Город женщин - Элизабет Гилберт

Я всегда боялась, что эта участь постигнет меня – все количественные шансы были в мою пользу, – но, увы, не повезло бедняжке Марджори.

Виновником оказался старый женатый профессор художественной школы, с которым она крутила шашни много лет. (Хотя Марджори винила исключительно себя: нечего было столько лет тратить на женатого мужчину, который обещал, что уйдет от жены, как только Марджори перестанет «вести себя так по-еврейски».)

Когда она сообщила о беременности, мы как раз сидели на крыше.

– Ты уверена? – спросила Рован, врач-гинеколог. – Можешь прийти ко мне. Сдашь анализ.

– Не нужен мне анализ, – отвечала Марджори. – Месячных нет. Давно уже.

– Как давно? – спросила Рован.

– Задержки у меня и раньше бывали, но чтобы три месяца? Это впервые.

Последовала напряженная тишина, какая обычно воцаряется в женской компании, стоит подругам узнать, что одна из них случайно и против воли забеременела. Ситуация эта всегда чрезвычайно деликатная. Я видела, что никто не хочет высказываться, прежде чем Марджори сама не заговорит. Нашей задачей было поддержать любое ее решение, но сначала нужно было узнать это решение. Однако Марджори, объявив нам сенсационную новость, замолкла и больше ничего не добавила.

Наконец я не выдержала и спросила:

– А что Джордж говорит? – Джорджем, как ты понимаешь, звали женатого профессора-антисемита, которому, несмотря на нелюбовь к евреям, почему-то нравилось заниматься сексом с еврейскими девушками.

– А с чего ты решила, что это Джордж? – пошутила Марджори.

Все мы знали, что это Джордж. Больше некому. Разумеется, это Джордж. Марджори сохла по нему еще с тех пор, как сто лет назад зеленой студенткой училась у него на курсе современной европейской скульптуры.

Потом она добавила:

– Нет, я ему ничего не сказала. И вряд ли скажу. Решила больше с ним не встречаться. Хватит уже. Во всяком случае, это хороший повод перестать с ним спать.

Тут Рован задала вопрос, который всех нас интересовал:

– А ты думала об аборте?

– Нет. Аборт я делать не буду. Точнее, могла бы сделать, вот только уже поздно.

Марджори закурила очередную сигарету и глотнула вина – в 1950-е беременность выглядела именно так.

– Есть одно местечко в Канаде, – сказала она. – Что-то вроде приюта для незамужних матерей категории люкс. Там все по высшему разряду, у каждой отдельная комната. Если я правильно поняла, клиентки в основном немолодые. И обеспеченные. Могу поехать туда ближе к концу, когда скрывать беременность уже не получится. Скажу, что еду в отпуск, – хотя кто мне поверит, я же в жизни отпуска не брала. Мне даже обещали подыскать для ребенка хорошую еврейскую приемную семью. Ума не приложу, где они найдут евреев в Канаде, но мало ли – вдруг у них свои каналы? В любом случае, мне плевать, даже если семья будет не еврейская. Главное, чтобы ребенок попал в хороший дом. Заведение это довольно уважаемое – правда, недешевое, но ничего, раскошелюсь. Возьму из отложенного на Париж.

Как обычно, Марджори решила проблему самостоятельно еще до того, как сообщила о ней подругам, и выбрала самый разумный план. И все же я очень расстроилась за нее. Эти хлопоты были ей совершенно ни к чему. Мы с ней годами копили деньги, чтобы вместе поехать в Париж. Думали закрыть бутик на целый месяц, сесть на «Королеву Елизавету» и отплыть во Францию. Это была наша общая мечта. Мы почти отложили нужную сумму. Годами работали без выходных. А теперь вот это.

Я сразу решила, что поеду с ней в Канаду. Мы закроем «Ле Ателье», на сколько потребуется. Куда бы она ни отправилась, я буду с ней. Останусь рядом во время родов. Потрачу все деньги, отложенные на Париж, чтобы купить машину. Пойду на что угодно.

Я подвинула свой стул к Марджори поближе и взяла ее за руку.

– Отличная идея, дорогая, – сказала я. – Я тебя не брошу.

– Здорово я все придумала, да? – Марджори глубоко затянулась и оглядела подруг. У всех нас на лицах было одинаковое выражение любви, сочувствия и легкой паники.

А потом случилось нечто совершенно неожиданное. Марджори вдруг посмотрела на меня, улыбнулась немного безумной, кривоватой улыбкой и заявила:

– А знаешь что, Вивиан? Пропади все пропадом. Не поеду я ни в какую Канаду. Может, я сошла с ума, но я решилась, только что. Есть у меня план получше. Нет, не получше, а просто другой. Я оставлю ребенка себе.

– Оставишь? – в ужасе спросила Карен.

– А как же Джордж? – воскликнула Анита.

Марджори вздернула подбородок, как боксер в легчайшем весе перед выходом на ринг:

– Не нужен мне никакой Джордж. Мы с Вивиан воспитаем ребенка вдвоем. Правда, Вивиан?

Мне хватило секунды на размышления. Я знала свою подругу. Раз уж она что решила, то уже не отступит. И добьется своего. А я, как всегда, буду ей помогать.

И я снова ответила Марджори Луцкой:

– Конечно. Так и сделаем.

И снова моя жизнь перевернулась.

Вот так все и вышло, Анджела.

У нас появился ребенок.

Наш прекрасный, невозможный, хрупкий маленький Натан.

Нам было очень тяжело. Тяжело во всем.

Беременность протекала без осложнений, но роды оказались чистым кошмаром. В итоге Марджори сделали кесарево, но лишь после восемнадцати часов мучений. Операция прошла неудачно. Кровотечение не прекращалось, и врачи боялись, что Марджори умрет. Во время операции лицо ребенка задели скальпелем, чуть не выколов малышу глаз. Марджори подхватила инфекцию и пролежала в больнице почти четыре недели.

Я до сих пор уверена, что с ней обращались так халатно, потому что Натан был внебрачным ребенком (в 1950-е слово «ублюдок» уже не произносили, но отношение осталось прежним). Врачи на родах не уделяли Марджори должного внимания, а сестры были грубы.

После родов лишь мы с подругами ухаживали за Марджори. Ее родители не захотели иметь ничего общего ни с ней, ни с ребенком – по той же причине, что и медсестры. Это может показаться крайней жестокостью (и так оно и было), но ты даже не представляешь, каким позором для женщины того времени считалось рождение внебрачного ребенка. Даже с учетом того, что жили мы в либеральном Нью-Йорке и Марджори была независимой зрелой женщиной, хозяйкой собственного бизнеса и собственного особняка, беременность и роды без мужа ложились на нее позорным клеймом.

Но Марджори держалась молодцом, хоть и осталась совершенно одна. Так что наш сплоченный женский круг взял на себя заботу о Марджори и Натане, и мы делали все, что в наших силах. Слава богу, нас было много. Поскольку именно мне выпало нянчить новорожденного, я не могла находиться с