Верь мне - Елена Тодорова

за нами в любую минуту. А там еще Саша… Как я могу прятаться здесь? Лучше умереть с ним!

Стою и сомневаюсь в разумности всех своих мыслей. И эти страшные секунды душевных метаний становятся самыми долгими в моей жизни, пока вопли Влады не обращаются в столь же громкие вибрирующие словесные выкрики.

– Пожар!! Пожар!!!

Оглушенная происходящим, я не сразу разбираю смысл. А когда, наконец, допираю, о чем она орет, и смотрю вниз, то вижу, как с дальней стороны помещения к нам тянется огонь.

Уровень страха в моем организме достигает той высоты, на которой у людей разрывается сердце. И возможно, это бы сейчас было спасением. Потому что ужас настолько велик, что я какое-то время не могу сделать вдох. Не то чтобы пошевелиться.

Дыши… Дыши… Дыши… Просто, черт возьми, дыши!

И пока я пытаюсь возобновить эту функцию, направляю взгляд под потолок, где должны находиться противопожарные датчики. И они там есть. Только вот ни один из них по какой-то причине не срабатывает!

– Поднимайся ко мне, – кричу я Владе, принимая решение.

– Я не могу!

– Должна, если не хочешь сгореть здесь заживо!

Больше на нее не смотрю. Все ее вопли игнорирую. Перехватывая лестницу иначе, сжимаю ее бедрами и, поддевая замок, дергаю лом обеими руками. Не знаю, что за высшие силы мне помогают, но в моем истощенном теле обнаруживаются нужные ньютоны, и механизм отщелкивается. По инерции подаюсь вместе с ним вниз – качаюсь на лестнице, ударяясь о боковую стену. Бедра и икры простреливает судорогами, но мне удается удержаться.

С мучительным рыком цепляюсь обратно за перекладины. Подтягиваюсь вверх и яростно бью ладонью по крышке. Она сразу же отлетает, впуская в помещение завывающий ветер и хлопья снега.

Смотрю вниз, чтобы убедиться, что Влада находится на лестнице. Но понимаю, что продвигается она критически медленно. Я вынуждена спуститься за ней и, прихватив ее одной рукой, помогать делать ей каждый долбаный шаг, в то время как в моем собственном теле уже, по всем ощущением, не остается ничего, кроме ноющей боли от изнурения.

– Давай… Давай же… – подгоняю, игнорируя ее рыдания.

– У меня жжет глаза… Я ничего не вижу…

– Закрой их и двигайся по наитию… Просто держись, мать твою, и поднимай свою задницу вверх! Иначе мы сейчас задохнемся, а позже наши останки сгорят! Хоронить нечего будет, слышишь?? Давай, говорю!

Каждую секунду этого подъема мне самой хочется сдаться. Кажется, что ничего более сложного никогда в жизни делать не доводилось. Двигаюсь на каком-то безумном упорстве и жду, что оно вот-вот иссякнет, и мы вдвоем полетим вниз. Так что когда мы все же добираемся вдвоем с Машталер до крыши и вываливаемся на ее заснеженное покрытие, триумф, который я испытываю, сравним с восхождением на Эверест.

Мы долго лежим, не замечая того, как влага и холод пропитывают одежду. Слушаем не прекращающиеся звуки выстрелов и, рыдая уже на пару, пытаемся отдышаться.

– Алекс – мой муж… Он всегда будет моим… – задвигает Машталер через какое-то время.

И я понимаю, что к ней вернулись силы. А ко мне ­– мои ревность, боль и ярость. Когда чувствую в себе силы, первое, что хочется сделать – это навалиться на проклятую Владу и задушить ее. Но ведь осознаю, что это никому не поможет, а лишь окончательно меня убьет.

– Пойдем, – командую грубо, прежде чем подняться.

Подходить к краю крыши не рискую. Издали заглядываю и понимаю, что узнать кого-то не получится. Происходящее напоминает реальную войну, будто мы находимся не в цивилизованном государстве, а на забытом богом клочке земли, где живут люди-дикари.

– Лестницы нет… Да и спускаться тут нельзя… – сообщаю подползшей ко мне на коленях Владе. – Вставай… – Помогаю ей подняться. – Пойдем по крыше на другой конец двора.

– Тут ведь скользко… Я упаду…

– Сними свои шпильки.

– Ха! Что ты предлагаешь? Идти босиком?

– Это надежнее. Минуса нет, не обморозишься.

Снимаю ботинки первой. Дождавшись, когда Машталер скинет туфли, хватаю ее за руку. Прижимаю к себе и буквально на буксире тяну вперед. Помимо этого притискиваю к груди нашу обувь, рассчитывая на то, что на краю сможем снова обуться.

«Саша… Саша… Держись… Живи… Только живи, пожалуйста…» – бомбит в моем сознании и множится в сердце, пока продвигаемся по зданию.

– Я больше не могу… Я замерзла и устала… Брось меня здесь… Слышишь? Я устала! – в ее крике больше нет силы. – Лучше умереть…

Ко всем моим страхам добавляется опасение, что она отключится, и мне придется ее реально тянуть. Нести, конечно же, не смогу.

– Держись… Не будь дурой… У тебя еще вся жизнь впереди… С твоим Алексом, – выдаю, закусывая от боли губы.

Так закусывая, что кровь свою пью.

Всхлипываю и постанываю, когда, оступаясь, падаем с Машталер на колени. Поднять ее снова на ноги оказывается непосильной задачей.

– Ну ты издеваешься? – хриплю я. – Влада… Черт тебя дери…

Ползем, лишь бы не лежать на месте. Точнее, конечно, я ползу и тяну ее. Щекой к щеке с этой стервой, деля на двоих этот чертов холодный воздух.

– Он любит тебя… – вырывается у нее в какой-то миг нашего пути вкупе с рыданиями.

Я замираю, прекращая все движения. Шумно вдыхая, смотрю исключительно перед собой на темное небо и далекие огни. Сердце совершает остановку, тянется куда-то вниз и, отстреливая обратно вверх, заставляет меня всхлипнуть и с дрожью толкнуть:

– Заткнись.

Однако она, как идиотка, повторяет снова и снова:

– Он любит тебя… Любит тебя…

Я понимаю, что это просто новый этап ее истерики. Но неужели я, черт возьми, должна сейчас выступать еще и как психотерапевт?! У меня самой внутри апокалипсис! Почему я должна спасать еще и ту, которая хотела меня убить и которая отняла у меня любимого?!

– Это уже неважно, – заверяю ее я. – Уже неважно!

– Нет, важно…

Скрипя зубами, веду взглядом по крыше. Вижу торчащую у одного из краев лестницу и понимаю, что нужно сходить. Иначе я ее придушу здесь. Ну, или просто отрубимся, и ночью, когда температура опустится ниже нуля, замерзнем насмерть.

– Вставай, – перебиваю бессвязный нескончаемый поток истерики. – Будем спускаться на землю… Тут почти тихо… Выстрелы далеко… Влада? – рычу зло, когда понимаю, что она не собирается мне помогать.

И в который раз за этот кошмарный