Высадка в Нормандии - Энтони Бивор

По приказу Брэдли каждую боевую группу сопровождали танки с офицерами связи авиации, которые могли вызвать поддержку с воздуха. Исключительно эффективные рабочие отношения установились с генерал-лейтенантом Элвудом Ричардом (Питом) Кесадой, командиром 9-го соединения тактической авиации. Сорокалетний Пит Кесада, в отличие от большинства летчиков, оценивал возможности наземных войск с большим энтузиазмом. Кесада предоставлял «прикрытие для танковых колонн», в рамках которого сменявшие друг друга эскадрильи истребителей-бомбардировщиков всегда были под рукой, как в случае с системой «стоянок такси», использовавшейся «Тайфунами», которые действовали в связке с английской 2-й армией. В тот день истребители-бомбардировщики Кесады были наготове. Один немецкий командир жаловался, что они «летали над головой, как ястребы, выслеживающие на земле добычу и готовые в любую минуту ринуться в атаку».

На юге, примерно в 6,5 км за дорогой Перьер – Сен-Ло, боевая группа Хикки и 1-я дивизия двигались к Мариньи. 26 июля в 13:00 пилот одного из «Пайпер-Кабов» сообщил, что в Мариньи замечены «свои танки». Но взять город с ходу не удалось. Дороги были загромождены обломками, рушились стены горящих домов. Американцы захватили около 200 немецких пленных, многие из которых входили в состав только что прибывших подкреплений. «Старый солдат, – рассказывал лейтенант Шнайдер, взятый в числе пленных, – это тот, кто находится на нашем участке с воскресенья». К ночи над Мариньи был установлен полный контроль. Потери американцев были очень незначительны. Один батальон доложил, что за весь день у них была всего дюжина раненых.

К счастью для американских танкистов, у немцев, как сообщала разведка, заканчивались боеприпасы к 88-мм пушкам. В другом перехвате с той же датой говорилось, что немцы по-прежнему полагали, будто основного удара следует ждать на канском фронте, а не на Атлантическом побережье. Хольтиц, понимая, что положение сложилось критическое, начал отвод войск из района между Перьером и побережьем. Для прикрытия остался лишь небольшой отряд, но он мало что мог сделать после того, как американская 6-я танковая дивизия вошла в Лессе. «Мы проезжали мимо людей, которые приветственно махали и бросали нам цветы», – рассказывал командир танкового взвода. Именно в тот момент немцы открыли огонь из пулеметов и автоматов. 6-я танковая ринулась вперед по протянувшейся вдоль побережья дороге, а пехота задержалась, чтобы провести зачистку местности.

Генералу Паттону, с нетерпением ожидавшему начала боевых действий его 3-й армией, позвонил Брэдли и пригласил его на обед, попросив быть «хорошо одетым». Паттон немного растерялся. «Я всегда хорошо одет», – возразил он. На самом деле Брэдли просто не хотел сообщать настоящую причину вызова по телефону. Им предстояло в полной тайне похоронить генерала Макнейра.

Решительный прорыв американцев оказал серьезное влияние на моральное состояние немцев. Солдаты стали обсуждать то, что раньше обсуждать не решались. Старший унтер-офицер медицинской службы по фамилии Кляйн описывал ночь на 26 июля, когда им приказали покинуть перевязочный пункт к югу от Сен-Ло с 78 тяжелоранеными и отступать на Вир. Он вспоминал, что говорили легкораненые.

Ефрейтор с золотым Немецким крестом за уничтожение пяти танков на Восточном фронте обратился к нему: «Скажу тебе одну вещь, Зани. То, что происходит в Нормандии, – это уже не война. Враг превосходит нас и числом, и оснащением. А нас просто вооружают чем попало и посылают на смерть. Наше Верховное главнокомандование [Гитлер и ОКВ] не делает ничего, чтобы помочь нам. Ни самолетов, ни достаточного количества боеприпасов для артиллерии… Так что для меня война закончена».

Пехотинец, раненный в плечо шрапнелью, сказал: «Железка, которая в меня попала, должна была попасть в голову фюрера 20 июля. Тогда бы война уже закончилась». Другой солдат, помогавший Кляйну нести раненых, сказал: «С меня хватит. Двое моих братьев пожертвовали собой в Сталинграде. И они погибли задаром. Здесь то же самое». Раненые помоложе спрашивали, «достаточны ли их раны». Они хотели знать, отправят ли их домой, или же просто переведут в госпиталь. Легкораненых – тех, кто потерял палец или у кого пуля прошла через ногу, не задев кость, отправляли обратно на фронт через пять дней.

