47 отголосков тьмы (сборник) - Виталий Вавикин

Максим сразу понял, чего от него хотят. Большая часть речи преступника была лишней для его ушей. Его вербовали. Не было смысла отмалчиваться, шанс выбраться был, нельзя было его упускать.

– Вы что-то путаете. Конвоиры изначально не были больны. Мы шли на риск сознательно. Каждый из нас перед переходом на стимуляторы успел произвести здоровое потомство. Наши беды – плата за дальнейший прогресс человечества.

– Ты заговорил! Неужели препарат отпускает? – знахарь улыбнулся. – Считаешь свою службу благородной? Это далеко не так! Сама история вашего ведомства порочна. Ты знаешь истинную причину создания службы поиска и конвоя?

– Мне это преподавали в учебном центре.

– Сомневаюсь! Ты никогда не задумывался, зачем, имея хорошо оснащенную армию, создавать отряды заведомо обреченных солдат?

– Наша служба более эффективна, чем армия.

– Разве? Чтобы уничтожать разрозненные отряды изгнанников, не нужно иметь сверхчеловеческие способности. Для этого достаточно направить к ним спецназ. Но ведь должна же быть логика в вашем существовании! Ты помнишь, кто был первым конвоиром?

– Антон Дубровский, сын нашего лидера.

– Да, а я в свое время был личным врачом семьи Дубровских. Моя безупречная репутация не давала повода усомниться в моей надежности. Я один знаю тайну Петра Дубровского. Его сын был неизлечимо болен с рождения. Порок сердца. По закону он должен был быть изгнан в Африку. Но диктатор не мог этого позволить. Это бросило бы тень на него самого. Поэтому в секретных лабораториях был разработан препарат, компенсирующий недостатки сердечного здоровья человека. Именно он и послужил основой для вашего стимулятора. Но рано или поздно стимулятор убивал того, кто его принимал. За короткое время он вызывал необратимые сердечные процессы. Принимающий переставал быть здоровым индивидом. Многим это было понятно сразу, и никаких вопросов по поводу исходного состояния солдата не возникало. Проблемы с сердцем являлись закономерностью.

– Это ничего не меняет. Был найден простой выход из положения. Появилась возможность использовать потенциального врага в своих целях.

– Хорошо, можно спросить? Ты родился здоровым?

– Да.

– Получается, не было необходимости сажать тебя на препарат.

– Я пошел на это добровольно.

– Естественно! Добровольность стала частью системы. Тебя убедили, что ты берешь на себя почетную роль. А на деле Дубровский обрек на смерть многих тебе подобных, чтобы сохранить тайну своего сына. Он обеспечил систему избыточной долей расходного материала, которым можно пренебречь. Борясь с патологиями, он сам плодил больных людей, – Порохов улыбнулся, он был доволен той логической конструкцией, которую смог выстроить перед пленником.

Максим не спешил обрадовать знахаря своим удивлением. Он никогда не задумывался над тем, зачем была создана его служба, да это было и не важно. Главное, что конвоиры могли обеспечить достойную жизнь своим детям. Без этих преимуществ Максим обрек бы сына на бедность. Долгое время опальный журналист вообще не мог найти работу. Гордость не позволяла идти в чернорабочие, а копившаяся злость могла утонуть только в алкоголе. У него не было выбора, ему пришлось пойти в конвой.

Порохов заметил, что пленник равнодушен к его доводам, что немало расстроило его. Он постепенно начинал злиться, и оттого речь становилась все более эмоциональной.

– У тебя же есть ребенок?! Ты давно его видел?

– Он живет на попечении государства.

– Да, и тебе запрещают с ним видеться. А знаешь почему: ты больной, и не только сердцем. Стимуляторы расшатали твою психику. Ты много спишь? Думаю, нет. Пару часов в день, да и то не спишь, а будто сознание теряешь. Ты не видишь снов. Да ты и не человек в полном смысле этого слова.

– Это не имеет значения, я сделал для сына все.

– Что – все, отобрал у него отца? Или нет, отобрал не ты, а Дубровский.

Максим улыбнулся, он видел, что Порохов выходит из себя. Только этого он и ждал. Теперь он должен допустить ошибку, нужно только ждать.

– Значит, Дубровский диктатор и преступник, – Максим смотрел в глаза знахарю, взгляд которого потерял свою пристальность. – Вы при этом представляетесь святым борцом за счастье людей?! Но основным вашим преступлением является кража человеческих органов. Вы режете здоровых, спасая больных. Сколько людей обрекли вы? Думаю, не меньше Дубровского.

