Сегодня - позавчера. Трилогия - Храмов В.

  - Вот, вы опять меня сбили. А я извиниться хотела. Простите меня. Я действовала глупо.

  - В следующий раз будешь действовать умнее?

  Она прыснула, жеманно склонившись к столу, искоса смотря на меня:

  - Следующий раз?

  - Девочка, думаешь ты первая женщина на моём веку? У меня женой была Женщина с большой буквы. Я насмотрелся в Ней вас всех.

  Она стала серьёзна, ещё немного погодя - задумчива.

  - А в Вас я увидела настоящего Мужчину.

  - Опять ты ошиблась, девочка моя. Во мне ты можешь увидеть только Деда. Твой настоящий Мужчина ещё где-то бродит. Тебя ищет. Его и познаешь, когда он станет твоим мужем.

  - Я так хочу этому верить, но так боюсь, что это только сказка. О принце на белом коне.

  - И будет тебе конь. Мысль - она материальна. Не жди принца, жди друга, парня, защитника, мужа. Именно в такой последовательности. Сначала - друг, только потом - любовь.

  Кофе был выпит, мороженное съедено под лёгкий непринуждённый трёп.

  - С вами хорошо, легко и приятно, - сказала она.

  - С нами? - я специально оглянулся по сторонам, - с кем?

  Она опять хихикнула:

  - Извини, я опять забыла, с тобой, с тобой.

  - Пойдём?

  - Подожди, - попросила она. Я сел обратно, - а ты к нам с мамой вернёшься?

  - Зачем?

  - Она плачет.

  - Ты же знаешь, что я ничего к твоей матери не испытываю. Рано или поздно, я уйду. Она всё одно будет плакать. Зачем преумножать печали?

  - Но с тобой - она была счастлива. Даже когда мой отец жил с нами, я её не видела такой счастливой. Я же, сучка, позавидовала ей и всё разрушила. Вернись, пожалуйста. Хоть на время.

  - Посмотрим. - ответил я. Некоторое время я сидел, думал. Она ждала, - Посмотрим.

  Распрощавшись - она мило чмокнула меня в небритую щёку - расстались.

  Вечером, с цветами и шампанским, я открыл дверь их квартиры своими ключами, сразу же был задушен в объятиях двух пар женских рук и залит двумя парами ручьёв слёз. Хорошо хоть спать не пришлось с обеими.

  А ночью, глядя в потолок и слушая дыхание двух женщин (какая может быть звукоизоляция в хрущёвке), я думал - так ли хороша была идея с перевалочной базой? Мы ответственны за тех, кого приручили. Я, похоже, перестарался с желанием "произвести впечатление". Баба запала на меня. А малая (хвалённая звукоизоляция хрущёвок) слушала, подглядывала, подтекала. И вместо перевалочной базы получил ещё двоих людей, которым не безразлична моя судьба. Ещё две верёвки, сковывающие меня. И скрыться не получилось - слишком уж мал наш город. На одном конце города чихнёшь - с другого конца - "Будь здоров!" - кричат. Но, сделано, исправить не получиться, остаётся - расхлёбывать последствия.

  Опять "котлета".

  (1941г.)

  Не успел я оклематься от одной операции - следующая. А потом ещё одна. И ещё. Натан даже восстановил мне лицо и пересадил кожу с правой ягодицы на грудь. Вот это ни хрена себе! В узловой больнице хирург, способный пересаживать кожу!

  К новому, 42-му году, встреча которого была совсем не праздничной, я смог вставать, ходить по палате. Перво-наперво подошёл к зеркалу, поглядеть на своё новое лицо. Хорош! Вся морда в лиловых шрамах. Ну, хотя бы не перекосило, спасибо золотым рукам Натана. На левом ухе не было мочки. И хрен с ней. Не оглох - и это главное. А в дивизионном медсанбате врач меня похоронил. А я - вот он! Добьюсь ещё восстановления в армии!

  Одно мне не давало покоя - левая рука. То, что болела, это понятно. Но она не полностью восстановилась. Я не мог её согнуть в локте. С помощью правой руки - пожалуйста, безболезненно, т.е. локтевой сустав был в порядке. Дело в мышцах, связках или нервах. Ощупывая левое предплечье сделал три открытия - ниже локтя левая рука потеряла чувствительность, нервные волокна всё-таки перебиты, второе - я не нашёл мышцы-сгибателя руки, бицепса, и третье - левая кисть, под бинтами, стала короче. На перевязке увидел, что пальцы на этой руке выровнены по длине мизинца. Оказалось - осколок мне их подровнял.

  Своими соображениями по поводу оторвавшегося бицепса поделился с Натаном. Он долго щупал, хмурил лоб.

  - Хрен его знает, Витя. Готовься к операции. Клизма, ну, как обычно. Раскрою, там разберёмся.

