может быть, ей удастся через ей уже знакомого комиссара что-нибудь для него сделать… Надежда у нее, конечно, небольшая, - мы отправились. У ворот тюрьмы стояла уже громадная толпа родственников и близких, жаждущих узнать что-нибудь о судьбе своих дорогих заключенных. Здесь были всех классов общества люди, мужчины и женщины. В своем ужасном одном общем несчастье они представляли как бы одно целое, одну душу. Мы с Д. направились к тюремному комиссару, но вместо прежнего здесь сидел незнакомый. Д. робко спросила, не может ли она видеть комиссара Краузе. Его мрачный заместитель подозрительно посмотрел исподлобья на нас и, молча открыв дверь, крикнул в комнату рядом: «Товарищ Краузе, здесь почему-то предпочитают к вам лично обратиться». - «По какому делу?» - И он появился в дверях соседней комнаты. Увидев нас, он холодно заявил, что его заместитель налицо. Д. сконфуженно извинилась, объяснив, что думала, что нужно к нему лично обратиться. «Совершенно одинаково», - и он исчез за дверью. «В чем же дело?» - спросил сидевший за столом, не переставая писать. Д. ответила, что желала бы получить справку о своем родственнике. «Сегодня никаких справок не выдается ввиду различных непредвиденных перемен», - отчеканил сидевший. Мы вышли на улицу; как раз в это время к тюрьме приближалась телега, на ней груда лопат, вслед за ней следовали женщины с ружьями. Что бы это могло значить? Всеми нами овладело какое-то недоброе предчувствие. Ворота, как по волшебству, открылись, и ужасная телега с ее грузом и мрачным эскортом исчезла из глаз. Я обернулась в сторону Д., но ее не было около меня, она исчезла как сквозь землю. Пока я стояла, думая, что предпринять, она вдруг так же неожиданно появилась в открывшихся на минуту воротах тюрьмы. Косынка ее была на боку, а правый рукав пальто был вырван и висел. Переведя дух, она сказала. «Ты видела этот ужас! Сейчас их всех расстреляют. Я видела Harro, он стоял внизу у окна, с ним были другие, все страшно бледные. Он меня узнал, вскочил на подоконник и крикнул в форточку что-то - мне показалось: «Молитесь за нас» и еще что-то. Я подбежала ближе, но эти ужасные женщины-звери уже схватили и потащили меня к воротам. Подумай, они уже знают, что их ждет». В толпе послышались рыданья, это была невыносимая картина человеческих страданий, горя и отчаяния… К нам подошли солдаты, приказав нам немедленно разойтись. С каким ужасом в душе ушел каждый!..

20 марта.

Всю ночь не сомкнули глаз. Слухи о массовых расстрелах подтверждаются рассказами очевидцев. Из солдат большинство отказалось стрелять. Эту «священную обязанность» приняли на себя женщины-латышки. Я думаю, это единственный пример в истории мира. Сегодня и наш час пробил! В два часа заявился к нам мрачного вида субъект, по его словам, военный комиссар, с требованием, чтобы квартира нами была оставлена завтра до часу, ввиду того что у нас нет ордера на проживание в ней. На вопрос старушки-баронессы, нельзя ли получить такое разрешение, ввиду ее и обоих стариков болезненного состояния, он коротко ответил: «Пробуйте». Старушки мои были уже опять готовы поверить, что это возможно и все устроится, и мне больших трудов стоило их уговорить, хотя бы серебро из кушетки убрать сегодня куда-нибудь из квартиры. Я была уверена, что, как и везде раньше, утром рано явятся агенты и не разрешат ничего взять, даже из самого необходимого. Старичков уговорила тоже сегодня же отослать свои вещи к родственнику, чтобы завтра не остаться без всего. Они все так и сделали. Вечером мы с М. выбрали всё серебро и с помощью племянницы вынесли из квартиры в более безопасные места. Уже поздно вечером уложила я свои и Люши вещи, и Берта снесла их в подвал, откуда их во всяком случае будет легче взять. Старушки тоже последовали моему совету. Туда же были снесены и съестные припасы.

21 марта.

Утром пошли с М. за разрешением и, конечно, не получили; нам всем отвели две небольшие комнаты с двумя кроватями где-то у черта на рогах. Я тогда предъявила свой «исторический документ», ссылаясь на то, что вся моя работа в этом районе, на основании чего получила разрешение на одну комнату в районе, где до сих пор проживала. Кроме того, получила разрешение на перевоз вещей «в установленной норме». Мы вернулись домой довольно удрученные. Такого результата мои старички не ожидали. С забежавшей к нам Н. пошли сейчас по частным клиникам и в одной еще нашли свободную комнату, куда я и перевезла сейчас свою бывшую больную. М. с обоими старичками отправились в отведенные им две комнаты на Матвеевской улице. Прислуга разместилась по знакомым, а я, взяв Люшу за руку, отправилась искать себе приют. Это, как потом оказалось, было нелегко. Узнав, что мы выселены, люди боялись принять нас к себе. Так прошли мы дюжины две квартир, получая везде один ответ: «Мы бы с радостью, но…» Уставшие и голодные возвращались мы к Д., когда нам навстречу попалась опять Наташа и, узнав, в чем дело, предложила сейчас сходить к своей петроградской знакомой, у которой еще, кажется, имеется свободная комната. Д. мы не застали дома, но Саша был трогателен, он принес нам горячего кофе с хлебом и предложил от Дэзиного имени побыть у них, пока найдем себе приют. Рассказал, с каким трудом удалось Д. отделаться от мобилизации, получив через посредство одной сестры место в больнице, где она и работает уже третий день. Вскоре пришла Наташа с доброю вестью, и мы, не тратя времени, с помощью дворника и тележки перевезли свои вещи. Комната оказалась с отдельным ходом на лестницу, уютная, с двумя кроватями, а сама хозяйка отличным человеком.