Порохов замялся, он явно ожидал меньшего сопротивления от конвоира. Бросив напоследок, что придет позже, он удалился. Максим не смог удержать его на близком расстоянии. Он упустил шанс, который может больше не представиться.

Максим не спал. Он не отрываясь смотрел в потолок и покорно ждал, пока действие стимулятора прекратится. Недостаток движения продлевал действие препарата и давал надежду на спасение. Весь запас стимулятора у него изъяли, оставалось лишь две капсулы, о которых они не могли знать. Препарат был вшит в мягкие ткани, но достать его возможности не было. Нужен был любой острый инструмент, но в камере не было ничего подобного. Поэтому когда решетку, наконец, откроют, у него будет крайне мало времени на действия.

Неожиданно тишину потряс истерический женский крик. Затем поднялся такой шум, будто рядом пробегало стадо гигантских муравьев. Максим напрягал слух, чтобы разобрать хоть что из нечленораздельных криков, доносящихся снаружи. Звуков перестрелки не было, не похоже было и на шумы борьбы. Что же происходило? Отчетливо слышался только грохот и редкие короткие команды. В конце концов в коридорчик перед решеткой вбежал Порохов. Он был весь в поту, лицо измазано в саже, в глазах полопались сосуды.

– У тебя есть шанс, – с ходу закричал он. – Наш бункер горит, там люди – помоги, и мы отпустим тебя.

– У меня мало времени, препарат отпускает.

– Значит, нужно действовать быстрее. Это в твоих интересах.

– Хорошо, я могу попробовать.

– Только помни, агент, у нас хватит сил совладать с тобой.

– Я это уже понимаю.

Порохов открыл решетку, и Максим спокойной походкой вышел.

– Быстрее, мало времени, – заорал знахарь.

Они спешно вышли из полуразрушенного здания и спустились в низину, из которой валил едкий черный дым. Бункер представлял собой подвал, вход в который находился на поверхности земли. Верхнюю балку дверного проема, явно из последних сил, удерживал от падения мускулистый мужчина. Судя по тому, что он продолжал выдерживать сильнейшее давление, это и был конвоир-перебежчик, так обидно доставший Максима.

Решение пришло незамедлительно – Максим увидел лежащее недалеко бревно и рванулся к нему. Чувствуя, что сил осталось немного, он, как мог быстро, потащил массивную деревягу к подвалу. Пристроив бревно как подпорку рядом с опальным конвоиром, Максим сам что было сил уперся в балку.

– Держи, я помогу вытащить детей, – крикнул ему на ухо предатель и скрылся в подвальном дыму.

Максим подождал несколько секунд, а затем ударом ноги вышиб бревно из-под балки. Козырек входа обрушился, отрезав путь отступления пленникам горящего бункера. Голова агента кружилась, напрягая зрение, он рыскал взглядом по земле. На глаза ему попалась острая арматурина, годившаяся для дела. Максим быстро вспорол себе ягодицу и вытащил окровавленные капсулы. Не теряя времени, он откусил горлышко одной из них и проглотил содержимое. Через несколько секунд начался привычный прилив сил, агент пришел в норму.

– Что ты наделал?! – растрепанный знахарь быстро приближался к бункеру. – Чертов кретин! – Порохов потянулся к кобуре с пистолетом.

Максим легко преодолел разделявшее их расстояние и мощным ударом отправил преступника в нокаут.

Неофициальная граница внутреннего Берлина была уже совсем близко, Максим, не торопясь, вел фордовский фургон, совсем недавно принадлежавший группе повстанцев. Ребенок, кричавший всю дорогу от сгоревшего бункера, наконец успокоился. Опасность миновала, изгнанники никогда не подходили так близко к владениям Конфедерации. Можно было расслабиться, если это вообще было возможно под действием стимулятора.

– Бессовестные сатрапы! – стонал знахарь на заднем сидении. – У вас вообще не осталось ничего человеческого! Там же были дети! Да что я говорю, ты был самим собой. Только вот те, за кого ты сражаешься, хотели тебя списать.

Максим поднял бровь и посмотрел в зеркало заднего вида, давая понять, что знахарь может продолжить.

– Тебе приказали отвезти меня в Берлин. Не странно ли? Думаешь, хотели сбить моих людей с толку? Нет! Они хотели, чтобы мы сгинули в одной из «неспокойных» зон. Нельзя допустить, чтобы я слишком разговорился, это может подвигнуть людей к невеселым размышлениям. А вот если мы с тобой погибнем – ты героически, а я позорно, – то можно будет сказать, что я погиб от рук собственных подопечных. Красиво бы это звучало: здоровый помогал неполноценным и погиб из-за их природной неблагодарности.