Собрание сочинений. Т.26. Из сборников: «Поход», «Новый поход», «Истина шествует», «Смесь». Письма - Эмиль Золя

Итак, процесс создания всякого произведения состоит в следующем: художник приходит в прямое соприкосновение с миром, видит его по-своему, проникается им и посылает нам его светящиеся лучи, предварительно, как призма, преломив и окрасив их в соответствии со своей натурой.

Следовательно, рассмотрению подлежат только два элемента: мир и Экран. Но так как мир одинаков для всех и посылает всем один и тот же образ, то изучению и обсуждению подлежит только Экран.

Изучение Экрана, вот главный предмет философских споров. Одни, и таких в наше время много, утверждают, что Экран весь состоит из плоти и крови и что он воспроизводит образы материально. Среди этих философов Тэн сначала рассматривает Экран как таковой, наделяет его каким-то основным свойством, затем утверждает, что он может принимать самый различный характер под влиянием трех важнейших факторов: расы, среды и момента. Другие, не отрицая полностью наличия плоти и крови, убежденно доказывают, что образы воспроизводятся на бесплотном Экране. Таково мнение всех спиритуалистов: Жуффруа, Мэн де Бирана, Кузена и т. д. Наконец, так как во всем должна существовать золотая середина, Дешанель в одной из своих последних работ написал следующее: «В том, что называют произведениями духа, не все можно объяснить духом, но в то же время и тем более не все можно объяснить материей». Этот малый никогда себя не скомпрометирует. Невозможно сказать удачнее, не сказав ничего. И прежде всего, что такое дух?

Впрочем, я сейчас не собираюсь изучать природу Экрана. Мне нет дела до механизма этого явления. Я хочу только констатировать, что возникает изображение и что, в силу таинственного свойства пропускающего свет существа, материального и в то же время не материального, данное изображение присуще именно ему.

Глава школы — это мощный Экран, передающий изображения с большой силой. Школа — это несколько маленьких тусклых Экранов с грубой зернистой поверхностью. Сами не обладая достаточной силой, чтобы создавать образы, они заимствуют ее у могучего и чистого Экрана, который признают своим вожаком. Вот постыдный результат такой практики. Гениальному художнику всегда будет дозволено показывать нам мир в зеленых, синих, желтых тонах или в любых других, в каких ему понравится; он может передать нам круги в виде квадратов, прямые линии в виде ломаных, и нам не придется на это жаловаться; лишь бы воспроизведенные образы обладали гармонией и блеском красоты. Но чего нельзя терпеть — это мазни и нарочитого искажения действительности. Недопустимо, чтобы синее, зеленое или желтое, квадрат или прямая линия возводились в принцип и в закон.

Неужели же, если некий гений допустил незначительные отклонения в контурах, незначительные изменения в оттенках натуры, эти отклонения и эти изменения станут непреложными догмами! В каждой школе чудовищно то, что она обязывает художника искажать натуру и лгать в соответствии с определенными правилами. Правила — это орудия лжи, которые передаются из рук в руки для того, чтобы с их помощью искусственно, мелочно и лживо воспроизводить грандиозные и прелестные образы, которые гениальный Экран передавал со всей наивностью и силой, ему присущими. Произвольно установленные законы — весьма неточный способ воспроизведения мира, который глупость предписывает глупости в качестве легкого средства для достижения любой истины.

Правила имеют смысл лишь для гения, по произведениям которого оказалось возможным их формулировать; только у этого гения они были не правилами, а его личной манерой видеть, естественным действием Экрана.

Школы были созданы для посредственностей. Правила полезны для тех, у кого нет силы, присущей смелым и свободным художникам. Именно школы поставляют картины и статуи в частные особняки и общественные здания, школы придумывают мелодию к каждой песенке, школы удовлетворяют потребность нескольких миллионов читателей; все это означает, что общество нуждается в известной, более или менее художественной, роскоши, и, чтобы удовлетворить эту потребность, школы производят определенное число более или менее хороших художников в год. Эти художники занимаются своим ремеслом, и все идет как нельзя лучше. Но к гению это не имеет никакого отношения. Он по самой своей сущности не может принадлежать ни к какой школе, но в случае надобности может создавать новые школы; он довольствуется тем, что становится посредником между натурой и нами и простодушно воссоздает нам ее образы, а его произведениями, его свободной манерой пользуются для того, чтобы запретить всякую оригинальность его ученикам. Сто лет спустя другой Экран дает нам другие отпечатки вечной природы, новые ученики формируют новые правила и т. д. Гениальные художники рождаются и растут свободно; ученики следуют за ними по пятам. Школы никогда еще не породили ни одного великого человека. Это великие люди породили школы. Последние, в свою очередь, поставляют нам из года в год по нескольку дюжин художников-чернорабочих, в которых нуждается наша цивилизация.

