Избранные произведения в двух томах (том первый) - Ираклий Андроников

Вот они — новые факты!

СТИХОТВОРЕНИЕ КАЖЕТСЯ ЗАКОЛДОВАННЫМ

Еще письмо — из Казахстана. Из города Темир-Тау. От инженера-статистика Ольги Дмитриевны Каревой.

«Строки «Краса природы, совершенство» встречались мне, — пишет она, — только давно, в собрании сочинений Н. С. Лескова, — приложении к журналу «Нива», в рассказе «Очарованный странник». Мне помнится, в сноске было указано, что стихотворение принадлежит перу малоизвестного поэта той поры Грубера или Губера. Этого старого издания у меня теперь нет».

Неслыханно! Новый кандидат в авторы появился — Эдуард Губер!

Пересмотрел все издания Лескова. Вот откуда мне помнилась эта первая строчка: «Краса природы, совершенство…»! Теперь-то понятно! Действительно, она варьируется в «Очарованном страннике». Но это и все! Ибо дело вперед не пошло. Никакого примечания в изданиях Лескова нет.

На помощь приходят педагог Г. В. Гончаренко из Минска и заведующая кафедрой иностранных языков Сибирского отделения Академии наук СССР тов. В. Купреянова.

«Я хорошо запомнил замечательное стихотворение «Краса природы», — пишет Г. В. Гончаренко в ответ на мое обращение в «Неделе». — Я читал его еще семнадцатилетним юношей в журнале «Нива». Помню, в этой подшивке была корреспонденция о закрытии Государственной думы».

«Часть этого стихотворения я знаю наизусть с детства, — читаю в письме В. Купреяновой. — Насколько могу припомнить — это было больше сорока лет назад, — я читала его в журнале «Нива», в романе «Избалованный» (не то Брешко-Брешковского, не то Потапепко, не то Тихонова)».

Сажусь перелистывать комплекты журнала «Нива».

Действительно, оба корреспондента правы: в «Ниве» 1912 года напечатаны и заметка о разгоне Государственной думы, и повесть «Избалованный» известного беллетриста тех лет А. А. Лугового (Тихонова). Видимо, эта повесть смутно помнилась и О. Д. Каревой, потому что именно в ней идет спор о достоинствах стихотворения «Грубера или Губера» «Краса природы, совершенство…».

Почему Тихонов-Луговой решил, что стихотворение это принадлежит Губеру, покуда остается загадкой. Архив Лугового в Пушкинском доме ответа на этот вопрос не дает.

Перечитал всего Губера. Современник Пушкина, сверстник Лермонтова: родился в 1814 году, умер в 1847-м. «Красы природы» среди его напечатанных произведений нет, да и быть, конечно, не может. Если бы он даже и написал этот вызов царям и богу, напечатать его в те времена нечего было и думать.

Современники прочили Губера в преемники Пушкину. Сколь неосновательны были эти надежды, видно уже из того, что ныне имя Губера знают по преимуществу историки русской литературы.

Губер — поэт умелый, но своего «лица», своего ясно выраженного индивидуального стиля у него нет. Когда вошел в славу Лермонтов, Губер стал ему подражать, и многие строчки его стихов кажутся перепевами Лермонтова. Мысль, что Губер — автор стихотворения «Краса природы», была бы не лишена основания, если б не одно неуловимое, но важное обстоятельство. Стихотворение кажется мне слишком бурным для Губера, слишком увлекательным, энергичным. Слишком талантливым! И тем не менее нельзя отрицать, что в «Прометее», губеровском стихотворении 1844 года, многие строчки сильно похожи на монолог о «красе природы». «Встают ли грозными толпами», «Я вырвал тайну бытия», «Кто дышит злобой на меня», «Я ад и небо подниму», «Когда к небесному чертогу», «Я головы моей не преклоню перед чужим кумиром»…

Что же? Выходит, что Губер?

Нет, покуда ясно одно: «Краса природы, совершенство…» — стихотворение лермонтовской поэтической школы, при этом удивительное по смелости. Но напрасно станем мы искать его в поэтических сборниках. Оно осталось неизвестным даже самым крупным знатокам русской революционной поэзии. А между тем оно долгие годы читалось и распевалось по всей России, было популярно в различных слоях русского общества. Стало народной песней. Его переписывали, заучивали с голоса, переделывали, дополняли. В предреволюционную пору оно сыграло свою благородную роль, использовалось в освободительной борьбе. В истории русской революционной поэзии оно должно запять почетное место. А кто автор — поможет выяснить тот из вас, молодых читателей этой книги, кого увлечет история русской поэзии и общественной мысли.

Стихотворение стоит того.

И надо помнить еще, что альбом, который во время войны видел Сергей Сергеевич Смирнов, еще не разыскан!

1962–1963

ТЕТРАДЬ ВАСИЛИЯ ЗАВЕЛЕЙСКОГО

ЧТО БЫЛО В ТЕТРАДИ?

Когда она попала мне в руки, значительного я увидел в ней мало, но без нее, наверное, не отыскал бы того, что удалось обнаружить после, листая архивные дела, старые адрес-календари и статистические отчеты. Словом, настоящие поиски начались уже после находки. А находка пришла сама. И тут же пропала… Но лучше вспомнить историю эту сначала. Случилась она в ту пору, когда нынешний Центральный государственный архив литературы и искусства СССР в Москве — ЦГАЛИ — был еще Центральным государственным литературным архивом и соответственно назывался в сокращении ЦГЛА. Так вот, одна из сотрудниц ЦГЛА привезла на мою московскую квартиру толстую тетрадь — страниц 350 с лишним; порыжевшие чернила, тронутые желтизною листы…

Ее еще не купили, а только взяли у владелицы посмотреть, стоит ли покупать. А для этого выясняли мнения людей, изучающих литературу прошлого века. Решили узнать и мое. В тот день я листал эту тетрадь… ну, что-нибудь вроде минут двадцати, не больше.

На первом листе автор старательно вывел:

А дальше каллиграфическим почерком, без единой помарки этот «Вас. Завелейский», современник Лермонтова и Пушкина, подробно описывал детство свое, годы учения в Витебске, переезд в Петербург, службу в министерстве финансов — в департаменте внешней торговли… словом, жизнь чиновника 1830-х годов: сослуживцы, протекции, преуспеяния, повышения в чинах, награды к Новому году и к пасхе…

Все было бы хорошо — неважно одно: большею частью упоминались малозначительные события. Правда, иногда попадались литературные имена:

«Я несколько раз видел Пушкина на Невском проспекте в сюртуке шоколадного цвета, с зонтиком под мышкой», — записал Завелейский.