История новоевропейской философии - Вадим Васильев

Это общая такая атмосфера. И не случайно, что в докритический период Канта больше всего интересует проблема метода, если говорить о собственно философских разработках. Впрочем, надо делать какие‑то оговорки, поскольку какие‑то догматические положения все‑таки проходят, попадают в кантовские сочинения ранние, поэтому оценка этого периода как догматизма тоже, в каком‑то плане верна. Но не в таком глобальном плане, как себе это можно было представить. Но, в докритический период Канта интересуются не только метафизическими проблемами, как впрочем и в критический. Но в критический он все‑таки сосредоточен на метафизике в ее теоретическом и практическом аспекте. А в докритический он часто представал как ученый с научно — популярным уклоном, если хотите, автор научно — популярных брошюр, книг по самым разным вопросам, начиная от теории возникновения мироздания, от космогонической концепции и, заканчивая такими прозаическими проблемами как, скажем, вопрос о причинах землетрясения, или проблема старения Земли. Или причины ветров обсуждаются Кантом. Откуда ветер дует, такой вот детский вопрос задает Кант и пытается на него ответить. Везде он предлагает что‑то новое и интересное.

Самую большую известность получила, конечно, его космогоническая концепция. Он базирует свою теорию на ньютоновских постулатах, что дало повод говорить, что Кант чуть ли не философский истолкователь Ньютона, так иногда его философию пытаются представить, хотя очень мало вещей, которые более далеки от истины, чем эта. Хочу сразу сказать — определенные переклички между ним и Ньютоном, безусловно, были, но ни о каком растолковании Ньютона, разумеется, и речи не шло, наоборот, Кант считал теорию Ньютона нелепой, во всяком случае его учение об абсолютном пространстве он считал просто абсурдным, и со многим другим тоже не соглашался. Вот с этими оговорками можно говорить о влиянии Ньютона. В данном случае, на космогоническую теорию оно велико. Главное, что он постулирует. Помните, Декарт просто говорил: вот хаос и движение — больше ничего не надо для того, чтобы объяснить создание планетных систем. А Кант говорит: даже и движения никакого не надо, надо просто предположить материю и добавить только, что эта материя обладает двумя фундаментальными силами: силами притяжения и отталкивания. Допустив эти две силы, мы можем показать, как из Хаоса, по какому‑то волшебству буквально — собирается Космос.

В подробности, нет смысла, я думаю вдаваться этой концепции, хочу лишь сказать, что главный момент здесь как раз взаимодействие этих сил — тяжести и отталкивания. К примеру, так вот: элементы сбиваются к каким‑то центрам масс, говорит Кант, некоторые могут протолкнуться, другие не могут. Они оттесняются, возникают вихревые движения по периферии. Вихревые движения — значит центры масс. Это происходит и в глобальном масштабе — вот возникают планетные системы, и в таком микромасштабе — возникают планеты. Красивая, конечно, теория — он объяснял и почему светящееся тело в центре находится — частицы разгоняются, ударяются о центральное тело, оно разогревается и начинает испускать энергию, но главное даже не это. Главное даже не это — это имеет лишь историческое значение. Главное то, что в этой теории Кант высказывает проговаривает одну из самых глубинных своих установок, одну из фундаментальных интуиций своей философии — эта интуиция состоит в вере в прогресс, в тотальность прогресса, прогрессивных интенций бытия. Не только прогрессивность является неотъемлемой чертой социального существования, в это Кант тоже верил, но даже мир подчинен этому закону совершенствования, сам по себе. Кант удивительным образом такой неэнтропийный мыслитель. Вы знаете, что современная физика говорит, наоборот, о рассеивании энергии с течением времени, структурность уменьшается в целом материи, а Кант, наоборот, уверен, что с течением времени вырастает структурность. Он рисовал грандиозную картину «волн порядка» так называемых. Он считал, что есть некоторый всегалактический центр масс и вокруг этого центра как раз первоначально и возникают первоначальные вихревые движения, и образуется планетная система. Но потом, с течением времени, под действием сил тяготения эти планетные системы схлапываются и опять возникает хаос. Но когда там, в центре возникает хаос, на периферии возникает порядок, просто позже он возникает. Потом, по естественным законам, в центре опять появляется порядок, но часть прежнего упорядоченного состояния превратилась в хаос. Вот так возникают одна за другой волны порядка, которые расползаются по вселенной. И Кант уверен, что время увеличивает общую долю порядка относительно хаоса в мире. То есть в идеале мир стремится к полной упорядоченности. В этом, кстати говоря, можно увидеть и отголоски просветительской идеологии, которая тоже жестко была запрограммирована на идеалы общественного и природного совершенства.

