Капитал. Происхождение семьи, частной собственности и государства. Манифест Коммунистической партии - Карл Маркс

быть такие отдельные участки земли, которые при данном уровне рыночных цен не приносят ренты, следовательно, фактически сдаются даром, но которые земельный собственник не считает такими, потому что он видит общую сумму ренты с земли, сдаваемой в аренду, а не особые ренты составляющих ее отдельных участков.

В-третьих, арендатор может затратить дополнительный капитал на прежний арендуемый участок, хотя при существующих рыночных ценах получаемый таким образом продукт доставляет ему лишь обычную прибыль, но не дает возможности платить дополнительную ренту. Таким образом, на одну часть капитала, вложенного в землю, он уплачивает земельную ренту, на другую – нет.

Однако все эти исключительные случаи не разрешают проблемы, которая в простой постановке такова: предположим, что рыночная цена хлеба (который в этом исследовании является для нас представителем продукта земли вообще) достаточна для того, чтобы поступили под возделывание части земли класса А и чтобы капитал, затраченный на эти новые поля, выручил цену производства продукта, т. е. возмещение капитала плюс средняя прибыль. Достаточно ли этого? Действительно ли можно в таком случае затратить этот капитал? Или же рыночная цена должна повыситься настолько, чтобы ренту приносила и наихудшая земля А?

В таком случае рента с земли А была бы не простым следствием повышения цены хлеба, а наоборот: то обстоятельство, что наихудшая земля должна приносить ренту для того, чтобы ее вообще позволили возделывать, было бы причиной повышения цены хлеба до такого пункта, на котором явится возможность осуществить это условие.

Дифференциальная рента имеет ту особенность, что земельная собственность здесь лишь просто улавливает ту добавочную прибыль, которую иначе захватил бы, и при известных обстоятельствах, пока не истечет срок его арендного договора, действительно захватывает арендатор. Земельная собственность в этом случае – причина лишь перенесения известной, возникающей без ее содействия части цены товара от одного лица к другому, от капиталиста к земельному собственнику. Но земельная собственность в этом случае – не причина, которой создается эта составная часть цены (или соответствующее повышение цены). Напротив, если наихудшая земля класса А не может возделываться – хотя возделывание ее принесло бы среднюю прибыль, – пока она не приносит известного избытка над этой средней прибылью, известной ренты, то земельная собственность является творческой причиной этого повышения цены. Сама земельная собственность создала ренту.

Если мы вообще говорим, что – предполагая регулирование хлебной цены ценой производства – земля класса А не уплачивает ренты, то мы имеем в виду ренту в строгом значении слова. Если фермер уплачивает арендную плату, представляющую вычет из нормальной ли заработной платы его рабочих или из его собственной нормальной средней прибыли, то он не уплачивает никакой ренты. Уже раньше мы отмечали, что на практике это встречается постоянно. Однако во всех этих случаях уплачивается отнюдь не действительная рента, хотя уплачивается арендная плата. А здесь мы должны исследовать как раз нормальный случай (для капиталистических отношений), когда рента и арендная плата совпадают. Еще меньше помогает нам здесь ссылка на колониальные отношения. Что делает колонию колонией – мы говорим здесь лишь о собственно земледельческих колониях, – так это не только масса плодородных земель, находящихся в естественном состоянии, а скорее то обстоятельство, что эти земли не присвоены, не превращены в земельную собственность. Именно это и проводит такое колоссальное различие между старыми землями и колониями, поскольку дело идет о земле: юридическое или фактическое отсутствие земельной собственности. При этом совершенно безразлично, присваивают ли колонисты землю просто себе, или же они под видом номинальной цены земли в действительности уплачивают государству всего лишь пошлину за приобретение юридического титула на землю. Безразлично также и то обстоятельство, что уже поселившиеся колонисты являются юридическими собственниками земли. Земельная собственность фактически не представляет здесь границы для приложения капитала, а также труда без капитала; захват части земли уже осевшими колонистами не исключает для новых пришельцев возможности превратить новую землю в сферу приложения их капитала или их труда. Поэтому, когда приходится исследовать, каким образом земельная собственность действует на цены продуктов земли и на ренту в тех случаях, когда эта собственность ограничивает землю как сферу для приложения капитала, было бы в высшей степени плоско ссылаться на свободные буржуазные колонии, где нет ни капиталистического способа производства в земледелии, ни соответствующей ему формы земельной собственности, которая вообще фактически здесь не существует.

Чисто юридическая собственность на землю не создает земельной ренты для собственника. Но, разумеется, она дает ему власть устранять свою землю от эксплуатации до тех пор, пока экономические отношения не сделают возможным такое использование ее, которое принесет ему известный излишек. Отсюда, как отметил уже Фурье, тот характерный факт, что во всех цивилизованных странах сравнительно значительная часть земли всегда устранена от возделывания.

Итак, предполагая такой случай, когда спрос требует обработки новых земель, скажем, менее плодородных, чем возделывавшиеся до того времени, – станет ли земельный собственник сдавать эти земли в аренду даром, потому что рыночная цена продукта земли поднялась достаточно высоко, так что затрата капитала на эту землю дает арендатору цену производства, а потому приносит обычную прибыль? Отнюдь нет. Он сдает в аренду лишь при том условии, если ему будет уплачиваться арендная плата. Следовательно, чтобы можно было уплачивать земельному собственнику ренту, рыночная цена должна подняться выше цены производства. Так как, согласно предположению, земельная собственность без сдачи в аренду ничего не приносит, то небольшого повышения рыночной цены над ценой производства достаточно для того, чтобы двинуть на рынок новую землю наихудшего сорта.

Теперь встает такой вопрос: из того, что наихудшая земля приносит земельную ренту, которая не может быть выведена из различия плодородия, не следует ли, что цена продукта земли необходимо является монопольной ценой в обычном значении слова, или ценой, в состав которой входит рента в такой же форме, как налог, с той только разницей, что этот налог взимает земельный собственник, а не государство? Речь идет о том, входит ли рента, уплачиваемая наихудшей землей, в цену ее продукта, которая, согласно предположению, регулирует общую рыночную цену, – входит ли она таким же образом, как налог в цену товара, обложенного им, т. е. как элемент, независимый от стоимости этого товара.

Мы видели, что цена производства известного товара отнюдь не тождественна с его стоимостью, что, наоборот, цена производства известного товара может быть выше или ниже его стоимости и лишь в виде исключения совпадает с его стоимостью. Поэтому тот факт, что продукты земли продаются выше их цены производства, отнюдь еще не доказывает, что они продаются выше их стоимости; возможно, что земледельческие продукты продаются выше их цены производства