Иллюзия вины - Ник Найт

Можно представить свои запомнившиеся бессознательные сновидения, как часть прожитой жизни, но тогда понимаешь, что есть люди, у которых все совсем плохо. Множество из них уже через несколько часов проснется и начнет свой обычный день. Кто-то пойдет на работу, кто-то в школу, но едва ли кто вспомнит о том, что он видел ночью. Погруженные в повседневную рутину, они будут не способны вспомнить даже маленький отрывок из своей ночной жизни. Подумать только, эти люди треть своей жизни вообще не помнят. Будто каждый из них болен некой разновидностью амнезии, заставляющей забыть более двадцати лет прожитой жизни.

Некоторые только рады проснуться и не грузить себя поутру ночными грезами. Кто-то видит кошмары и рад бы их забыть. Кто-то видит во снах свои опасения и отстраняется от них, забывая все сюжеты. Кому-то банально лень вспоминать свои ночные похождения — у человека других забот хватает и это ему не интересно. Никогда не понимал таких людей.

Сновидения — это отражение нашей сущности, это то, кто мы есть. И наблюдая за ними, мы лучше познаем себя, свои желания, мы находим такое решение повседневных проблем, о каком во время бодрствования и подумать не могли бы. После насыщенного событиями сложного дня, после обилия впитанной за день информации, мозг словно раскладывает по полочкам каждую мысль, каждую идею. Нужно только четко понимать одну вещь: все, что мы видим в сновидениях — часть нас. Что бы мы там не увидели — это обязательно имеет хотя бы самое наименьшее значение для нас и всегда является частичкой того, о чем осведомлен наш мозг.

И если вы, поджав хвост, убегаете от своего кошмара, от того, что является частью вас, если вы каждое утро просыпаетесь, пытаясь избавиться от воспоминаний о жутком сновидении… то что же вы за человек в жизни, черт возьми?

С кошмаром бывает тяжело бороться, практически невозможно — ведь это часть тебя. Это словно борьба против себя. Но только осознав и признав истинные причины своего кошмара, можно помочь себе и в чем-то даже стать лучше. Нужно лишь помнить, что если от кошмара никак не удается избавиться, то настало время признать кое-что внутри себя.

Проспать треть жизни довольно прискорбно, но и не спать, бесконечно бодрствуя — участь еще более ужасная. Кажется, я не спал уже вечность. Мои мысли смешиваются в голове, словно тысячи использованных упаковок от продуктов питания, хаотически накиданных в мусорное ведро и для лучшего эффекта спрессованных на мусороперерабатывающем заводе. Я не могу уже вспомнить, когда проснулся, сколько не спал, я забываю многие вещи, с которыми имел дело лишь пару минут назад. Я с трудом передвигаюсь и уже не понимаю, что стало тому причиной: то ли это травмы, полученные после погребения под обломками здания, то ли это все из-за отсутствия сна. Я отчетливо слышу, как мой разум отчаянно воет, он просит отдыха или хотя бы небольшой перезагрузки.

Уж лучше бы я наблюдал кошмары с Альмой. Но я не могу. Я должен довести дело до конца, иначе потом всю жизнь буду жалеть, что я спал, а люди гибли. Я обязан найти в себе силы. И, по сути, неважно кто завершит это дело — я или кто-то другой. Мне не нужны лавры, я просто чувствую себя частью этого дела и не могу позволить себе забросить все это в самый ответственный момент… даже ощущая, что мой разум постепенно угасает.

В дверь постучали.

— Можно? — вежливо поинтересовался отец, выглядывая из-за двери.

— Кто здесь начальник? — нахмурился я. — Зачем спрашиваешь?

Роберт спокойно прошел в мой кабинет и уселся в одно из двух кресел напротив меня. Пытаясь что-то сказать, он с жалостью посмотрел на меня.

— Да, мне хреново ровно настолько, насколько я выгляжу, но нет, домой я не поеду, — опередил его я.

— Я так и думал, — кивнул он, — но все же у каждого человека есть предел возможностей — аккумулятор определенной емкости. Поверь мне, ты выглядишь так, будто уже исчерпал весь заряд аккумулятора и сидишь на самодельной батарейке из пары лимонов.

Я усмехнулся и покачал головой.

— Так и есть, но сути это не меняет.

— Ладно, — отчаянно вздохнул Роберт, — как там находка Кевина?

— Криминалисты еще работают, скоро что-то узнаем. Возможно, эта штука нас и приведет к чему-то.

— Понятно, — Роберт окинул мою стену с заметками и фотографиями задумчивым взглядом. — Ты помнишь, что сказал мне после первого брифинга по этому делу?