(Здесь я вынужден оставить пробел. Следовало бы доказать, что главные великие правила, общие для всех гениев, сводятся просто к здравому смыслу и к врожденному чувству гармонии. Но мне достаточно обратить ваше внимание на то, что под правилом я разумею любой прием, свойственный какой угодно школе.)

Надо хотя бы понимать все Экраны-гении, если уж не любить их.

Надо в равной мере признавать все Экраны-гении. Поскольку мир не может быть передан нам в его истинных красках и точных контурах, нам все равно, передают ли его в синих, зеленых или желтых тонах, в виде четырехугольника или окружности. Конечно, дозволено предпочитать один Экран другому, но это вопрос личного вкуса и темперамента. Я хочу сказать, что в общем в искусстве нет основания предпочитать Экран классический Экранам романтическим или реалистическим и обратно, потому что все эти Экраны передают нам одинаково искаженные изображения. Они все почти в равной мере далеки от своего идеала, реального мира, а поэтому для философов их достоинства должны быть равноценны.

Впрочем, я хочу сам, обсудив свойства этих Экранов, смягчить то, что может быть преувеличенного в высказанном мною мнении. Но прежде я решительно заявляю, что если у меня вырвется какая-нибудь эпиграмма, то она будет направлена не по адресу Экрана-гения, главы школы, а по адресу самой школы, которая превращает прекрасные черты творений великого художника в предмет наших насмешек. С другой стороны, я высказываю здесь только свое личное мнение и заранее заявляю, что вопреки всему понимаю и принимаю и те Экраны-гении, к которым по своей собственной натуре я не чувствую склонности.

(Здесь снова пробел. Я знаю, что начало этого отрывка Вас не убедит. Вы захотите классифицировать школы и расположить их в порядке их достоинств. Я не думаю, что это необходимо, и, во всяком случае, поскольку у каждой школы есть свои недостатки и хорошие стороны, классификацию следует производить крайне осторожно. Если уж нужно привести их в систему, сделаем это, следуя степени их правдивости).

Классический Экран — это ровный лист талька, очень чистый, прочный, мелкозернистый, молочно-белого цвета. Образы вырисовываются на нем четко, простыми черными контурами. Цвет предметов слабеет и, проходя сквозь матовую толщу Экрана, иногда совсем исчезает. Что касается линий, то они испытывают заметное искажение, стремятся к закругленной или прямой линии, становятся тоньше, длиннее, приобретают плавную волнистость. Мир на этом холодном, полупрозрачном Экране теряет всю свою резкость, всю свою живую, светящуюся энергию, он сохраняет только тени и воспроизводится на гладкой поверхности подобно барельефу. Одним словом, классический Экран — это увеличительное стекло, которое придает гармонию линиям и не пропускает красочных лучей.

Романтический Экран — это зеркальное стекло, светлое, хотя кое-где слегка затуманенное и расцвеченное семью цветами радуги. Он не только пропускает краски, но придает им еще больше яркости, иногда даже преображает и смешивает их. Контуры тоже подвергаются в нем искажениям: прямые линии стремятся к ломаным, окружности превращаются в треугольники. Мир, видимый через этот Экран, — мир, полный бурь и движения. Образы выступают ярко, крупными пятнами тени и света. Ложь в воспроизведении натуры здесь еще больше ошеломляет и чарует, в ней нет покоя, но есть жизнь — жизнь, более напряженная, чем наша; здесь нет плавной гармонии линий и строгой скупости красок, зато есть движение, полное страсти, и сверкающий блеск придуманных светил. Словом, романтический Экран — это призма с сильным преломлением, которая ломает каждый луч света и разлагает его на ослепительные цвета солнечного спектра.