В полдень 27 июля Брэдли отдал новые приказания. «Кобра» шла настолько хорошо, что он решил начать полномасштабное наступление в направлении Авранша – города, служившего вратами в Бретань. Командующий английскими воздушно-десантными войсками генерал-лейтенант сэр Фредерик Браунинг по прозвищу Малыш пытался убедить Брэдли сбросить на Авранш десант – непосредственно в тыл к немцам. Но Брэдли отверг эту идею. Выброска десанта сильно уменьшила бы гибкость, необходимую для подобной операции, поскольку сделала бы главной задачей прикрытие десанта.

Брэдли решил неофициально передать под командование Паттона 8-й корпус на западе, пусть даже 3-я армия не сможет вступить в действие раньше 1 августа. «Я почувствовал себя гораздо спокойнее относительно исхода войны, – записал Паттон в дневнике. – Может, у нас что-то и получится». Утвердившись в своем решении, Паттон поставил 4-ю танковую дивизию Вуда и 6-ю танковую дивизию Гроува на острие атаки 8-го корпуса.

Внезапно немецкое командование осознало масштаб угрозы, с которой оно столкнулось. Их реакция была замедленна главным образом из-за того, что американцы перерезали телефонные линии. Во многих местах немцы просто не знали о прорыве. Они зачастую были ошеломлены, когда обнаруживали американских солдат чуть не у себя в тылу. Был случай, когда несколько офицеров, ехавших в «фольксвагене», едва не врезались в колонну американской техники, а мотоциклисты, подъезжавшие к американским машинам для выяснения их принадлежности, тут же погибали.

Генерал Майндль доложил, что 2-й парашютно-десантный корпус, занимающий позиции в долине Вира к югу от Сен-Ло, сократился до 3400 человек. «Из-за тяжелых потерь мы больше не в состоянии выдерживать серьезное давление противника», – заявил он. Клюге пришлось согласиться с тем, что главную опасность представляет именно американское наступление. Он согласился удовлетворить запрос впавшего в панику Хауссера на подкрепление и приказал перебросить к нему 2-ю и 116-ю танковые дивизии, сражавшиеся против англичан.

Вечером 26 июля Лютвиц отправился в штаб Майндля. По его словам, там царил «полнейший хаос». Майндль и сам писал, что «грохот артиллерии и рев танковых двигателей был таким, что невозможно говорить по телефону». Его КП был скрыт под грудой обломков, что по меньшей мере было хорошей маскировкой от американских истребителей-бомбардировщиков. Майндль пришел в ярость, узнав, что Лютвиц не находится под его прямым командованием, и сказал, что начинать атаку, тем более при дневном свете, – это чистой воды безумие. Дела шли так плохо, что немцы едва держались.

«О чем вы думаете?! – резко воскликнул Лютвиц. – Все, что мне от вас нужно, – это нормальное прикрытие моего правого фланга во время атаки». Майндль ответил, что удержит фланг, но танками этого не сделать.

Затем Лютвица вызвали на КП 7-й армии Хауссера, располагавшийся в 16 км к югу от Перси. Там его проинструктировал новый командир корпуса генерал фон Функ, который сказал, что задача Лютвица состоит в том, чтобы форсировать Вир в районе Тесси, а затем двинуться на северо-запад и перекрыть дорогу Сен-Ло – Перси. Именно по этой дороге двигалась колонна бригадного генерала Роуза. 116-я танковая дивизия сразу по прибытии подлежала направлению на поддержку войск Лютвица.

Все еще недовольный, Майндль решил лично поговорить с генералом фон Функом. Не обращая внимания на своих отчаянно сражавшихся солдат, он сел в свой «фольксваген», который называл «Ябофлитцер» – «уходящий от истребителей», – и поехал на КП 7-й армии к Лютвицу, чтобы выразить протест в связи с тем, что 2-я танковая дивизия не была передана под его командование. Визит оказался неудачным. На обратном пути ему пришлось несколько раз останавливаться и прятаться в окопе от американских истребителей-бомбардировщиков.

Вернувшись к себе в штаб, он обнаружил там подполковника фон Клюге, сына фельдмаршала, который нетерпеливо ожидал его вместе с генерал-полковником Гейнцем Гудерианом, новым начальником Генштаба сухопутных войск. Клюге посылал сына «из штаба в штаб, называя его “фронтовым странником”, – писал Майндль, – а мы называли его шпионом, который собирал информацию для старика». Пребывавший в мрачном расположении духа Майндль велел Клюге-младшему передать отцу, что Нормандию больше не удержать и что атака силами двух танковых дивизий не даст результатов. Вместо танков, по его мнению, следовало использовать противотанковые орудия, а не «бросать их на выполнение воображаемых задач». «Это не штабные танковые учения», – заявил Майндль.