— Мм… ну эти воспоминания у меня вроде остались, но что именно я должен помнить?

— Ты тогда сказал, что мы столкнулись с очень тяжелым случаем и нравится нам это или нет, но нам придется стать свидетелями еще нескольких убийств, прежде чем мы получим хоть какие-то результаты. Ты еще упомянул, что убийца вряд ли профессионал — он просто быстро учится и потому есть шанс, что он зазнается и совершит ошибку.

— Да… я как-то так и сказал, — я устало зевнул. — Хочешь сказать, что все так и произошло… и что наконец-то он совершил ошибку?

— Именно. Потерять пластиковую карту доступа к какому-либо помещению на месте преступления — непростительная оплошность. Профессионал такого бы не допустил.

— Ну… тут можно долго дискутировать. Он возможно не профессионал, а всего лишь… талант, он может быть и профессионалом, но почему-то эмоции взяли верх над ним несколько часов назад. Я лишь надеюсь, что эта карта что-то нам даст.

— Надежда — глупое чувство, — он укоризненно посмотрел на меня.

— Где-то я это уже слышал.

Отец устало усмехнулся.

— Но все же, — стал размышлять я, — он профессионал… может, раньше я и считал, что он всего лишь талантливый ублюдок, но сейчас, после всего что случилось, я почти уверен, что это профессионал. И дело даже не в уликах… у меня просто такое чувство.

— Чувство? Все еще подозреваешь его? Знаешь, пока ты лежал в коме, я исключительно из-за тебя проверил его… и ничего необычного не обнаружил. Судмедэксперт, каких тысячи.

— Ну, он же профессионал… к тому же может работать не один. У нас вон, по городу где-то Халк еще бегает.

— Ты, правда, допускаешь возможность, что они оба причастны к этому? Работают вместе?

— Я лишь уверен, что этому ничто не препятствует.

— Что ж ты тогда Штайблиха до сих пор к стенке не приставил и не вытряс из него признание? — Роберт саркастически ухмыльнулся.

— Я привык думать, что я не идиот, — язвительно ответил я, — и, несмотря на свои трудносдерживаемые желания предпочитаю думать головой. Улики — все, а догадки и ощущения — лишь мотивация мыслить, анализировать и искать улики. В любом случае, необходимо сначала умудриться поймать Хауэра, а там разберемся чего делать дальше.

— Судя по тому, что было прошлой ночью… это задача не из легких.

— Да… но шансы все еще есть. За клубом «Дикость», где Хауэр был неоднократно замечен, мои люди ведут постоянное наблюдение. Каждый второй в этом городе знает Хауэра в лицо и как результат у нас вчера впервые за долгое время появилась возможность поймать его… не будем вспоминать, чем это закончилось. Хауэр либо не в своем уме, либо его здесь что-то прочно держит — иначе бы он уже давно убрался из города. По какой-то причине он просто не может или не хочет покидать город и тем самым загоняет себя в угол.

— Хочется верить, что это сыграет нам на руку…

— Мартинез все еще прячет свои яйца под кроватью?

— Угу, и доставать их оттуда не собирается.

— Какого черта? Серьезно, они там что, издеваются над нами? Почему мы должны разгребать все их дерьмо?

— Они послали нам на помощь своего агента…

— Ох, спасибо, что бы я без него делал, — недовольно фыркнул я и откинулся в кресле.

— Между прочим, так и есть. Подумай, каково бы тебе было сейчас без Райана. Как бы ты к нему не относился, он всем нам сейчас оказывает немалую помощь. К тому же, мы сейчас не в лучшем положении и это одна из причин, по которой я согласился вернуть Райана в дело, после того, как ты его отстранил.

Я только недовольно хмыкнул.

— Я размышлял о поведении Лос-Анджелесского управления и реакции Мартинеза в частности, — заговорил Роберт после небольшой паузы. — У Лос-Анджелеса… могут быть адекватные причины вести себя так… и я даже могу их понять, но все равно, я бы на месте Мартинеза себе такого не позволил. Как бы там ни было, в данный момент мы можем рассчитывать только на свои силы.

— И что же это за адекватные причины?

— Что за причины? — задумчиво протянул он. — Ай ладно, забудь, может, я и не прав…

— Сколько у нас там осталось ультиматума Миллера?

— Полтора дня, кажется, — Роберт закрыл одной рукой глаза и начал их легонько массировать.

— Готовишься к увольнению?

— О да, наконец-то долгожданная пенсия, — выдавил из себя поддельную усмешку отец.

— Наверно, и мне придется преждевременно заняться написанием мемуаров.