Все на этом закончим, в следующий раз подробнее расскажу о других сочинениях, все же, впрочем, довольно бегло, и перейдем к критической философии.

— Спасибо.

Спасибо, до свидания

о его космогонической концепции. Ну, это вот, такое самое масштабное сочинение научно — популярного толка, а ведь это не строгая теория. Это вот именно такая. хотя и с математическими методами, но все же популярная работа. Много подобных же исследований, я бы сказал в духе аристотелевской «метеорологики», Кант в то время проводил.

Ну вот, я уже говорил, кажется, очень волновали его причины землетрясений, скажем, в качествен примера. Вот он думал, как же их объяснить — и извержения вулканов, вот они как‑то связаны между собой. Он привлекает для объяснения свою общую теорию возникновения Земли. Земля сначала жидкая, потом она как бы высыхает внутри себя, при высыхании вещество сжимается, усыхает. Возникают полости, пустоты, в эти полости иногда попадает огонь, который еще бушует в центре Земли, там он дольше всего сохраняется. Вот он врывается в эти полости и распространяется под землей, но в некоторых местах вырывается на поверхность. Вот это вулканы. В результате таких перемещений огня, а под Европой, Кант считает, есть целая сеть этих гигантских пещер, пустот, могут происходить землетрясения.

— А все‑таки насколько серьезно Кант относился к этим теориям: он считал их просто игрой ума или..?

Нет. Очень серьезно. Дело доходило даже до того, что он давал практические рекомендации о том, как надо строить дома, к примеру. Вот он считал, что эти пещеры идут параллельно горным хребтам, и он говорил, что дома надо строить не параллельно хребтам, улицы в городах должны идти не параллельно хребтам, а перпендикулярно. Ну, тут логика не совсем понятна, с одной стороны, но если она непонятна российскому, я бы сказал, человеку — дома на улицах российских городов, как правило, далеко друг от друга стоят, а в немецких городах они слипшиеся всегда были, и поэтому если они стоят вдоль гор, то в случае толчка один дом начинает другой толкать и они как карты все падают.

— В Пруссии не бъло землетрясений…

Ну, в Пруссии не было, но есть же еще южная еще Германия, но он заботился не только о своей Пруссии, все‑таки он понимает, что германская культура это что‑то единое, пусть Германия и раздроблена на сотни государств — это не важно. Все эти границы считались все‑таки чем‑то условным. Это что‑то вроде того, как из области в область переехать было, чем в другое государство, но потом это же наблюдение верно относительно Европы в целом. Тогда как раз произошло вот это страшное Лиссабонское землетрясение в середине восемнадцатого века, все на него откликнулись, во Франции Вольтер откликнулся, Кант тоже много размышлял. Ну, вот, если дома перпендикулярны, то значит, соответственно разрушений будет меньше. Вот такие идеи.

— То есть там ни грамма не бъло скепсиса? Потому, что иначе как‑то странно, умный человек…

Ну почему. Понимаете если так рассуждать с точки зрения какого- нибудь ученого 22–го века наверно современные естествоиспытатели тоже будут наивными.

— Но он же не был естествоиспытателем…

Ну не был, понимаете как, современные фундаментальные ученые тоже не могут быть названы естествоиспытателями, строго говоря, они не пытают естество, природу не пытают, опыты не ставят никакие. Этим занимается экспериментальная наука, а они только вот на основании этих данных строят теории, гипотезы, точнее говоря. Так же и Кант. Он отталкивался от знаний того времени, конечно, все эти теории не больше, чем факт культурологии в настоящее время. Но не заметно там скепсиса никакого. Другое дело, что Кант не утверждает, что это математически доказанная истина — это гипотеза, не более того. Конечно же, он относится к этому не как к абсолютной истине — это удобная, эффективная гипотеза. И вот он занимается их порождением.