Новый Мир ( № 6 2010) - Новый Мир Новый Мир

“Читающая публика и поэты говорят на абсолютно разных языках”. “Нейтральная территория. Позиция 201” с Марией Галиной. Беседу ведет Леонид Костюков. – “ПОЛИТ.РУ”, 2010, 9 марта <http://www.polit.ru>.

Говорит Мария Галина: “Мне кажется, что поэзия ХХ века – это, в сущности, две линии: акмеизм и футуризм, которые, как-то взаимодействуя между собой, создают эту картину. Да? Одна линия очень герметичная, не доступная ни пародии, ни формальному анализу, это линия Мандельштама, условно говоря. И вполне открытая, доступная подражанию, пародии, воспроизведению – это линия Пастернака и дальше Бродского. То есть мы не можем имитировать стиль Мандельштама, если мы возьмемся это делать, мы не сможем его ни спародировать, ни имитировать, ничего. То мы очень легко это можем делать с вот этой вот футуристической…

К.: Цветаева, Маяковский… Это все в общем смысле называем футуризмом.

Г.: Да. Оно воспроизводимо, и недаром там очень много эпигонов, и недаром, возможно, эта линия подавила вторую, то есть я бы сказала, что ХХ век – это торжество вот такой футуристической линии”.

Валерий Шубинский. Изобилие и точность. – “ Booknik.ru ”, 2010, 15 марта <http://booknik.ru>.

“У Шварц не было никаких убежищ, в полном соответствии с романтической концепцией она была поэтом двадцать четыре часа в сутки. Только выглядит это не так красиво, как в воображении романтиков: попросту это означает подчиненность всей жизни труду столкновения и смешения словесных энергий, ежечасную психологическую зависимость от этого труда. Это очень трудно выдержать и самому человеку, и окружающим (а потому это обрекает на житейское одиночество). Елена Шварц (думаю, это мало кто знает) пользовалась псевдонимом не в литературе, а в быту: например, сдавала белье в прачечную под чужим именем. Вот и задумаешься, от кого и от чего она в эти минуты (но больше никогда!) пряталась. От жизни, от себя?”

“<…> как Бродский выполнил высокие мечты, по крайней мере теоретически присущие советской культуре (и не был ею узнан и признан), так Шварц осуществила многие утопии шестидесятников (и не была многими из них понята). В любом случае она, человек не приспособленный к (1)центральной(2) роли в литературном быту, стала главным, стержневым поэтом своего, первого постшестидесятнического поколения. Не в грубо-иерархическом смысле, конечно; иерархический подход к поэзии плох тем, что подразумевает вытеснение и отмену, а Шварц, конечно, ни в чем не (1)заменяет(2) Стратановского или Миронова, Сергея Вольфа или Олега Григорьева, Жданова или Пригова. Но степень многообразия, изобилия и точности материального, словесного проявления даже самого большого природного дара может быть неравна. Именно о высшей степени такого проявления мы говорим, когда называем поэта великим. Шварц, конечно, была великим поэтом во всех возможных смыслах слова”.

Олег Юрьев. Три подарка. – “ OpenSpace ”, 2010, 12 марта < http://www.openspace.ru>.

“Я сейчас скажу очень важную вещь: это величие было не только личным делом Елены Андреевны Шварц – ее личным делом в самом прямом смысле слова, ее единственным делом, ее работой, службой, служением, главным наполнением ее существования, иногда счастливым, чаще мучительным. Это величие было, как ни странно, тоже подарком. И не одному мне, а всем нам – всем людям, писавшим по-русски в последнем советском десятилетии, и в том числе и мне, конечно. Главным ощущением моей юности было ощущение недоброкачественности, неполноценности, невсамделишности, второсортности времени, в котором я живу (и я знаю, это ощущение было тогда почти повсеместным у людей, способных ощущать; многие из них по разным причинам сейчас в этом не признаются). <…> Невозможно величие, потому что это было время для чего угодно, но только не для величия. И вот пришла маленькая женщина в цыганской юбке и с поэмой, завернутой, как вареная курица, в фольгу, и она такой же великий поэт, как Блок или Кузмин, Ахматова или Цветаева. Это меняло все. Она была первым поэтом моего времени, подарившим мне веру в доброкачественность (пускай и не непосредственным, а сложным, подспудным, особым образом) этого времени, в возможность этого времени, в смысл этого времени. Она заставила меня (и, думаю, не только меня) обернуться к нашему времени лицом. А теперь она умерла...”

Олег Юрьев. Илья Риссенберг: На пути к новокнаанскому языку. – “ Booknik.ru ”, 2010, 23 марта <http://booknik.ru>.

