Рваные судьбы - Татьяна Николаева

последние две недели она тоже часто думала о Лёне, вспоминала его любовь и спокойную жизнь с ним. Что ни говори, а с ним ей было хорошо, уютно. Его пылкая любовь и страстные ласки утешали её и дарили отдохновение. И, если быть честной с самой собой, Нюра в последнее время скучала по нему.

– Не знаю. Не важно, – ответил Лёня на её вопрос. – Может, домой в Полтаву, а может ещё куда. Это не важно.

Нюра молчала. Она не колебалась, она уже знала, что ответит. Просто взвешивала всё до конца. Прислушивалась к себе. Страсти в ней за полтора месяца слегка поутихли. Андрей был далеко и надолго. Лёня был рядом, и глупо было бы отпустить его сейчас. Распрощаться с ним она всегда успеет. А мужчина под боком ей нужен сейчас, и завтра, и через месяц.

– Ну, чего ты молчишь? – спросил Лёня. – Решай.

– А чего тут решать? – сказала Нюра. – По-моему, уже всё давно решено? Ещё пять лет назад.

И Лёня остался. И снова они зажили спокойной размеренной жизнью, не вспоминая никогда о том, что между ними произошло. Так пожелала Нюра, и Лёня не мог и не хотел ей перечить.

В следующий раз с Андреем Нюра встретилась только следующим летом, почти через год после расставания. Он приезжал на неделю домой и снова пришёл к Нюре. Они опять провели всю неделю вместе. Нюра под разными предлогами уходила из дому и мчалась на свидания к любимому. А потом он уехал и снова не смог забрать с собой Нюру.

Лёня обо всём догадывался. Он угадывал всё по настроению жены. Он невыразимо страдал, но ни слова не сказал ей, ни разу ни о чём не спросил. Он лишь молил бога, чтобы Нюра не собралась снова уехать от него. Но через неделю, по упавшему настроению и плохо скрываемому горю жены он понял, что любовник уехал, и у него отлегло от души.

11.

В конце осени Вера собралась съездить в Харьков. Врач, который наблюдал Верину беременность, отправил её на контрольный осмотр в Харьковскую больницу.

Вера сидела в поезде вместе с приятельницами и оживлённо о чём-то с ними беседовала. Как вдруг на одной из станций в вагон вошла молодая женщина, прошла мимо шумной компании осиновских женщин и села поодаль на свободное место.

Одна из собеседниц наклонилась к Вере и сказала:

– Ты знаешь, кто это?

– Где? – спросила Вера.

– Та баба, что только что вошла в вагон.

– Нет. Я её не знаю, – ответила Вера.

– Это же та самая, – зашептала Вере приятельница. – Ну, ты понимаешь, о чём я? Та самая, к которой уходил твой Павел.

– Да ты что? – Вера обернулась и с интересом посмотрела на молодую женщину. – Я хоть гляну на неё. А ты откуда знаешь?

– Случайно видела их вместе в Харькове.

– Симпатичная женщина, интересная, – спокойно сказала Вера и отвернулась.

– И это всё? – удивилась её спутница. – И ты вот так спокойно об этом говоришь? И даже ничего не сделаешь?

– А что я должна сделать?

– Ну как же? Это же любовница твоего мужа…

– Бывшая, – поправила её Вера.

– Ладно, бывшая, – согласилась та. – Но всё равно, неужели ты даже ничего ей не скажешь?

– Нет, – так же спокойно ответила Вера. – А зачем? Что это даст? Мой муж вернулся ко мне. Он любит меня, и у нас скоро родится ребёнок. А эта женщина… Обычная женщина, которую он, к тому же, оставил ради меня, и не собирается к ней возвращаться. Возможно, она до сих пор его любит и страдает. И что же я, по-твоему, должна ей сказать?

– Ну, не знаю, – растерялась та. – Ну, я, наверное, рожу ей расцарапала бы или за волосы оттягала.

– Зачем? – удивилась теперь Вера. – Чтобы потешить людей? Чтоб одни посмеялись, а другие позлорадствовали? Мне этого не надо – выставить посмешищем себя и опозорить мужа. Мне это ни чести, ни уважения не добавило бы.

– Ну, не знаю, – опять пожала плечами Верина приятельница, окончательно сбитая с толку. – Наверное, я учинила бы скандал. Не знаю, правда, зачем, но учинила бы…

Вера тоже пожала плечами и отвернулась в окно. Ей больше не хотелось говорить на эту тему. Семейная жизнь её налаживалась, и это было главное.

Глава 14.

1.

В марте 51-го года Павел отвёз Веру в роддом. Там она родила сына.

Забавный случай произошёл с ней в роддоме. Она лежала в палате с тремя новоиспечёнными мамашами, среди которых была жена генерала, пышная румяная женщина, откормленная и холёная. Вера рядом с ней казалась заморышем – худая, бледная, кожа да кости. Как только она смогла выносить и родить такого богатыря весом в четыре с половиной килограмма – все удивлялись.

Однажды был обход, в котором принимали участие главврач и прибывшая из Харькова комиссия. Попали как раз на время кормления детей. И вот, в тот момент, когда вся комиссия во главе с главврачом находилась в палате Веры и генеральши, расспрашивая рожениц о самочувствии и местных условиях, привезли каталку с малышами и начали разносить детишек к их матерям. Когда нянечка внесла Вериного сына, главврач, увидев величину «свёртка», улыбнулся и сказал, обращаясь к генеральше:

– Ну, это, наверное, сын генерала, не так ли?

Генеральша покраснела и потупила глаза.

– Нет, – ответила за неё нянечка и передала генеральше её «свёрток» – маленького худенького младенца. – А это вот чей сынок.

И она передала его Вере, которую саму-то из-под одеяла не было и видно. Главврач не мог сдержать удивление.

– Ну и ну! – произнёс он, приподнимая брови. – Вот это богатырь так богатырь. Поздравляю вас, мамочка. Вот уж поистине всё отдала дитю. Ну и ну.

Он вышел, улыбаясь и покачивая головой. Вера покраснела от смущения и лёгкой гордости. Генеральша была вся пунцовая от стыда. Остальные девчата тихонько хихикали, поглядывая то на Веру, то на генеральшу.

Зато, когда Лиза пришла навестить Веру и внука и принесла немного поесть, настала Верина очередь краснеть от стыда. По сравнению с огромными изобильными передачами от генерала, Верина передачка была мизерной и скудной: несколько отваренных картофелин, пара яиц и неизменная затирка, от которой уже просто тошнило, особенно глядя на вечно жующую генеральшу. У той всегда было свежеприготовленное мясо – генерал присылал продукты каждый день, и молоко, и фрукты.

Да вот беда – у такой пышной откормленной бабы молока-то почти не было. Ребёнок не наедался, вечно вопил, аж заходился. Она нервничала, отдавала малыша нянечкам, его уносили