Граф в законе. Изгой. Предсказание - Владимир Смирнов

Нет, это не Глеб. Какой-то заледенелый гипсовый робот, лишенный живой энергии, бесстрастный и скорбный. Он уже не оттает, так и проведет последние два-три дня в своем каменном отчуждении.

Виктор видел, что говорить с ним бесполезно — он ничего не воспримет. И тут что-то вспомнилось — то ли слышал на лекции, то ли читал, то ли придумал сейчас.

— Вы любите Наденьку?

Задал вопрос, который должен откликнуться в сердце. Умышленно в настоящем времени, чтобы вызвать хоть слабенькое душевное смятение. Глаза Глеба настороженно расширились, оглядели Виктора, как свалившееся с неба неведомое существо.

— Да. Почему вы спрашиваете?

И в этот вспыхнувший эмоциональный просвет рванулись тут же повелительные сигналы внушителя.

«Ты бодр и уверен в себе. Спала пелена безысходности, отчаяния. Тебе хочется жить и работать. Мстить за Наденьку, мстить продуманно, спокойно и жестоко. Ты уже думаешь о ресторане. Как вернуть его, как заставить всяких проходимцев отступить в страхе. Тебе хочется жить, работать и мстить. Жить, работать и мстить».

Виктор радовался, как ребенок. Его слова действовали! Перед ним теплел, оживал закаменевший от горя человек. Кончики пальцев начали привычный перебор на колене. Мертвенное стекло на глазах утончалось, испарялось, как льдистая пленка. А гипсовой маски уже не было! Порозовевшие губы гневно подрагивали, на щеках обозначился мягкий румянец, острые брови грозно сдвинулись на потемневшем лбу.

Виктор окончательно поверил в свой маленький успех, когда Глеб придвинулся к нему ближе, предложил весомо, словно после долгого напряженного раздумья:

— Надо разработать план наших действий.

— Надо! — невольно улыбнулся Виктор. — Но сначала совет: не ходите на кладбище.

Глеб зашипел возмущенно:

— Да вы что! Как вы можете такое советовать!

— Мне кажется, — спокойно остановил его Виктор, — эти похороны — ловушка.

— Все равно пойду!

— Не буду удерживать вас. Я поступил бы так же. Но выслушайте меня, пожалуйста.

— Говорите!

— Хочу извиниться перед вами. Я узнал о смерти Наденьки в ресторане от Пана. Но не мог тогда сказать вам. Нужно было кое-что проверить. Пан не все знал. Видимо, ее допрашивали, потом утопили, привязав камень. Сделал это Стинг.

Глеб тяжело задышал, до побеления сжал кулаки…

— Больше ему не жить.

— Да, такие не имеют права даже на существование, — согласился Виктор, — Но я о другом. Утопили, привязав камень. Работали профессионалы. Были уверены, что тело не всплывет. Но оно всплыло. Почему? Есть такой вариант ответа: ее специально подняли со дна, чтобы организовать похороны. Кое-кто уверен, что вы придете попрощаться с ней. Вот здесь ловушку и захлопнут те самые неизвестные вам друзья…

— Ну и пусть! Мне терять нечего.

— Тогда я пойду с вами, — решительно заявил Виктор.

— Вы? Нелепо, — убежденно ответил Глеб. — Я для них игрушка, сломанная, выброшенная на помойку. А вас они боятся, вашему появлению очень обрадуются.

— Идем на компромисс, — предложил Виктор, — Я приеду на кладбище чуть пораньше и все время буду в сторонке.

Глеб благодарно усмехнулся.

— У меня будет охрана?

— Кто знает, может быть, понадоблюсь… Решено?

— Решено. Спасибо, — кивнул Глеб. — Только метрах в двадцати, не ближе…

— С первым покончили, — деловито продолжил Виктор. — Второй пункт нашего плана: завтра покупаем у Веры ресторан «Три толстяка».

Глеб воспротивился.

— Как? Это ж нереально. Захотят ли продать? Да и денег я столько не наберу.

— Не вторгайтесь, уважаемый, в мои заботы. — Как приятна ему была эта победная улыбка, чуть тронувшая губы ожившего Глеба! — Что касается третьего и четвертого пунктов плана, где главными героями будут Пан и Стинг, то позвольте мне раскрыть свои замыслы после покупки ресторана.

— Только, пожалуйста, — попросил Глеб, — продумайте все так, чтобы они, как змеи, поизвивались на горячей плите.

— Поизвиваются. На горячих углях. С позором и унижением. И во время следствия, и на суде. А наша с вами обязанность, как свидетелей, добиться для них высшей меры наказания. Ну что, пора ехать к Наденьке? Вы в морг, а я сразу на кладбище.

Глеб кивнул и в неожиданном порыве чувств крепко пожал ему руку.

