Комната с привидениями - Чарльз Диккенс

но вскоре и она начала тревожиться из-за затянувшегося молчания Бенджамина. Сама она не знала грамоты, но много раз просила мужа написать сыну, узнать, как там у него дела, и, наконец, он пообещал, что напишет в следующее же воскресенье. Он всегда писал письма по воскресеньям, а в ближайшее собирался в первый раз после болезни отправиться в церковь. В субботу же, вопреки запретам жены (равно как и Бесси), вознамерился сам съездить на рынок в Хайминстер. Это развлечение, пояснил он, пойдет ему на пользу. Вернулся он с рынка совершенно вымотавшийся и какой-то странный, а вечером попросил Бесси пойти с ним в коровник, чтобы подержать фонарь, пока он будет осматривать заболевшую корову. Когда же они отошли настолько, что из дома их уже не было слышно, Натан вытащил маленький сверточек и сказал:

— Ты ведь обвяжешь этим мою воскресную шляпу, девочка? Так мне будет чуток полегче. Я-то знаю, что мой сынок умер, хотя и молчу об этом, чтобы не расстраивать вас с моей старушкой.

— Конечно, обвяжу, дядя… но он не умер.

— Понимаю, малышка: я вовсе не хочу, чтобы все со мной соглашались, — но мне хотелось бы надеть немножко крепа, почтить память мальчика. Я бы заказал черный сюртук, но она, бедная моя старушечка, даром что помаленьку слепнет, а все ж заметит, если в воскресенье я не надену парадный свадебный пиджак. Но полоску крепа она не углядит. Ты просто прицепи ее куда нужно, потихонечку.

Итак, Натан отправился в церковь с такой узенькой полоской крепа вокруг шляпы, какую только удалось выкроить Бесси. И каковы все же странности человеческой натуры: хоть старик фермер превыше всего и беспокоился, как бы жена не заподозрила, что он считает их сына умершим, в то же время его обидело, что никто из соседей даже не заметил его траура и не спросил, что случилось.

Но время шло, от Бенджамина не было ни словечка, и тревога его родных достигла такой степени, что Натан не смог больше таить свой секрет, но несчастная Хестер отвергла его домыслы — отвергла всей душой, всем сердцем, всей волей. Она не верила, никогда не поверит — ничто не заставит ее поверить, — будто ее единственный сыночек, ее Бенджамин, умер, не послав ей прощального знака любви. Никакие уговоры не могли ее убедить. Она была уверена, что даже если бы все естественные способы сообщения между ней и сыном были бы невозможны в этот последний, трагический момент — скажем, если бы смерть подкралась к нему внезапно, быстро и неожиданно, — то все равно ее глубочайшая любовь каким-то непостижимым образом помогла бы ей узнать о потере. Порой Натан пытался радоваться тому, что у жены еще остается надежда увидеть сына живым, но в иные минуты ему хотелось, чтобы она посочувствовала его горю, его терзаниям и угрызениям совести, его долгим и мучительным раздумьям, какую ошибку допустили они в воспитании сына, что он принес родителям столько огорчений и тревог. Бесси же принимала то сторону дяди, то сторону тети. Бедняжка каждый раз самым честным образом проникалась их доводами: — потому и могла посочувствовать обоим, — но в считаные месяцы утратила всю свою молодость и стала выглядеть женщиной средних лет задолго до того, как этих лет достигла. Улыбалась она редко и больше не пела.

Этот удар так подкосил всю семью, что на ферме произошли немалые перемены. Натан больше не мог, как бывало, и сам упорно трудиться, и руководить своими двумя помощниками. Хестер потеряла всякий интерес к сыродельне и маслобойне, тем более что видела с каждым днем все хуже и хуже и уже не справлялась со всем этим хозяйством. Бесси приходилось в одиночку управляться и на поле, и в коровнике, и в маслобойне с сыродельней. Она хоть и успевала повсюду, но без прежней веселости, которую сменила какая-то упорная одержимость. И, правду сказать, ничуть не опечалилась, когда как-то вечером дядя сообщил им с тетей, что соседский фермер Джоб Киркби предложил Хантройдам продать все земли Наб-Энда, оставив себе лишь небольшое пастбище, чтобы прокормить двух коров. При этом фермер Киркби отнюдь не собирался вмешиваться в их домашнее хозяйство, но был бы не прочь воспользоваться кое-какими хозяйственными постройками для того, чтобы держать там часть скота.

— Право, с нас вполне хватит Маргаритки и Пеструшки: они будут давать нам по восемь-десять фунтов масла, чтобы летом продавать на рынке. И забот у нас будет куда меньше, чем я боялся, когда представлял себе старость, — успокаивал себя старый Натан.

— И то правда, — согласилась с ним жена. — А ежели у нас останется только пастбище Астер-Тофт, то не надо будет ходить так далеко. А Бесс будет готовить свой знаменитый сыр на продажу, и еще надо попробовать делать сливочное масло: давно об этом мечтала. На моей родине на сывороточное масло, какое взбивают здесь, никто бы даже и не поглядел.

Оставшись же наедине с Бесси, Хестер высказалась по поводу всех перемен даже с облегчением:

— До чего же я благодарна Создателю, что все оно так обернулось. Я-то, грешным делом, всегда боялась, что Натан продаст землю вместе с домом, и тогда наш сыночек, воротившись из той Американии, не будет знать, где нас искать. Наверняка он и отправился-то туда, чтобы скопить деньжат. Крепись, девочка: в один прекрасный день он еще вернется и остепенится. Эх, до чего же славно сказано в Писании про блудного сына, который сперва ел со свиньями, а потом зажил припеваючи в отцовском доме. Кто-кто, а уж я-то знаю, что наш Натан охотно простит его, и снова полюбит, и будет души в нем не чаять: может, даже сильнее меня, — хотя я ни на минуту не верила, что Бенджамин умер. То-то Натан поймет, кто из нас был прав.

И вот фермер Киркби забрал большую часть земли Наб-Энда, и три пары умелых рук без особого труда справлялись с работой на оставшемся пастбище и уходом за двумя коровами. Изредка кто-нибудь из соседей подсоблял им. Все члены семьи Киркби были весьма доброжелательны, и с ними не возникало никаких проблем. Был у них сын, Джон Киркби, сухой степенный холостяк, работящий и немногословный, но Натан почему-то вбил себе в голову, что он заглядывается на Бесси. Эта мысль крайне встревожила старика. В первый раз за все время его вера в смерть сына подверглась испытанию, и не прошла его. К его собственному несказанному удивлению, оказалось, что вера эта не настолько крепка, чтобы он со спокойной душой увидел Бесси