  Разобрался. Что он мне там сделал, я так и не понял, тем более, что мне было параллельно, главное, я начал чувствовать бицепс, как он, повинуясь моим мысленным приказам, пытался сжиматься, тянуть руку на себя. Ясно, что всё это было больно, а Натан категорически запретил нагружать руку. Мне переделали гипс - он теперь фиксировал руку в согнутом состоянии, закрывая её, как панцирем, от кисти до плеча.

  Я оживал. С каждым днём бинтов, швов на мне становилось меньше, я чувствовал себя лучше, есть немудреную больничную пайку стал с аппетитом. Я уже хромал не только по палате, но и по коридорам. Обещали скоро снять гипс с ноги.

  И вот тут пожаловали гости. Из органов. Представились. А я им честно сказал, что знать их не знаю и разговаривать с ними не собираюсь ни о чём, кроме погоды.

  - Вы понимаете, что сотрудничать с нами придётся?

  - Не обязательно. Угрожать будите?

  - Не хотелось бы. Желательно, чтобы вы сами пошли нам навстречу.

  - С чего вдруг-то? Нет у меня таких побуждений.

  - Мы можем и надавить, - сказал, потеряв терпение, второй.

  - Каким образом? Нет, ребята, ничего у вас не выйдет. Имущества я не нажил, алчностью не страдаю, грешков за мной нет. Близких - у меня тоже нет - они делают нас уязвимыми.

  - А как же ваши друзья?

  - Друзья? У меня есть соратники, товарищи, что шли со мною к цели. Они поймут меня. Отсюда вам меня тоже не взять. До свидания, ребятки. Устал я. Зачем только я вам понадобится? А-а, по барабану! Отстаньте от меня.

  Они ушли. Но, как настоящие Карлсоны, обещали вернуться. Следом пришёл встревоженный Натан. Ничего не спрашивал, просто сел напротив.

  - Что, Аароныч?

  - Зачем приходили, Иваныч?

  - Нужен им я. Зачем - не знаю. Не уверен, что они сами знали. Поживём - увидим.

  - Эх, не вовремя Степановы разъехались.

  - Степановы? Ладно, с Парфирычем понятно, а Сашка?

  - Лечил я его.

  И Натан поведал мне о судьбе моего ротного после нашего расставания на полустанке. Отступая, Степанов собирал вокруг себя всех, до кого смогли дотянуться его загребущие ручонки. И хотя командовал он, не покидая бронетранспортёра - нога, собрал внушительное количество людей. Самое главное, он смог из растерянных, деморализованных людей и разрозненных подразделений сколотить единую боеспособную единицу и начал оказывать сопротивление врагу. Присоединил к себе несколько отступающих в беспорядке расчётов с орудиями самых разных систем, благодаря спасённым тылам нашего батальона и подобранным бесхозным машинам и тракторам (даже отремонтировали два брошенных танка), наладил снабжение продовольствием и боепитанием. Действовать стал по тактике Ё-комбата, творчески переведя её на другой уровень. Закреплялся на каком либо удобном рубеже, давал бой подошедшему противнику и тут же отходил на следующий рубеж, который для него готовила нестроевая часть его воинства, куда входили тыловики всех мастей и присоединившиеся гражданские лица.

  Тактика оказалась очень удачной, скоро и в наших и во вражеских штабах появился термин "группа Степанова", а негласно - "дикая бригада". Александр Тимофеевич Степанов срочно получил звание майора (не гоже капитану командовать отрядом, по численности превышающий полк, а по ширине отведённого фронта - дивизию), представление на Героя Советского Союза.

  Так отступали до Ельца, город не удержали, понесли большие потери, но потом подошла свежая родная стрелковая дивизия, сформированная из земляков под командованием уже знакомого генерала Синицына. Дивизия крепко встала, удержала врага на месте, даже пытались вернуть Елец, но не преуспели. В этом контрнаступлении Степанов был ранен ещё раз и попал в госпиталь, потом к Натану.

  - Там рана была не сильная, быстро зажило - пуля по мягким тканям прошла. Гораздо серьёзнее было с ногой. Лечение он забросил, там всё серьёзно было. Хромать долго будет. Может быть и всегда.

  - А сейчас он где?

  - На курсы поехал учиться. При Академии Генштаба. Он же теперь перспективный старший командир. Представленный к Звезде Героя. В майорах долго не засидится. Если голову свою отчаянную не сложит. Эх, сколько же раз я его шил! То колено рассечёт, то бровь, то ножём порежут. В каждую дырку норовит голову засунуть.

  А я был рад за Санька. Он заслуженно поднимался вверх. Вон, оказывается, как он умеет командовать. Охренеть, если честно. Мой ротный через месяц фактически командовал бригадой. Настоящий полковник!

  Стали вспоминать общих знакомых. Я спросил про Катерину. Натан помрачнел:

  - Нет больше их. Ночью. Одной бомбой. Всех. Вместе с детишками. Ты же помнишь, дом её близко к станции был.