Верь мне - Елена Тодорова

Сонечка Солнышко: Хорошо. Я вылечу первым рейсом, в 11:40.

User023695: Отлично. Мы встретим вас в аэропорту.

Собираясь, будто в бреду нахожусь. В душе позволяю себе поплакать. Это странно и очень больно происходит. Со слезами я словно сливаю боль, кровь и остатки сил.

«Это ни на что не повлияет… Этот брак не будет настоящим… И это временно… До нового года, максимум…»

Как он мог? Как же он мог??? После всего, что у нас было? Какая же тут любовь? Скорее всего, с его стороны ее просто никогда и не было.

И все равно это не может повлиять на мое решение лететь в Одессу. Я ведь любила. И буду любить его одного до последнего своего вздоха.

Белье, носки, рубашка, брюки, ботинки, пальто… Машинально оцениваю свое отражение, чтобы понять, что ничего не забыла и выгляжу сдержанно. Нервным движением заправляю за ухо выбившуюся из пучка прядку. Неосознанно перехватываю собственный взгляд, уголки рта тотчас опускаются. Резко вдыхая, быстро поджимаю задрожавшие губы. Глаза успевают покраснеть и увлажниться, но проклятые слезы все же остаются на месте.

«Меня не будет два-три дня. Не волнуйтесь. Кафе открывать не нужно. Устройте себе с Габи выходные. Скоро позвоню.

Спасибо вам за все.

С любовью, София».

Записку оставляю на тумбочке в прихожей. Замирая, бестолково трачу драгоценные секунды, пытаясь понять, нужно ли мне брать с собой ключи. Обдуманного решения не нахожу, но все же бросаю их в сумку. Туда же отправляю документы, деньги и телефон.

Полет переношу как никогда легко. Удается даже, несмотря на плачущего в салоне малыша, на какое-то время уснуть. А вот просыпаясь, испытываю неоднозначные эмоции. После отдыха начинаю сомневаться в разумности своего поступка.

Может, стоило все-таки позвонить Полторацкому? Или разбудить Людмилу Владимировну? Посоветоваться хоть с кем-то… Что если тут кроется какая-то подстава. И ладно я… Не наврежу ли я своим приездом самому Георгиеву?

«Я всегда буду на твоей стороне, что бы ты не совершил… Буду в твоей команде… Но… Сегодня, когда ты, в угоду своей мести, взял в жены Владу Машталер, я поняла, что никогда с тобой быть не смогу…»

Не надо было ему это говорить!

Хотя какая разница теперь? Он уже шагнул за черту. Нас больше нет. Но если бы я не была так категорична, если бы у него оставалась надежда, если бы мы договорились встретиться, а не прощаться… Возможно, тогда он бы не спал с Владой?

Всхлипываю и быстро стираю сбежавшую по щеке слезу.

Ну вот… В голове снова путаница. А ведь ни к чему это! Теперь точно все утратило смысл.

А как же жить дальше? Заниматься кафе, писать книгу, читать, гулять, дышать?.. Правда, получится?

Господи… Прошу тебя, пусть только эта война сегодня закончится! Ни о чем больше тебя не прошу. Мне бы только знать, что Георгиеву ничего не угрожает. И все... Вот и все.

К счастью, долго заниматься самокопанием мне не удается. Самолет приземляется, люди поднимаются со своих кресел и спешат к выходу. Я почти всех пропускаю, просто потому что не люблю толкучку. В аэропорту достаю из сумки телефон, медлю… И все же не решаюсь выключить «режим полета». Анжела Эдуардовна и Людмила Владимировна определенно уже кинулись меня искать. А я никому ничего объяснять сейчас не хочу.

– София Анатольевна?

Встречающий меня мужчина улыбается, но мне от этой его гримасы вмиг становится жутко.

– Добрый вечер, – здороваясь, машинально смотрю через панораму на город, чтобы убедиться, что на улице уже практически стемнело.

Будто это в самом деле кому-то важно…

– Вы налегке? – вновь ухмыляется мужчина, оглядывая меня с головы до ног.

Теперь у меня уже совершенно отчетливо дрожь по коже разносится.

– Да… Я без чемоданов… Ненадолго в город… – приходится прочистить горло, потому как голос садится до неразборчивого сипа. – Закроем вопрос, и я сразу обратно.

– Тогда прошу к автомобилю, – задавая рукой направление, дает мне пройти вперед. – Трудно вас было найти, – сообщает зачем-то, когда уже покидаем здание аэропорта. На улице метет лапатый снег, а под ногами сразу же образуется каша. Я на автомате поднимаю воротник пальто и жалею, что не взяла шапку. – Кому принадлежала идея с Францией?

– Мне, – вру я. – Сбежать хотела.

– Понимаю, – выдает с неизменной улыбкой. – Надеюсь, вы выполнили все условия нашего договора и никому не сообщали, что летите домой.

И снова меня на инстинктах топит страх.

– Не сообщала, – подтверждаю сдержанно. – А можно узнать ваше имя? – спохватываюсь постыдно поздно.

Мужчина напрягается. Улыбка его стынет. Но ненадолго.

– Константин, – сообщает коротко.

И уже через секунду снова улыбается.

Он открывает для меня дверь и учтиво помогает забраться на заднее сиденье темного седана. Затем занимает водительское место и сразу же заводит двигатель. Но настораживает меня не это, а то, что с паркинга следом за нами еще три похожих машины выезжают.

Трудно объяснить, почему я сходу обращаю на них внимание. Я понимаю, что это международный аэропорт, и тут тысячи людей курсируют. Просто… Движутся эти автомобили строго за нами.

Мы выезжаем на трассу.

Приглушенная монотонная музыка. Скрип дворников по стеклу. Шум шин, размазывающих по асфальту грязную снежную жижу.

Вот вроде ничего необычного, а каждая деталь с каким-то удушающим беспокойством въедается в память. Но минут на пять-десять я вырубаюсь даже в этой обстановке. И снова пробуждение с резким выбросом адреналина. Я понимаю, что мой организм сигналит мне: ты в неадеквате, ты неспособна оценивать ситуацию трезво, нам нужно отдохнуть. Однако сделать уже ничего не могу.

«Что ты тут делаешь??? Что ты делаешь??? Столько людей трудилось, чтобы тебя спрятать! Ты не помогаешь! Ты их подводишь!», – вопит мое подсознание, отчаянно пытаясь прорваться сквозь заволокшую мой мозг дымку.

И бесконечно кричит:

«Беги, беги, беги, беги, беги, беги, беги, беги, беги, беги…»

– Саша, Саша, Саша… – долблю я в ответ шепотом.

Когда вид за окном становится слишком знакомым, меня ко всему прочему еще и тоска накрывает. А на фоне нее и тревога с каждой секундой растет.

Но одуряющего пика она достигает, когда машина останавливается.

Мне открывают дверь и просят выйти. Я на автомате подчиняюсь.

Порыв ледяного ветра заставляет задрожать. А может, вовсе и не он… Оглядываясь, замечаю с одной стороны – присыпанный снегом не самый живописный пустырь, а с другой – множество машин, толпу мужчин, высокий каменный забор,