Дорога в Сарантий - Гай Гэвриел Кей

— Он твой, — ответил император после короткого, тяжелого молчания. — Можно подарить то, чем владеешь.

Конечно, это было правдой. Но чем человек действительно владеет, если жизнь, если любовь можно отнять и отдать тьме? Разве ВСЕ это не является только займом, арендой, столь же преходящим, как свеча?

Здесь не место и сейчас не время для этого.

Криспин набрал в грудь воздуха, выталкивая себя из теней к ясности. И сказал, понимая, что, вероятно, совершает еще одну ошибку:

— Тогда я счел бы за честь, если бы госпожа Стилиана приняла его от меня. Я бы даже не получил возможности изложить здесь решение этой трудной задачи, если бы она не оценила так высоко мои качества. И боюсь, мои слишком откровенные высказывания ранее огорчили коллегу-художника, которого она ценит. Возможно, этот подарок поможет загладить мою вину? — Он чувствовал на себе взгляд стоящего рядом возничего, у которого отвисла челюсть, слышал ропот изумления среди придворных.

— Благородные слова! — воскликнул Фастин со стороны двух тронов.

Криспину пришло в голову, что начальник канцелярии, под властью которого находятся все гражданские службы, вероятно, не особенно проницательный человек. Ему также одновременно пришло в голову — когда он заметил задумчивое выражение лица Гезия и неожиданно лукавое, хитрое выражение лица императора, — что это, возможно, не случайно.

Он кивнул слуге, одетому в блестящие серебряные одежды, и тот отнес подушечку золотоволосой госпоже, стоящей возле тронов. Криспин видел, что стратиг рядом со Стилианой Далейной улыбается, но сама она побледнела. Это и в самом деле могло оказаться ошибкой; здесь он не мог доверять своим инстинктам.

Тем не менее она протянула руку, взяла кольцо с рубином и держала его на раскрытой ладони. У нее не было выбора. Каким бы изысканным ни был этот камень, рядом с потрясающей жемчужиной на ее шее он казался почти безделушкой. Она была дочерью самого богатого семейства Империи. Даже Криспин это знал. Ей нужен этот рубин, как Криспину… кубок вина.

«Неудачная аналогия», — подумал он. Ему и в самом деле нужен кубок вина, просто необходим.

Стилиана Далейна долгое мгновение смотрела на него через пространство зала, само совершенство, полное ледяного самообладания, а потом сказала:

— Ты, в свою очередь, оказываешь мне слишком большую честь, и такой щедростью делаешь честь памяти Империи Родиаса. Благодарю тебя. — Она не улыбнулась. Сомкнула длинные пальцы и сжала в ладони рубин.

Криспин поклонился.

— Должна заметить, — жалобным голосом вмешалась императрица Сарантия, — что я сейчас в таком отчаянии — просто слов не хватает. Ведь и я тоже заставляла тебя высказаться, родианин. Не так ли? Разве я не остановила нашего любимого Скортия, чтобы дать тебе возможность показать свой ум? А какой подарок ты сделаешь мне, смею спросить?

— А, ты жестока, любовь моя, — сказал сидящий рядом с ней император. Он снова казался веселым.

— Меня жестоко обидели и мною пренебрегли, — возразила его жена.

Криспин с трудом глотнул.

— Я готов служить императрице во всем, что в моих силах для нее сделать.

— Хорошо! — ответила Аликсана Сарантийская, ее голос звучал резко, изменившись в одно мгновение, словно именно это она и хотела услышать. — Очень хорошо. Гезий, прикажи проводить родианина ко мне в комнаты. Я желаю обсудить с ним мозаики прежде, чем лечь спать.

Снова шорох и движение среди придворных. Свет фонарей заколебался. Криспин увидел, как человек с впалыми щеками рядом со стратигом вдруг поджал губы. Император, все еще веселясь, заметил только:

— Я вызвал его для работы в святилище, дорогая. Все другие посторонние дела должны быть отложены на последующее время.

— Я не посторонняя, — ответила императрица Сарантия, выгибая свои великолепные брови дугой.

Однако она при этом улыбнулась, и смех пронесся по тронному залу, словно гончая, вслед за этой улыбкой. Валерий встал.

— Родианин, добро пожаловать в Сарантий. Ты появился среди нас не без шума. — Он поднял руку. Аликсана положила на нее свою руку, сверкающую кольцами, и поднялась. Они вместе ждали, пока придворные опускались на колени. Затем повернулись и вышли из зала через одностворчатую дверь, которую заметил Криспин позади тронов.

Выпрямившись, а затем снова поднявшись на ноги, он на мгновение прикрыл глаза, выбитый из колеи стремительностью событий. Он чувствовал себя, как человек в несущейся колеснице, которой он совсем не умеет управлять.

Когда он снова открыл глаза, то увидел, что на него смотрит настоящий возничий, Скортий.

— Будь очень осторожен, — тихо прошептал сориец. — Со всеми ними.

— Как? — успел спросить Криспин, и тут старый, тощий канцлер налетел на него, как на приз. Гезий положил тонкие пальцы на плечо Криспина жестом собственника и плавно повел его из зала, по мозаике с изображением императорской охоты, мимо серебряных деревьев и осыпанных драгоценными камнями птиц на их ветках и мимо жадных взоров разряженных в шелк сарантийских царедворцев.

Когда он снова вышел через серебряные двери в приемную, кто-то за его спиной три раза громко хлопнул в ладоши, и тогда, сквозь гул возобновившейся беседы и утомленного поздним временем смеха, Криспин услышал, как запели механические птицы императора.

Глава 8

— Да сварит Джад этого ублюдка в его собственном рыбном соусе! — тихо выругался Разик, чистя грязный горшок. — С таким же успехом мы могли стать Неспящими и заработать хотя бы милость бога за то, что не спим всю ночь!

Кирос, помешивающий длинной деревянной ложкой суп на огне, делал вид, что не слушает. Все равно в рыбном соусе ничего не варят. Струмос славится исключительно острым слухом, и ходят сплетни, будто однажды, много лет назад, эксцентричный повар бросил задремавшего поваренка в огромный железный котел, когда суп, оставленный в этом котле без присмотра, вскипел.

Кирос был совершенно уверен, что это сказки, но он сам видел, как толстый шеф-повар вонзил нож для резки овощей в стол на расстоянии пальца от руки помощника повара, который неаккуратно чистил лук-порей. Нож застрял, вибрируя, в доске стола. Помощник посмотрел на него, потом на свои пальцы в опасной близости от ножа и упал без чувств. «Бросьте его в колоду для коней», — приказал тогда Струмос. Искалеченная нога Кироса избавила его от необходимости исполнять эту повинность, но четверо других это сделали. Они вынесли бесчувственного повара из кухни и понесли вниз по ступеням портика. Тогда стояла зима, день был очень холодный и серый. Вода в колоде в конце двора покрылась льдом. Помощник повара сразу же пришел в себя, когда его туда бросили. Это было живописное зрелище.