Почему плакал Пушкин? - Александр Лацис

Привлекаю весьма надежного свидетеля. Кроме приказа по 16-й дивизии и двух писем М. Ф. Орлова к Д. П. Бутурлину сохранилась запись, сделанная поэтом по-французски. Привожу ее в уточненном переводе:

«О/рлов/ говорил в 1820: “Переворот в Испании, переворот в Италии, переворот в Португалии, конституция тут, конституция там… Господа властители, вы совершили глупость, согнав Наполеона с трона”».

Сравните запись в дневнике П. И. Долгорукова (27 мая 1822):

«За столом у наместника Пушкин… вдруг отпустил нам следующий силлогизм: “Король Неаполитанский воюет с народом, Прусский воюет с народом, Гишпанский – тоже; нетрудно расчесть, чья сторона возьмет верх”. Глубокое молчание после этих слов. Оно продолжалось несколько минут».

Вскоре, в 1823 году, Пушкин примерно это перечисление повторил в неоконченном стихотворении:

Надеждой новою Германия кипела,Шаталась Австрия, Неаполь восставал,За Пиренеями давно ль судьбой народаУж правила свобода,И самовластие лишь север укрывал?

Впоследствии, в 10 главе «Евгения Онегина», Пушкин вновь вернулся к этой теме:

Тряслися грозно Пиренеи,Волкан Неаполя пылал…

Полагаю, что смысловое единство более нежели достоверно. Оно окончательно подтверждает истинное прочтение спорного текста.

Все три сюжета остаются злободневны. Почему они столь живучи? Отчасти по вине властей. Но в большей степени унаследованы, порождены многовековой привычкой грызть друг друга и, в конечном счете, самих себя, самих себя…

Всякой сколько-нибудь серьезной находке положено пройти путь, состоящий из трех отрезков.

Первый: интуиция, зарождение догадки, подбор косвенных доводов, построение логической цепочки.

Заметим: все доводы непременно косвенные. Если есть прямые, то исчезает потребность в догадке, ее заменяет простая фактическая справка. Поэтому часто слышимый упрек – «Жаль, что не нашлось прямых доводов, пусть поищет, до того отложим обсуждение». – такое «возражение» всего лишь отговорка. За ней нередко кроется умственная лень или боязнь ошибиться, подпортить свою репутацию.

Второй: сомнения, самоопровержения, готовность отказаться от первоначального решения.

Третий: снятие сомнений, обратное истолкование «опровержений», обогащение цепочки доводов, возрастание важности находки.

Вернемся к нашему случаю. Предварительно – лучше поздно, чем никогда – условимся о границах поиска. Обе фамилии – современников Пушкина, оба живы-здоровы, проживают в России, всем известны своей приверженностью к свободному развитию страны. И – еще одно обязательное условие – оба имени равновелики, сопоставимы, воспринимаются как некая постоянная пара.

Однако не одна единственная, а несколько фамилий умещаются в очерченной выше рамке.

Почему мы обязаны, вслед за Ю. Оксманом, прибавлять воображаемую точку? А если ничего не вставлять? Если полностью последовать за пушкинской записью? Что им написано? «Мор».

Чуть продолжим – и что получится? Мордвинов. Сразу набегает цитата из письма Вяземскому: Мордвинов «в себе одном заключает всю русскую оппозицию». К сему отзыву нетрудно подверстать немалое количество подкреплений. Знатокам пушкинианы весь набор известен. Не знатокам советую обратиться к трудам И. Фейнберга, Н. Эйдельмана, Г. Невелева и др.

Не привнося ничего нового, назову равновеликую фигуру: М. М. Сперанский. Итак, Мордвинов и Сперанский?

Однако это весьма возможное сочетание тут же разваливается. Набросанная Пушкиным запись не допускает такое прочтение. Виднеется нечто неразборчивое, все, что угодно, но не Сперанский. И все же не будем отбрасывать листок с записью. Здесь запрятан ряд подсказок, дополнительных следов. Чтоб их отыскать и оценить, надо, хоть приблизительно, определить датировку записи.

Пересмотр доселе принятой датировки – вот поворотный пункт, главное условие верного решения. Известно, что запись внесена (яснее говоря – вписана) на свободное место, на самый верх страницы во второй кишиневской тетради. По сей причине предполагали датировку начиная с 1822 по 1824 год.

Мы предлагаем отнести ее к 1836 году.

В сем случае дата определяет смысл, смысл определяет дату. Это необходимое взаимодействие позволяет назвать обе искомые фамилии.

Не скрою: я отыскал решение другим, менее сложным способом. Просто-напросто повернул вбок листок с фотокопией. Если читать под углом, то при сильном боковом наклоне становится видно то, что долгое время оставалось незамеченным.

Во второй фамилии первая наклонная буква – отчетливое, несомненное «Ч»! За ней следует «е». Надо пояснить, что в те времена знакомая нам фамилия «Чаадаев» писалась короче: «Чедаев». При этом не надо отбрасывать не наклонное, прямое первоначальное чтение «П». Попробуем совместить – что получится? «П. Чедаеву». Совпадение забавное… Все-таки «Петру», но не к тому, не к императору.

Поскольку Мордвинов и Чедаев не равновелики, несочетаемы, остается вернуться к первоначальной догадке. Она окончательно подкрепляется новонайденным соседством – «М. Орлову и П. Чедаеву».

Немало общего меж этими именами. Оба живут в Москве, оба – на опальном положении, под постоянным надзором. С каждым из них Пушкин поддерживает давние дружеские отношения. Оба они время от времени пробуют пробить окружающую их ограду, ступить на стезю публицистики.

Заметки о книге Орлова «О государственном кредите» Пушкин уже набросал. На очереди статья в «Современнике» по поводу «Философических писем» Чаадаева. От этого замысла тут же приходится отказаться: разразился слишком яростный запретительский гнев. Редактор, Надеждин, – в ссылке, автор, Чаадаев, официально объявлен сумасшедшим.

Вот почему первоначальный набросок оставшейся ненаписанной статьи, ее главную мысль, вписал Пушкин в укромное место, на свободный от текста лист второй кишиневской тетради. Любопытно, что сей свободный лист – один из трех свободных, средний меж ними.

Вместо выступления в печати, Пушкин решил ограничиться личным письмом. Весьма содержательное послание было написано и осталось неотосланным. Думаю, что не преследований убоялся Пушкин. Его критические замечания могли прозвучать как соучастие в топтании поверженного…

Кроме постижения смысла новую датировку можно подкрепить анализом почерка. Текст написан не в один присест. Он начинался со слов: «Революционная голова». Затем вставлено первое слово «Только». Оно повторено и во второй части фразы. Обе вставки заметно мельче основного текста. И вторая – мельче первой.