Уинстэнли - Татьяна Александровна Павлова

не об этом говорит нам все, что писал и делал вождь диггеров. Логика его личности убеждает совсем в обратном. Когда можно было протестовать — он протестовал, не боясь ни штрафов, ни тюрем, ни сурового осуждения церкви. Когда можно было действовать и когда верил он, что действия его принесут плоды, что бедняки совместным трудом одолеют царство алчности и несправедливости, — он действовал, не щадя себя. Когда Кромвель шел к власти и оставалась еще надежда на то, что он, великий победитель, повернет Англию к справедливому правлению, — Уинстэнли убеждал его принять «Закон свободы». Но теперь? Было ясно, что жестокий монархический режим задушит любую попытку к действию.

Это были нелегкие для Англии годы. Реставрация заставила замолчать всех сторонников радикальных преобразований. По-прежнему свирепствовала цензура, усиливались репрессии. Казалось, все вернулось к дореволюционным порядкам. Двор поражал роскошью и распутством, чиновники брали взятки, буржуа правдами и неправдами наживали денежки, епископальное духовенство процветало, с народа драли три шкуры. Тюрьмы были переполнены, казни продолжались. Дух отчаяния и цинизма овладел многими думающими людьми. Поэты иронизировали над идеалами прошлого или уходили в область отвлеченных умозрений. Печатали мало, а если печатали, то обязательно восхваляли короля Карла II и его режим. Так было принято.

Но и в эти тяжелые годы существовали люди, которые не сломились и продолжали жить в надежде. Гениальный Милтон, уже слепой, выпущенный из тюрьмы и живший на покое в окружении близких, вновь и вновь осмысливал и пересматривал взлеты и падения, праведность и вину революции, диктуя поэмы «Потерянный рай», «Возвращенный рай» и трагедию «Самсон-борец». Он не примирился с победителями, не осмеивал прежние идеалы. Он пытался оправдать суд провидения и объяснить поражение революции. Богоборец Сатана в «Потерянном рае» восстает против авторитета Творца. Он призывает сбросить тиранию небес и, терпя поражение, все же остается непокоренным. В трагедии «Самсон-борец» (1671) звучит страстный призыв к борьбе. Милтон все еще продолжал надеяться, что поверженный народ сможет снова воспрянуть, дайте только ему собрать свою могучую силу. Он верил, как и Уинстэнли, что рай и ад — это состояния души человеческой. И только в аду нет места надежде. Так не надо позволять аду завладеть душой! Великий поэт оставался великим революционером. «В злые дни, жертва злых языков, в бедности, в гонении и слепоте он сохранил непреклонность души…» — скажет о нем впоследствии Пушкин.

И еще были люди, которые не позволяли духу отчаяния и неверия овладеть собою. «Общество друзей внутреннего света» продолжало существовать и после реставрации. Власти и все те, кто приветствовал возвращение короля, относились к ним суровее, чем ко всем другим сектам. Страх имущих классов перед квакерами был настолько велик, что современные историки отчасти объясняют этим страхом сам факт реставрации монархии. На них смотрели как на врагов установившегося режима, как на потенциальных мятежников и смутьянов. Их преследовали, разгоняли, заточали в тюрьмы. В январе 1661 года, после восстания «людей Пятой монархии», квакеров стали выгонять с работ, из домов, из приходов. К марту этого года около пяти тысяч «друзей» были арестованы. В 1662 году против квакеров выпускается специальный указ парламента; в 1664 году — акт о тайных молельнях, где предписывается подвергать квакеров штрафу, тюремному заключению и изгнанию в случае, если они будут застигнуты во время религиозных собраний.

Само существование «друзей» было поставлено под угрозу. Они могли разделить участь «людей Пятой монархии». Но движение их оказалось более многочисленным, стойким и монолитным. После Реставрации их главной целью стало выжить, не дать сломить, расточить себя.

Для этого квакеры в 1661 году выпускают декларацию мира. Они заявляют: «Мы решительно отвергаем все внешние войны, и ссоры, и битвы с помощью внешнего оружия, для какой бы цели и под какими бы предлогами они ни велись. И свидетельствуем об этом всему миру… Дух Христа, который ведет нас к истине, никогда не подвигнет нас на то, чтобы сражаться и воевать против любого человека с помощью внешнего оружия, ни ради царства Христова, ни ради царств мира сего».

Это было их первой декларацией миролюбия. Потом они станут многократно повторять свой настойчивый отказ от всяких видов войны, отвергать службу в армии и на флоте, ношение оружия. Они заявят о своей лояльности правительству Карла и любому другому земному правительству.

Казалось бы, они согласились с происшедшей переменой, смиренно подчинились всему. Но и смирение их и подчинение были особого рода. В том же 1661 году Эдвард Бэрроу заявил, что квакеры по велению божьему подчиняются (активно или пассивно) любой власти и во всех случаях, и уточнял: «Это значит, всем справедливым и хорошим приказаниям короля и хорошим законам страны… Но если настоящая власть прикажет нам что-либо, что не согласуется с честностью, справедливостью и чистой совестью по отношению к Богу… мы в таких случаях должны повиноваться только Богу, и отказываться от активного повиновения по соображениям совести, и терпеливо сносить все, что навлечет на нас такое наше неповиновение людям».

Высшим авторитетом для себя они признавали только бога и брали обязательство подчиняться властям лишь тогда, когда их веления соответствуют «духу Христа». В противном случае они готовы были пострадать за свою веру и идеалы.

С Реставрацией для квакеров начинается долгий, изнурительный период борьбы за сохранение себя в тяжелейших условиях гонений. И здесь они проявили стойкость и самоотверженность. Им запретили собираться, дабы во время молений не произносились «мятежные речи», — они стали проводить свои религиозные митинги в полном молчании. Сидели вместе и не произносили ни слова. И бог, верили они, был в эти минуты с ними. Их бросали в тюрьмы — они слали петиции и смиренно просили выпустить страдающих братьев, а их самих, нижеподписавшихся, посадить взамен.

Их подозревали в «заговорах» и «мятежах» они выпускали декларации миролюбия. Бэрроу заверял Карла II, что квакеры будут по-прежнему сопротивляться угнетению и стремиться к реформации, но «не путем внешних войн и борьбы плотским оружием и мечами». В декларации 1661 года объявлялось, что квакеры будут и впредь строго следовать заповеди «не убий». «Мы отвергаем, — добавляли они, — всякие заговоры, восстания и мятежные сборища».

Их лишали работы и разоряли штрафами и поборами — они наладили стройную и разветвленную систему взаимопомощи, так, чтобы ни одна вдова, ни один сирота или калека не остались без средств. Очень скоро после Реставрации