“Эти стихи пришли из воздуха. Или из (1)Воздуха(2). Четыре года назад московский журнал этого имени опубликовал подборку (1)Поэты Харькова(2). Так я впервые столкнулся со стихами Ильи Исааковича Риссенберга. Столкновение получилось такой силы, что слетела крыша , как тогда, кажется, говорили, а сейчас, кажется, не говорят. Харьковские коллеги похмыкивали не без удовольствия: они-то рядом с этим живут всегда ”.

“Вот предварительный итог моих четырехлетних размышлений: это ощущение вызывается уникальным, из ряда вон выводящим и выходящим качеством стихов Риссенберга. В них нет (1)истории поэзии(2), причем ни в ту, ни в другую сторону – ни в сторону прошлого, ни в сторону будущего, как нет ее и в (1)наивной поэзии(2) (там – в результате нарушения закономерных связей между приемом и предметом)”.

“Любые стихи, какие мы читаем (и пишем), имеют прошлое – линию поэтик, техник, интонаций, которой они наследуют или которую отвергают, ощутимо игнорируя или пародируя (и тем самым как бы отрицательно наследуя). Любые стихи, какие мы читаем (и пишем), имеют будущее – линии, которые они пытаются утвердить или уничтожить. Мне кажется, в мире Ильи Риссенберга ни этого прошлого, ни этого будущего нет. Не подразумевается. Не на уровне цитат или аллюзий – они там как раз есть, и больше, чем мы в состоянии осознать, – хотя бы потому, что часто это цитаты из неизвестных нам книг. И не на уровне технических средств, версификационных приемов – ритмических схем, особенностей рифмовки, принципов построения образов. Все они, взятые по отдельности, имеют свою собственную генеалогию, но сам стих Риссенберга в литературном смысле внеисторичен . Он не ставит себя в ряд и не пытается стать началом нового ряда. Но нет у него и современников – даже если и можно найти формальные связи и/или использования, они не являются общением, учетом, отрицанием. Он как бы выведен за скобки – и синхронически и диахронически”.

“Я не пишу, потому что оно молчит”. “Нейтральная территория. Позиция 201” с Михаилом Кукиным. Беседу ведет Леонид Костюков. – “ПОЛИТ.РУ”, 2010, 9 марта <http://www.polit.ru>.

Говорит Михаил Кукин: “Я думаю, что огорчу всех сторонников мнения о том, что Окуджава большой поэт. Они, конечно, от того, что бы я ни сказал, думать по-своему не перестанут – и это меня немного утешает, но, скажем так, свой (1)голос рядового(2) я в этом споре подам. Я скажу так. На мой взгляд, Окуджава – это, безусловно, яркое явление в истории русской культуры ХХ века, советской русской культуры, но как поэт, мне кажется, он уступает себе же самому как поющему и научившему петь, подбившему взять в руки гитары, и тому подобное… множество людей. С другой стороны, как говорится, как говорят в народе, подкузьмил он очень многим. Потому что в чем-то отвлек, развлек, как-то смягчил, приглушил трагизм ХХ века. И, скажем, чтение воспоминаний Надежды Яковлевны Мандельштам, чтение стихов самого Мандельштама, особенно поздних, чтение Бродского, чтение Венечки Ерофеева – оно шло вразрез со стихами о Наталье и гусаре, который в нее влюблен. Вот для меня лично – шло вразрез. Причем не просто вразрез, (1)это такая эстетика, а это другая эстетика(2). Я все-таки могу сказать, наверное, даже жестче – я видел в этом фальшь и ложь”.

Составитель Андрей Василевский

“Виноград”, “Гипертекст”, “Дальний Восток”, “Дружба народов”,

“Иностранная литература”, “История”, “Знамя”, “Литература”, “Мир Паустовского”,

“Наше наследие”, “Нескучный сад”, “Новая Польша”, “Октябрь”, “Проталина”,

“Русский репортер”, “Фома”

Алексей Андреев. Среднерусские истории. – “Октябрь”, 2010, № 3 <http://magazines.russ.ru/October>.

Мне понравилась эта проза – с её сказовостью, юмором, немножко лукавой интонацией, явственным отсылом к традиции, наконец, авторским отношением к героям. Может и правда, именно таким письмом и сподручнее цеплять, зафиксировать точнее всего наше дикое время? Схожим, кажется, образом потрудился в соседней галактике и Петр Алешковский (см. его “Институт сновидений” и “Старгород”). Там, правда, совсем другая энергетика, да и жанр – посюрнее .