…Виктор присел в отдаленной аллее на получерную скамью, окруженную грудами давно увядших венков с обесцвеченными лентами. Шагах в пятнадцати от него у свежевырытой ямы курили, опираясь на лопаты, два загорелых могильщика.

Так уж сложилось, что Виктор никогда не бывал на кладбищах. Проезжал, проходил мимо, с отвлеченным интересом разглядывал со стороны чуждую ему среду обитания. Пугающе-завораживающее впечатление от столпившихся крестов и надгробий быстро забывалось, его вытесняли молодые радужные заботы.

А сегодня, когда он впервые оказался среди крестов и надгробий, поразился. Они были как мыслящие и видящие люди, только скорбно неподвижные. И в деревьях замерла одухотворенная неподвижность. Она, как страж, чутко затаилась. Виктор явственно осязал: все отовсюду смотрит на него, следит за каждым его движением. Поэтому он вроде бы и не присел на скамью, а опустился, словно фанатично верующий, на камни перед огромным иконостасом. Сидел тихо, боясь даже дыханием потревожить властвующую здесь неподвижность.

Он видел, как подъехала к свежевырытой яме ритуальная машина, как люди в черных халатах открыли заднюю дверь, вытянули, поставили на табуретки открытый гроб. Машина уехала, освободив место другой, тоже черной, но легковой. Из нее вышли четверо. Глеб. Пожилая дама в черном платье и черном платочке. Мальчик лет пятнадцати со строгим овзросленным лицом — видимо, брат Нади. И седовласый интеллигентный мужчина — метрдотель из ресторана «Три толстяка». Вот кто взял на себя заботы о похоронах!

Глеб и мальчик внешне были сурово-сдержанны. А мать Нади все время рыдала, надламливалась в истерике. Когда закрывали крышку гроба, ее, совсем обессилевшую, держал в объятиях седовласый метрдотель.

По кладбищу разнеслись оскорбительно резкие удары молотка, забивающего гвозди. Их на несколько секунд заглушил громкий сухой треск, будто над ухом взорвался грозовой разряд. И снова вокруг воцарилась настороженная неподвижность.

Виктор растерянно огляделся. Видимо, ничего не поняли и стоящие у гроба. Медленно наклонился мальчик, опустился на колени и ткнулся лицом в земляную насыпь. В той стороне, где стояла машина, из-за белого надгробия выбежал человек. По-обезьяньи кривоного раскачиваясь, помчался к воротам. Стинг?! Его ни с кем не спутаешь! Он стрелял?!

Шальная пронзительная ясность рванула, сдернула со скамьи Виктора. И он тоже, петляя узкими тропками меж могильными холмиками, ринулся к воротам. Споткнулся о наполненную водой банку, поднялся, увидел, как Стинг вскочил в зеленый «пежо».

Водитель машины, которую нанял Виктор, встревоженно спросил:

— Что случилось?

Задыхаясь после бега, Виктор крикнул:

— За ним! Скорей! Он убил человека!

Водитель выпрямился, азартно и зло оживился.

— Садись! Догоним!

Но «пежо» легко уходил от них. Расстояние между ним все увеличивалось и увеличивалось. Водитель вцепился в руль, умоляюще шептал:

— Не подведи! Не подведи, дорогая!

Мольба словно придавала машине сил. Дважды «пежо» зеленел уже метрах в тридцати от них, но снова улетал вперед.

Долгой была эта гонка. Они даже потеряли из виду «пежо». Интуитивно водитель свернул в ближайший переулок, воскликнул злорадно:

— Попался!

«Пежо» стоял возле двенадцатиэтажного дома. Стинг шел к подъезду.

— Жди меня здесь, — сказал Виктор, выпрыгивая из замедлившей ход машины.

Успел проскочить между сдвигающимися створками лифта.

Стинг недовольно глянул на него сверху. «Я твой помощник. Был с тобой на кладбище. С тобой… Ты пригласил меня выпить…»

Сверху пророкотало миролюбиво и самодовольно:

— Ну, как мы его уделали?

— Отлично, — ответил Виктор.

— То-то, знай наших!

Лифт открылся на пятом этаже. Вслед за Стингом Виктор вошел в квартиру. Дорогостоящая мебель, заграничная техника и полный беспорядок. Не убрано, захламлено, замусорено. На столе засохшие остатки еды, пустые бутылки…

— Счас. Я только позвоню, — сказал Стинг, поднимая с пола телефонный аппарат. — Пан? Ты гений! Все о'кей! Чистенько, без суеты. Выпей стаканчик за упокой Гипнотизера. Ха-ха, за мной не станет. Счас хлебнем с приятелем.

«Значит, это меня уже нет в живых, — вдруг догадался Виктор, и ему стало плохо, — Ну что ж, теперь ваш черед».

Опустив трубку и потерев, как Пан, ладонь о ладонь, Стинг начал разливать водку в грязные стаканы…

— Давай хлебнем! Заслужили!

— Заслужили, — многозначительно поддакнул Виктор.