Ее зовут Тень - Ксения Чайкова

Естественно, лечь спать нам удалось очень нескоро, сначала герцог охал и причитал над трупами, потом Батя и Зверюга, якобы забывшись во гневе, орали на Чессина, требуя обеспечить приличествующий герцогскому дому уровень безопасности для гостей. Потом сам Бельдерский драл глотку, на все лады распекая слуг и охрану. Потом злые с недосыпу и очумелые от хозяйских воплей лакеи никак не могли примериться и вынести из гостиной трупы. Потом герцог долго и многословно извинялся перед нами, едва ли не приседая от негодования. Потом я, решив, что небольшая демонстрация эмоций не помешает, лежала в притворном обмороке, а рядом плясало почти все население поместья… Короче, все улеглось и все улеглись только под утро. Торин отчаянно звал меня к себе на кровать, — подозреваю, что графенку просто было элементарно страшно, но я на провокации не поддалась и устроилась на кушетке, придвинув ее к дверям. К счастью, створки открывались вовнутрь, так что меня незваным гостям, буде таковые явятся, миновать никак не удастся.

Но за оставшийся жалкий кусочек ночи, а также большую половину следующего дня, которую мы бессовестно провели в глубинах сна, нас никто не потревожил. Население поместья отсыпалось после бессонной ночи, а наша компания вдобавок восстанавливалась после перевала, так что встала я далеко за полдень. Торин еще дрых, да так безмятежно и сладко, будто уже сложил со своих плеч весь груз ответственности за проклятые кристаллы. Я поправила ему подушки и уселась у окна, поглаживая влезшую на колени Тьму и стараясь не думать о вчерашних событиях. Получалось плохо, мысли в голову лезли все сплошь тоскливые и безрадостные. Как я могла? Видать, придется мне после смерти во Мраке вековечном так страдать за это злодеяние, как не страдают даже самые отъявленные душегубы и садисты. Ведь поднять руку на того, кто тебе доверяет, — страшное преступление, хуже, чем убийство и воровство, вместе взятые.

Мрачные раздумья прервал дикий вскрик Торина. Я вскочила и одним прыжком оказалась у кровати, выхватывая тайтру и на всякий случай кинжал.

— Что случилось?!

— Что-о-о? — лениво протянул Торин, глядя на меня вытаращенными глазами.

— Чего орал? — допытывалась я, нервно оглядываясь в поисках врагов. Таковых, как ни странно, не наблюдалось вовсе. В комнате нас по-прежнему было трое — я с дикими глазами, Торин на кровати и Тьма, с нервным клекотом кружащаяся над моей головой.

— А… Сон дурной приснился, — немного помявшись, признался аристократенок. Я как раскрыла рот, так и села на месте. Боги, пошлите мне долготерпения и рассудительности, иначе я скоро самолично безголового клиента прикончу! Сон ему дурной приснился! Ох…

— Вставай и одевайся, — велела я, кивнув на шкаф, в котором прислуга вчера развесила наши придворные наряды. Сама я уже облачилась в новое светло-зеленое платье и теперь старательно пыталась не измять его перед встречей с гостеприимным и хлебосольным хозяином.

— Угу. Разбирай баррикаду, — велел Торин, указав на стоящую у двери кушетку и дергая вышитый шнурок для вызова служанок. Ну нахал! Ладно, наедине, так уж и быть, командуй. Но как я тебя за это на людях погоняю…

Аристократ, кажется, опомнился и сообразил, что сказанул что-то не то. Во всяком случае, с переноской кушетки он мне помочь все-таки попытался. Другое дело, что я ему этого сделать не дала. Еще надорвется, болезный, с непривычки, а потом с меня граф Иррион голову снимет: мол, не уберегла, не пресекла, недосмотрела…

Явившиеся горничные очень удивились, увидев, что любовница высокого гостя изволила облачиться в утреннее платье самостоятельно. Зато уж Торин, почувствовав себя в родной стихии, только протягивал руки и ноги, на которые безмолвные девицы старательно натягивали детали придворного туалета. Убедившись, что его милость полностью одет и причесан, служанки отвесили почтительные поклоны и так же молча ретировались, продолжая Удивленно поглядывать в мою сторону. Ну да, так я и позволила им себя одевать! Только мне не хватало, чтобы слушок прошел, будто подруга Лорранского под одеждой целый арсенал таскает!

Из комнат мы вышли под ручку и чинно двинулись в направлении столовой, которую нам вчера любезно показывал радушный хозяин. Тьма летала рядом, бросаясь возмущенными обрывками мыслей — вонато не нравился широкий ошейник и тоненькая цепочка вместо поводка, которыми ее пришлось снабдить для поддержания имиджа почти благородной леди с любимым демоном.

Чессин отыскался в той самой столовой, в которую приплыли и мы. Герцог уже заканчивал свой завтрак, мечтательно поглядывая в окно на синеющее летним зноем небо и изумрудную зелень парковых насаждений. Бельдерский учтиво поздоровался, Торин отвесил полупоклон, я выполнила реверанс, после чего из дверей напротив явились два вышколенных лакея и аккуратно отодвинули предназначенные нам стулья. Я чинно опустилась на удерживаемое едва ли не на весу сиденье и положила себе на колени салфетку. Торин тоже плюхнулся на стул и только потом, поймав слегка удивленный взгляд герцога, сообразил, что надо было сначала помочь мне. Лакей лакеем, а этикет никто не отменял! Я поспешила прийти на помощь графены-шу, не способному быстро ориентироваться в окружающем мире и легко переходить от одной роли к другой:

Позвольте уточнить, герцог, кто же были те неопрятные типы, что осмелились вчера потревожить наш покой?

Видите ли, милая Заньята, я пребываю в столь же прискорбном неведении, как и вы. Единственное, что могу сказать с уверенностью, это что молодчики не принадлежат ни к нашему роду, ни к штату обслуги. Как они попали на территорию поместья — загадка. Естественно, виновные будут найдены и наказаны, вы можете спать спокойно, не опасаясь повторения нападения…

Торин бестолково вытаращил глаза. Забыл, что ли, как вчера сам представил меня графу как Заньяту Верейскую? До чего же бестолковы эти благороднорожденные! Диво, как они ухитряются выживать в вечной мясорубке придворных интриг!

— А я так перепугалась, так перепугалась! — с милой улыбкой очаровательной дурочки прощебетала я, пиная Торина под столом. Аристократенок опомнился, кивнул и взялся за грациозное, неспешное поедание принесенной ему яичницы с ветчиной. Действовал он очень ловко и изящно, кромсая яйца и поджаристые пласты мяса крохотным зазубренным ножиком и ловко поддевая маленькие кусочки специальной вилкой. Мне пришлось хуже. Нет, назначение всех двух десятков лежащих около моей тарелки приборов я знала назубок, так что с этим никаких проблем не возникало. Но в высшем свете проявлять здоровый аппетит всегда почему-то считалось низким, недостойным благородной дамы делом. Поэтому пришлось с демонстративно наморщенным носом ковырять принесенный мне завтрак, в результате положив в рот чуть больше трех крошек. Однако здоровый организм храны, перенесшей накануне немало физических нагрузок, категорически отказался мириться со столь маленькой порцией и горестно возопил, требуя более уважительного отношения к своим потребностям и нуждам. Я ежеминутно боялась, как бы желудок, только раздразненный мизерным количеством еды, в голос не заявил о своих правах. То-то позора не оберусь!